Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]
Шрифт:
— Какъ! прервалъ судья:- это маіоръ Эффингамъ, котораго считали пропавшимъ?
— Да, это онъ! возразилъ молодой человкъ, смотря на судью своимъ испытующимъ взоромъ.
— A вы, вы? продолжалъ съ запинкой судья.
— Я? Я внукъ его.
За этими словами послдовало глубокое молчаніе. Наконецъ, судья поднялъ голову, схватилъ руку юноши и, заливаясь слезами, сказалъ съ чувствомъ:
— Оливеръ, я прощаю теб всю рзкость твою, все неудовольствіе, но не прощаю теб того, что ты оставлялъ въ нужд этого бднаго старца, когда мой домъ и все мое имущество къ его услугамъ.
— Онъ крпокъ какъ сталь! воскликнулъ старый маіоръ: — разв я не говорилъ теб, что Мармадукъ Темпль не покинетъ друга въ несчастіи.
— Да, сознаюсь,
— Вы говорите о вашемъ отц! Живъ онъ еще? Я слышалъ, будто онъ понесъ несчастье на своемъ пакетбот? возразилъ Мармадукъ.
— Вы слышали правду. Онъ оставилъ меня въ Америк бднымъ, чтобы добиться отъ англійскаго правительства за потери свои вознагражденія, которое и получилъ въ Лондон. Посл долгаго отсутствія онъ вернулся ко мн и моему дду и хотлъ взять насъ съ собою въ Вестъ-Индію, гд ему предложено было мсто градоначальника.
— A что дальше? живо спросилъ Мармадукъ. Я и тебя считалъ въ несчастіи.
Молодой человкъ указалъ на окружавшую толпу и далъ этимъ понять, что не можетъ продолжать въ присутствіи ея. Немедленно пришедшіе зрители отпущены были судьею, a Ричарда онъ попросилъ тотчасъ прислать наверхъ экипажъ. Затмъ Мармадукъ снова обратился къ Эдвардсу и спросилъ:
— Не лучше ли было бы, сынъ мой, унести твоего дда съ открытаго воздуха, пока прідетъ карета?
— О, нтъ, возразилъ молодой человкъ, онъ привыкъ къ свжему воздуху и потому я не знаю, могу ли и долженъ ли я дозволить, чтобъ онъ отправился въ домъ вашъ.
— Суди объ этомъ по собственному усмотрнію, сказалъ Темпль. — Какъ теб извстно, отецъ твой былъ другомъ моей юности и доврилъ мн свое имущество. Онъ имлъ ко мн столько доврія, что и не принялъ отъ меня расписки. Слыхалъ ты объ этомъ?
— Да слышалъ, отвчалъ Эдвардсъ или, скоре, Эдвардсъ Эффингамъ, какъ слдуетъ называть его съ этихъ поръ.
— Хорошо, продолжалъ Мармадукъ. — Отецъ твой и я имли различные взгляды на тогдашнее положеніе Америки. Если побда оставалась за американцами, то никто ничего не зналъ о своей будущности, и я имлъ случай оправдать довріе твоего отца; если напротивъ англичане оставались господами въ стран, то не могло представиться затрудненій возвратить имущество такому храброму и врному подданному, какъ маіоръ Эффингамъ. Понимаешь?
— Конечно, но что же дале? отвчалъ молодой человкъ съ остаткомъ недоврія.
— Благопріятный для американцевъ исходъ борьбы извстенъ всмъ. Отецъ твой долженъ былъ бжать, и вс помстья его сдлались собственностію государства. Я купилъ ихъ, но только съ намреніемъ сохранять ихъ для законнаго владтеля. Теб не можетъ быть безъизвстно, что непосредственно посл войны я посылалъ отцу твоему большія суммы денегъ?
— Да, вы длали это, пока…
— Пока письма мои не стали возвращаться нераспечатанными. Отецъ твой счелъ меня обманщикомъ и поступилъ необдуманно и слишкомъ торопливо. Быть можетъ, была и моя вина; но, конечно, для меня послужило горькимъ испытаніемъ, что человкъ, котораго я любилъ боле всего на свт, думалъ обо мн дурно въ теченіе семи лтъ, единственно чтобъ оставить мн возможность честнаго возврата всего въ извстное время. Еслибъ, впрочемъ, отецъ твой прочиталъ мои послднія письма, то онъ довольно рано узналъ бы всю правду. Тмъ не мене, онъ умеръ раньше, чмъ узналъ все, ибо я послалъ въ Англію нарочнаго, который долженъ былъ объяснить ему настоящее положеніе длъ. Онъ умеръ моимъ другомъ, a я считалъ тебя также въ несчастіи. Еслибъ онъ прожилъ еще немного, то я передалъ бы ему вс помстья, считавшіяся моими. Ране я не смлъ этого сдлать, ибо американское правительство воспротивилось бы тому.
— A почему?
— Потому, что отецъ твой былъ извстенъ какъ приверженецъ англичанъ. Этого основанія
было достаточно, чтобъ разстроить всякіе подобные планы. Но что же было съ тобой посл смерти твоего отца?— Я съ ддомъ отправился сюда, чтобы, по крайней мр, жить вблизи тхъ земель, которые могъ считать своими. Въ первый же день моего прибытія я познакомился съ Кожанымъ-Чулкомъ, который одно время сражался подъ знаменами моего дда; я сообщилъ ему мое затруднительное положеніе и принятъ былъ въ его хижину. Имущества y меня не было; a чтобъ поддержать жизнь моего дда, я купилъ на послднія деньги ружье, сдлалъ себ грубую одежду и, подъ руководствомъ Натти, сдлался охотникомъ. Остальное вы знаете.
— Но зачмъ же ты откровенно не сказалъ мн всего? спросилъ Мармадукъ съ упрекомъ:- Я съ радостію принялъ бы тебя и передалъ бы теб доходы всего помстья.
— Я имлъ къ вамъ слишкомъ много недоврія и приписывалъ вамъ дурныя намренія, возразилъ Эдуардъ. — При томъ же y меня было слишкомъ много гордости, чтобъ обнаружить наше несчастіе.
Разговоръ продолжался до тхъ поръ, пока пріхала заказанная карета. Въ это время нерасположеніе Эдвардса къ судь уже значительно ослабло, и онъ не могъ ничего возразить противъ того, чтобъ ддъ его перевезенъ былъ въ домъ Темпля. Слабый старикъ безъ сопротивленія позволилъ длать съ собою все и остальные послдовали за нимъ въ господскій домъ, гд Натти занялъ мсто возл него, пока Эдвардсъ послдовалъ за судьей въ его рабочую комнату, гд послдній окончательно убдилъ его въ своей невинности, давъ ему прочитать свое завщаніе. Оно ясно, положительно и твердо упоминало о его связи съ полковникомъ Эффингамомъ, отцомъ Эдвардса, излагало сущность этой связи и обстоятельства, раздлившія обоихъ друзей. Потомъ означены были подробно т суммы, которыя Эффингамъ доврилъ своему другу, и наконецъ была статья, опредлявшая равный раздлъ всего оставленнаго. Одна часть по смерти судьи должна была перейти къ его дочери, a другая къ Эдвардсу и его потомкамъ. Пока молодой человкъ читалъ это несомннное доказательство честности Мармадука и глаза его наполнились слезами, омраченный взглядъ его все еще смотрлъ на бумагу, когда нжный голосъ спросилъ его:
— Вы все еще сомнваетесь въ насъ, господинъ Эдвардсъ?
— Въ васъ, Елиза, я никогда не сомнвался, отвчалъ онъ, подымаясь и съ чувствомъ взявъ за руку молодую двушку. — Вра моя въ васъ не колебалась ни одной минуты. Я убжденъ, что вы не знаете ничего о моихъ правахъ.
— A отецъ мой?
— Богъ да благословитъ его! Да проститъ онъ мн мое оскорбительное и безосновательное недовріе.
Сердечное объятіе судьи убдило молодаго человка, что ему простили то, что онъ сдлалъ по ошибк, и вс, вполн счастливые, вернулись къ старому, сдому дду Эффингаму.
Глава тринадцатая
Прошло нсколько мсяцевъ, въ теченіе коихъ произошло нсколько важныхъ событій, о которыхъ мы не должны умолчать. Два важнйшія изъ нихъ были кончина маіора Эффингама и бракъ Оливера и Елисаветы. Послдній совершился въ первой половин сентября, a смертный случай послдовалъ лишь нсколько дней спустя. Маіоръ угасалъ, какъ догоравшая свча, и хотя кончина его опечалила всю семью. но, при слабоумномъ положеніи старика, горе не могло быть продолжительно и сильно.
Мармадукъ горячо настаивалъ на исполненіи закона, и потому нашелъ очень натуральнымъ, что Натти и Веньяминъ на другой день посл лснаго пожара должны были идти въ тюрьму. Но такъ какъ они ежедневно навщаемы были членами семейства и снабжены съ излишкомъ всми удобствами, то спокойно и терпливо выдержали штрафной срокъ, который и не могъ быть поставленъ имъ въ укоръ. Когда они вышли изъ заключенія, то Гирамъ Долитль покинулъ деревню, чтобы устроить себ жилище въ другомъ мст. Онъ этимъ не только избгалъ страшнаго для него Натти, но и освобождалъ себя отъ всеобщаго презрнія, которое преслдовало его съ того времени, какъ онъ выказалъ себя предателемъ въ отношеніи къ честному охотнику.