Поручик из Варшавы 2

А ещё кто-то у гитлеровцев смог прихватить с собой пару ручных пулемётов, которые и били длинными очередями по танкам, облепленным танковым десантом и грузовикам с ранеными.

Нет, два ручных пулемёта и с полсотни солдат с лёгким пехотным оружием (карабинами) — это не та сила, что может остановить пусть и небольшой, но всё-таки танковый отряд, но крови, эти немцы попили нам немало! Аж троих пехотинцев с брони смели, не оставив тем никаких шансов.

Прощать такую дерзость никто не собирался, поэтому, несколько длинных очередей из спаренных танковых пулемётов и с пару десятков 37-мм осколочно-фугасных снарядов, всё-таки заставили немцев прижаться к земле.

А в этот самый момент, другие пехотинцы, воспользовавшись организовавшейся заминкой, уже начали погрузку в кузов одного из грузовиков тел погибших в бою товарищей.

Наконец, когда все вновь были готовы, мы продолжили движение.

Пять километров прошли на максимальной скорости без проблем, как-то «походя» разгромив небольшой обоз гитлеровцев из пяти груженых гужевых повозок.

Если честно, мне очень хотелось дать команду на остановку, чтобы собрать трофеи и изучить груз немецких тыловиков, вот только делать этого было нельзя — каждая минута задержки могла стоить жизней наших боевых товарищей. Поэтому, скрепя сердцем, я отдал команду ускорить движение.

Вообще, в своё время, советский лётчик-ас, Трижды Герой Советского Союза, Александр Иванович Покрышкин вывел (или только выведет?) формулу победы советских ВВС в годы Великой Отечественной Войны: высота — скорость — маневр — огонь.

Говорил ли кто-то что-то подобное про танковые войска? Не уверен. Поэтому скажу я. Может быть не так лаконично и ёмко, как великий лётчик страны советов, но от души: броня — скорость — натиск — огонь. Именно по такому принципу я и планировал вывести своих людей из ситуации, в которой мы оказались.

По дороге мы пересекли сначала одно, а потом и второе неубранное поле. Потом, свернув на перекрёстке, замечаем небольшую колонну из двух трёхосных грузовиков чехословацкого производства, двигавшихся нам навстречу. Судя по серо-металлическому цвету автомобилей и разложенному на капоте одной из машин красном флаге с «каракатицей» на белом фоне — немцы.

Короткая команда в танковое переговорное устройство, и, почти десятитонная машина застывает как вкопанная.

Плавное движение рукой, и, башня, слегка развернувшись, наводит орудие на головной грузовик. Плавное нажатие на спуск. Лязг затвора, в гильзоулавливатель летит стрелянная гильза, а в нос бьёт запах сгоревшего пороха.

Следом, заряжающий, тут же заряжает малокалиберный тридцатисемимиллиметровый осколочный снаряд. Очередное нажатие на спуск, и, новый снаряд летит в сторону противника.

В хорошую оптику прицела было хорошо видно, как снаряды кромсают кабину головного грузовика. Также было видно, как шедшие следом за моей машиной танки, развернувшиеся в боевые порядки, посылали по противнику снаряд за снарядом.

Никакого руководства боем нет. Каждый делает то, чему учился в последние предвоенные месяцы. Мне только и остается, что делать поправки и жать на спуск — руки, натренированные за последние дни, действуют в отрыве от головы, что называется, на автомате. Сделав пять или шесть выстрелов, замечаю небольшой белый кружок с красным крестом, наспех намалёванный краской на лобовом стекле дальнего от нас грузовика.

Осознав, что у меня в прицеле оказываются грузовики с ранеными, переключив рацию на передачу, собираюсь отдать команду о прекращении огня, но… не успеваю. В оптику танкового прицела хорошо видно, как после одного из выстрелов с польской стороны, санитарный грузовик резко вспыхивает и в считанные секунды превращается в весело горящий и дымно чадящий костер.

Почему загорелся грузовик с символикой красного креста? Не знаю… Да и не до этого мне было в тот момент!

К горлу тут же подкатывает какой-то не то сгусток, не то, ком. Виски, после осознания произошедшего, нещадно начинает ломить. Ещё и горло пересохло. Прежде, чем мне удается произнести хоть слово, оставшиеся четыре танка, чьи наводчики (они же — командиры), не знавшие, что ведут огонь по санитарному транспорту, успели сделать ещё по паре выстрелов.

— Прекратить огонь! Всем прекратить огонь! — Раненым медведем кричу в рацию, наблюдая через танковый прицел, как полыхает грузовик с эмблемой «красного креста».

Невыносимо захотелось завыть. Лишь каким-то невероятным усилием воли заставляю себя закрыть рот и перевести дух. В голове тут же начинает клубиться целый рой мыслей:

«Я убил некомбатантов…», «Чем я лучше нацистов?!», «Как мне теперь с этим жить?!» …

Вопросов в голове было так много, что я не сразу услышал запрос одного из командиров танков в наушниках радиостанции:

— …Продолжить движение? …

Каким-то краем сознания понимаю, что, если мы сейчас остановимся — тут же все и останемся. Нужно действовать. Неважно как, но действовать!

Переключив радиостанцию на передачу, отдаю команду в миг осипшим голосом:

— Всем. Продолжить движение!

Взревев двигателями, танки двинулись вперёд.

Пока что нам откровенно везло — у противника не было ни одного противотанкового орудия или противотанкового ружья. Тех же, трофейных польских. Вот уверен я, что немцы — неглупые вояки, и, при первой же возможности постараются усилить огневую мощь своих подразделений всем, что только может стрелять.

Пока размышлял об опыте и запасливости германских офицеров, танки и грузовики с ранеными оказались у небольшого защитного лесного насаждения, или, проще говоря, у небольшой лесополосы.

Вариантов было два: пойти по дороге и рвануть дальше, навстречу неизвестному польскому подразделению, или, сначала провести разведку.

По уму — нужно провести разведку, как и требуют различные наставления и уставы всех армий мира. Идти вперёд, неизвестно куда — глупая затея, что весьма логично. Вот только логично это в мирное время или в составе действующей армии. Под моим командованием же, не то рейдовое подразделение, не то окруженцы… В общем — стандартные правила работать вряд ли будут. Поэтому и не стал заморачиваться.

Колонна быстро проскочила лесополосу, и, перед поляками (танкистами и пехотинцами) открылась занятная картина.

Представьте себе обычную просёлочную дорогу, идущую через поле.

Представили?

А теперь представьте себе, что на этом поле расположились люди. Много людей. Причём не просто люди, а солдаты. Солдаты вражеской армии. Представили? Получилось?

Тогда усложним задачу!

Сможете представить моё лицо, когда я осознал, что волей случая мы наткнулись на полевой германский штаб?!

Почему именно штаб?

Ну, первое, что бросилось в глаза — несколько десятков повозок, запряженных лошадьми. А в поле, на ровном участке — столы. Небольшие такие, складные. И на некоторых из них, судя по всему, расположено радиооборудование. Во всяком случае, пару «коробок» радиостанций с длинными антеннами, установленными на самодельные «штыри», со склонившимися над ними связистами, я заметил.

А может и не штаб, а обычный полевой радиоузел?

Да какая разница?

Короткая команда, и, застывшие на несколько секунд танки, открыли шквальный артиллерийско-пулеметный огонь по противнику!