Портрет Ласточки

– Всеотцом?.. – переспросил сам ректор. Седые брови приподнялись и скрылись под полой капюшона. – Значит, твои слова – это не сиюминутный каприз, Ласточка действительно сделала выбор и решила вернуться в гнездо?

– Ласточка выучила последний урок.

Молчание прервали грузные шаги укутанного в меховую накидку, как медведь, извозчика. Он произнёс необычайно весёлым для акадари голосом с лёгким акцентом:

– Атессира чародейка, пока не началась пурга, лучше двинуться в дорогу сейчас. Я погружу ваши сумки на сани, и мы стремглав помчимся за уходящим солнцем!.. Пусть здесь солнца и не видать!

– Конечно, – через силу улыбнулась она, – я готова отбыть.

Когда медведь погрузил на плечи все сумки, вернулся полурослик. Он сказал:

– Ох уж эти лодвинге... Я сначала и не понял, что он из переселенцев с юга, то-то он говорливый такой! А что здесь происходит?..

– Я уезжаю, Илес, – сказала она, взглянув в глаза архимага и наставника. Те выглядели абсолютно равнодушными, но царящее между ними напряжение, казалось, висело на волоске. – Прощайте, мессир наставник, нессир архимаг, – последнее вызвало у Илеса скрытое удивление. – Надеюсь, вы не будете сжигать мои письма.

– Когда начинаются грозы, ласточки спасаются от снегов на юге, – процитировал её Паристо. – Я не держу на тебя зла, Ласточка. Лети, надеюсь, твой путь приведёт тебя к чему-то великому. Прощай.

– Прощай, девочка, – без улыбки сказал Кенциль. – Ты была не цветком, но блестящим самоцветом на короне, именуемой академией Белого Пергамента. Надеюсь, твоя магия будет защищать королевство Вайндуол.

Она обнялась с обоими, не чувствуя их ладоней на своей спине, и вышла прочь, сопровождаемая полуросликом. К двери как раз подъехали сани, запряжённые двумя сивками в попонах. На них изображались какие-то незнакомые цветы, и Ови сразу же вспомнила о гербовой печати на своём письме.

– Меня ждёт герцогство снежной розы, – произнесла она. – Прощай, любезный друг. Я буду слать тебе письма. В первом письме будет ответный адресат, не волнуйся, ты всегда сможешь написать мне.

– Жаль, что всё заканчивается именно так... Желаю всех благ, любезная Ласточка.

Друзья обнялись. Овроллия ещё раз напомнила об оставленных вещах, и Илес пообещал, что сообщит её друзьям. Девушка забралась в сани, подняла козырёк и улыбнулась провожающему. Когда архимаг и наставник вышли и встали по обе стороны от полурослика, она нашла в себе силы улыбнуться и им. Извозчик, взмахнув хлыстом, скомандовал лошадям:

– Поехали!

ЭПИЛОГ

После полудня, когда профессор Кенциль вёл факультативное занятие, по окнам яростно застучала непогода. Один из первокурсников, оставшихся на каникулы в стенах академии, указал куда-то под потолок, но преподаватель призвал его к порядку и стал рассказывать о предмете дальше.

Когда школяры разошлись, Кенциль уселся в лекторское кресло и взглянул на последние рисунки, которые вывел мелом на доске. Трансмутация одного камня в другой всегда нравилась детям, и сам профессор находил это простое, но нужное для мануфактур и производств дело в чём-то эстетическим и приносящим наслаждение.

По одному из окон вновь раздалась барабанная дробь. Профессор повернулся и обратил внимание, что непогоды за окном не было. Он подошёл к окну и, осмотрев внутренний двор академии, открыл ставни.

Над головой пронёсся ураганный вихрь, преподаватель даже не успел среагировать. Закрыв ставни, он повернулся и увидел на одном из столов иллюзорную птицу, напоминающую, однако, лишь тень красоты обитающей в подземелье ласточки.

– Профессор, вам письмо! – мелодично пропела причудливая птица, больше напоминающая сойку или сороку. Под её лапами был маленький кожаный свёрток, завязанный на узелок.

– Чудесное создание! – удивился Кенциль. – Неужели твоя хозяйка создала ещё одного фамильяра?..

Люминесцирующая голубым сойка не напоминала ласточку Овроллии не только внешним видом, но и поведением. Казалось, будто птица была начисто лишена интеллекта и не умела ничего, кроме исполнения воли творца.

– Что ж, наверное, мне стоит прочесть письмо, я прав? – спросил профессор.

Пернатая ничего не сказала и продолжала наблюдать за ним. Он размотал узелок, развернул кожу и достал свёрнутое пополам письмо. Почерк своей последней воспитанницы Кенциль не перепутал бы ни с чьим другим.

***

Достопочтенному профессору Кенцилю, преподавателю кафедры трансмутации материи

Весь путь от Квольцетара до порта Арцерле я размышляла. Прекрасный северный край очаровал меня с того момента, как я, будучи семилетней девочкой, взглянула на горизонт с борта корабля. Мы прибыли затемно, и полярное сияние во всей своей красе встретило меня и обернуло в свои объятья, как всякий отец накидывает плащ на дрожащее от холода дитя. Когда я попала к вам на первое занятие на первом курсе основного уровня, задолго до распределения по специальностям и факультетам, то и подумать не могла о том, что именно вы станете тем, кто проводит меня в жизнь. Тем, кто даст необходимые знания для того, чтобы сотворить и созерцать прекрасное. Тем, кто поможет мне очистить доброе имя от тех невзгод, в которые я впутывалась сама на протяжении последующих семи лет обучения.

Говорят, акадари повинуются голосу разума, тому, что диктует ваш высокий интеллект. Вы – народ прагматиков, творцов и консерваторов, и настоящий порядок, который провозглашён на гербах всех пятнадцати префектур золотыми весами, не терпит рядом с собой сумасбродства, новизны и свободы. Подчинение для вас – это жёсткий закон, и всё остальное вторично по отношению к нему. Ваша великая страна, сама академия, сами вы, профессор, – всё это огромный механизм, шестерня и масло, благодаря которому работает эта система. Я чувствовала, что под опекой ваших холодных взглядов не смогу найти себя, не смогу по-настоящему повзрослеть. Вы доживаете до двухсот лет, и видите мир по-другому, почти как бессмертные эльфы или ангелы. Я же остаюсь обычным человеком, и если Всеотец и Вари, его дочь, богиня магии и таинств, смилостивятся надо мной, то доживу до восьмидесяти.

Я не могла смотреть, как страдают мои близкие, и уверена, вы бы справедливо заметили, что в родном королевстве мне придётся вынести несравненно больше. Но то, что сотворят магия со всяким гением, обескураживает меня, заставляет бояться. Чем сильнее ты развиваешь своё волшебство, тем сильнее оно забирает тебя в свои объятья. Однако у всего есть предел. Мера необходимости. Жаль, что мастер Алериц, владелец завода големов Царвель и архимаг Паристо не поняли этого. Поняла я, и, да будут благословенны боги, вовремя. Та закулисная игра, которая ведётся столь гениальными людьми, чужда мне. Магия должна быть вне политики, но, к глубочайшему сожалению вашей верной воспитанницы, это правило распространяется не везде.

Диадема знаний – это величайшая ложь, с которой я столкнулась за годы обучения. Консерптон архимагов Акадар Фрадура и ему подобные объединения используют подобные артефакты как наживки, подманивая к себе молодых чародеев для использования их силы во имя своего блага. Я вывела теории, согласно которой ваш доминион будет жить не пока жива магия, а пока живы сильные и талантливые чародеи. Вы живёте долго не из-за вечной мерзлоты и летнего снега, а из-за поглощения своей молодёжи, конечно, не в буквальном смысле. Никогда правящие круги народа акадари вроде Консерптона архимагов не примут к себе мессиров и мессир. Прошу, не путайте это с дворянской преемственностью, которая вовсю существует в моём королевстве.