Портрет Ласточки

Друзья отправились без всякой конспирации в башню канцлера. Из двери как раз выходила полноватая миловидная полурослиха с рюкзаком, имя которой Ови позабыла. Кухарка окинула их скептичным взглядом и, не поприветствовав, прошла мимо. Канцлер вопросительно посмотрел на незваных гостей, однако по серьёзному выражению лица девушки понял, что с ней бесполезно спорить, и сказал:

– Молва о вашем подвиге достигла даже моих утонувших в страницах ушей. Прошу. Мессир полурослик, мы в прошлый раз не договорили кое о чём?.. Да, да, не кивайте. Атессира выпускница, я не буду следить за вами, вы и так знаете, где находится нужная вам запись.

Она кивнула писарю и поднялась наверх. На письменном столе взяла тот самый журнал посещений и на какое-то время задержалась на рисунках канцлера. Животные у него получались лучше магических артефактов, а тот самый симург, который привлёк ласточку, был достоин того, чтобы оказаться среди рисунков мозаичной галереи подземелья.

Нужную информацию нашла аккурат за несколько дней до совершения убийства и ввода в стенах академии комендантского часа. Однако пазл всё равно не складывался. Овроллия переписала интересующие себя строки в записную книжку и спустилась вниз. Полурослик и канцлер мирно беседовали об искусстве разливания чая, и девушка в сердцах подумала, что всякое искусство достойно восхищения. Поблагодарив писаря за приём, друзья покинули его башню.

Во дворе шёл медленный снег. Конец мая белым, мелко порезанным серпантином провожал академию к защите выпускных работ и последующим каникулам. Илес тяжело вздохнул и кивком указал подруге на мастеровых, которые вырывали доски из ворот во двор канцлера. Старшина Лёдериц и её офицер изрядно истратили заряды посохов юстициаров префектуры.

– Что же ты выяснила наверху? – спросил полурослик.

– Алериц обманул меня, и я не удивлена этому. Но эти даты отпечатались в моей голове на всю жизнь. Ох, пока я не забыла, скажи: куда пропала моя ласточка?

– Я оставил её у мозаики. Тогда, когда ты отправилась в логово злодея, мне показалось, будто между картиной и птицей существует какая-то связь, будто...

–...панно оживило её. Благодарю, друг. Нужно проведать её. Вы оставили клиновидный ключ, когда уходили?

Илес кивнул. Они с Овроллией отправились давно знакомым путём в подземелье, к мозаичной галерее.

Внизу всеми своими пёрышками и бушующей вокруг непогодой светилась картинная ласточка. Ови огляделась и поняла, что птицы здесь нет, однако не рискнула призывать её по новой. Девушка взялась перевязанной рукой за торчащий из картины ключ и фальшиво застонала от боли, приговаривая:

– Не могу... Пальцы чем-то смазали, сухожилиям всё ещё больно, когда сгибаю...

Друг молчаливо подошёл к клину и, спокойно дотягиваясь рукой, повернул его. Овроллия убрала притворство со своего лица и укоризненно взглянула на спутника. Он сказал:

– Мне никогда не побороть страх, любезная подруга...

Вдвоём они прошли в зал-лабораторию. Ничего не поменялось здесь с той поры, как девушка потеряла сознание. Внезапно, со стороны обесцветившегося века назад фиолетового гобелена, послышалось трепыхание крылышек. Ласточка выглядела абсолютно целой, хотя перья её живота и делила, словно пробор, прямая линия.

– Вернулась, хозяйка, – прощебетала пернатая. – Я изучаю бумаги безумца. Юстициары оставили здесь столько всего, что...

– Ответь мне, кто ты, – спокойно произнесла Овроллия, скрестив руки на груди. – Пусть Илес также будет в курсе.

Полурослик взял один из подсвечников люстры и принялся копаться в груде металла, под которыми узнавались полы рваной мантии и погасшие кристаллы.

– Когда я создавала тебя, то вложила часть своих мыслей, – продолжала чародейка. – Но я ощущала в тебе жизнь во время похода за границу... В тебе нет моего сознания. Возможно, раньше и было, но сейчас – кто-то другой обитает в этом иллюзорном тельце.

Ласточка села на пол и снизу вверх взглянула на хозяйку. Она уже не удивлялась осмысленному взгляду двух чёрных пуговиц.

– Я не осознаю себя, лишь понимаю, что нахожусь в чужом теле, – пропела та. – Мне знакомы память и чувства этого создания, но ум принадлежит только мне. Первое, что я помню, – это... грузное тело, на котором сидела.

– Ты поглотила душу стражника Борворка, – удивилась Овроллия. – И он не осознаёт, что раньше был человеком. Две частицы двух разных людей живут внутри одного крохотного тела, которое даже не обладает настоящей материей, а является осязаемым фантомом. Моё заклятье вышло из-под контроля...

Полурослик бросил железяку, взял птицу в одной руку и погладил её. Обернувшись к подруге, сказал:

– Не верю, что здесь смешались два существа. Хрупкая девушка и пухлый зрелый чародей.

– Это... полностью перечёркивает мои исследования... – Ови взяла птицу в руку и сразу же вернула Илесу. – Два разума, заключённые в одном теле... Требуются долгие исследования, но ни один здравомыслящий человек не отдаст какое-то разумное существо мне. Разум людей, осквернённых дурными помыслами, исключён. Значит, то, что произошло, – совпадение, а не результат долгих исследований... Я твёрдо решила, Илес. Надеюсь, ты будешь на моём выпуске и услышишь, что я скажу.

– Конечно, буду! – оживился он. – И Рибеса возьму! Но, любезная...

– Нужно заканчивать этот день. Прости, ласточка, за то, что случилось. Ты могла бы прожить человеческую жизнь, не осознавая себя. А вынуждена прислуживать взбалмошной чародейке.

Пернатая опустила голову, будто расстраиваясь словами хозяйки. Овроллия, как создательница, желала отпустить память об ушедшем, до чего не дошёл мастер Алериц.

Девушка прошла в центральную комнату, где за массивной ширмой увидела несколько коридоров и рукотворную сборочную платформу. На ней красовался стальной единорог в натуральный рост, и первой мыслью Ови было то, что такая махина бы не смогла выбраться из подземелья через узкие проходы. Голова голема, как и поведала ранее Лёдериц, покоилась от него отдельно, но все механизмы выглядели новыми, замасленными и заряженными.

– Самые талантливые люди зачастую становятся жертвами собственной гениальности... – произнесла чародейка.

– Слишком пристально смотришь на эту штуку, – пропела ласточка, на что хозяйка безукоризненно сказала:

– Ревнуешь?

Вскоре Овроллия обнаружила среди груды инструментов в одной из выемок заветную Диадему знаний. При взгляде на сапфир в золотой вставке Ови не чувствовала ничего. Только пустота, накатившая на неё ледяным потоком, пожелала смыть юный чародейский разум за борт с чужого корабля.

– Тут есть ещё один, если тебе интересно, – прощебетала птица, сидя на одном из каменных постаментов. Илес подошёл к ней и, порывшись в вещах Алерица, достал другой сапфир, чьи грани опутывала магия. Пернатая продолжала: – Он ненастоящий, симулякр, как всё в этом месте. Но аура магии у него сильная.

– Значит, всё сходится, – прошептала девушка. – Алерицу не было смысла отдавать сапфир своему компаньону. Он сам отправился к границе и... Ох, Илес, у тебя цепкие руки, поищи какой-нибудь инструмент, чтобы выковырять камень... Ласточка, у тебя будет особое задание, когда мы попадём в кабинет одного человека, ты сделаешь следующее...