Портрет моего мужа

Кирис покосился на Вельму, но той, кажется, было все равно.

— В наследство от папеньки ему достались верфи, правда, не в лучшем состоянии. За пару лет он сумел вывести полу разрушенные заводы в число лучших по королевству.

А это, знаешь, требует не только денег, но и мозгов с характером. Вот отец его… честно говоря, про него только и уда лось узнать, что имя, и что подавал когда-то надежды… подавал, подавал, но так и не подал. А мать — целительница не из последних, правда, от дел отошла давно. Но умные люди говорят, что бывших не бывает, и что не все целители — это милые леди, которые только и думают, что как бы другим помочь. Эйта Ирма написала пару трактатов по редким ядам. Для широкой публики, конечно, закрыты, но наши переиздают каждый год.

Капля все-таки сорвалась, благо не на брюки.

Конечно, пятно бы вывели, но во что бы это встало? Женщинам проще, чулки постирал и все.

— Да и сам род… в далекой перспективе не так прост.

Она подхватила розовую каплю мизинцем и отправила в рот.

— Родовое владение — остров Бейвир. Слышал?

Кирис покачал головой.

— Темнота… ты когда самообразованием займешься? — Вельма щелкнула по лбу. — А фамилия? Ильдисы?

Он вновь был вынужден признать свою несостоятельность, фамилий этих… небось, несколько сотен. И всяк чем-то да известен. Голова же у Кириса лишь одна.

И далеко не безразмерна. Он, конечно, сдал «Основы геральдики», но, говоря по правде, поставили исключительно из жалости. И еще потому как агентов с даром немного, вот и…

— Некроманты это.

— Так некромантов ведь не осталось.

Вельма закатила глаза.

— Иногда мне хочется тебя побить. Нельзя же быть на столько дремучим! Да, не осталось. Во всяком случае официально. Но кровь-то есть! И темные источники не иссякли. А их вокруг Бейвира без малого дюжина. И разной степени открытости.

Кирис нахмурился.

Нет, сами по себе темные источники особого вреда не причиняют, если, конечно, не поселиться рядом. Тогда да, будут и со здоровьем проблемы, и с психикой. Но где найти такого дурака, который рискнет поселиться рядом с…

— Именно, — кивнула Вельма. — Все-таки ты не безнадежен. Так вот, остров фактически в кольце находится. Некогда там было святилище Джара, из истинных, между прочим. И почему было? Осталось оно, правда, жертв больше никто не приносит…

Она замолчала и тихо добавила.

— Официально. Только вот если неофициально, люди порой пропадают.

— А…

— А заявление? — ответила она на непроизнесенный вопрос. — И вообще, для вмешательства в дела рода нужны веские причины. Они есть?

Кирис пожал плечами и пломбир в рот отправил. Пусть и большой кусок, и холодно, и явно идет в разрез с правилами приличия, зато меньше шансов, что этот пломбир просто на землю шлепнется. Жалко же.

— То-то и оно… Марун, конечно, не некромант, но… он слишком очарователен, чтобы это было правдой. Женщины его не просто любят, они для него звезду с неба достать готовы. А это ненормально.

Кирис только и смог, что кивнуть.

Женщины…

Он никогда их не понимал. Да и вообще… что странного в обожании эйта? Молодой, красивый и при деньгах. Не жадный, если верить отчетам. Как такого не любить?

— И все-таки, — Вельма вздохнула. — Ты слишком молод для такого дела… с другой стороны, кто станет опасаться наивного дурака?

Наверное, стоило бы обидеться, но…

Налетел ветер, поднял ворох опавшей листвы, закружил красно-желтым вихрем. И Вельма тоже закружилась, засмеялась, подняв руки, будто спеша завернуться в этот еще теплый, но уже осенний ветер.

Разве можно на такую обижаться?

Да и…

Он сам посмотрит.

И решит.

В конце концов, никто пока не требует закон нарушать. На это Кирис не пойдет даже ради начальства.

И вовсе он не дурак.

И даже не наивный.

ГЛАВА 7

Два года.

Я почти поверила, что в жизни моей, каковой бы она ни была, наступила стабильность.

Я привыкла и к платьям из местного тяжелого сукна, которое расшивали защитными узорами, — странное дело, но они, почти лишенные магии, прекрасно защищали ткань и от ветра, и от соленой воды. Привыкла к острову и к замку с его обитателями, которые больше не казались мне такими уж странными. К башне своей.

И работе.

К коротким волосам, поскольку выяснилось, что длинные накапливают на удивление много остаточной энергии, а уж та способна испортить любую заготовку.

В прежней моей жизни я не работала со сверхтонкими потоками, благо финансирование позволяло не экономить на проводниках. А здесь…

Волосы впервые я обрезала на Сайман, и сала Терес счел их годной жертвой. Мы вместе стояли над костром, который разложили на древнем алтаре, и я смотрела, как пламя окрашивается зеленью, предрекая мне счастье в личной жизни.

Местным это пришлось по душе.

С ними я тоже свыклась, что с грубыми на вид рыбаками, из которых лишнего слова не вытащишь, полагаю, отчасти потому, что живы были в их памяти времена, когда выходили они не только на рыбью охоту; что с женщинами их. Те тоже не отличались разговорчивостью. Они, казалось, появлялись на свет с темною кожей и выгоревшими, почти белыми волосами. В столице, верно, это сочли бы уродливым, но здесь…

Здесь все было немного иначе.

А потом вновь появился Мар.

Едва завидев незнакомый цеппелин — тонкий, с виду хрупкий, будто из стекла отлитый, — я поняла, что прибыл он по мою душу. И отложила заготовку.

Сняла фартук.

Вытерла ветошью руки. Анатор гасить не стала, не хватало еще ради Мара испортить заготовку, на которую ушло почти семь унций алюминия.

Я провела ладонью по коротким — здесь такие и мужчины не носят — волосам и даже заглянула в зеркало, убеждаясь, что остров коснулся меня. Кожа потемнела, то ли от загара, то ли от веснушек, губы потрескались, а брови стали ярко-рыжими.

Ветер… ветра здесь дуют круглый год.

Я поднялась на башню и смотрела, как кружит чужак, пытаясь найти точку опоры. Для местных ветров он был слишком легким, а лоцман, не знакомый с течениями, не справлялся, и цеппелин то и дело относило в сторону сизо-лиловых скал. Они были недостаточно высоки, чтобы дотянуться до гондолы, но выглядели довольно угрожающими.

Я помню.

— Ишь, — сала Терес дернул себя за бороду. — Выплясывает, чтоб ему…

Он хотел добавить пару слов покрепче, но лишь покосился на меня с упреком, будто бы я виновата, что воспитание мешает ему выругаться.