Скатерть, радость, благодать!За обедом с проволочкойПод столом люблю сгибатьКрай ее с машинной строчкой.Боже мой! Еще живу!Всё могу еще потрогатьИ каемку, и канву,И на стол поставить локоть!Угол скатерти в горсти.Даже если это слабость,О бессмыслица, блести!Не кончайся, скатерть, радость!
Семидесятые
«Письмо» (1974)
«Эти вечные счеты, расчеты, долги…»
Эти вечные счеты, расчеты, долгиИ подсчеты, подсчеты.Испещренные цифрами черновики.Наши гении, мученики, должники.Рифмы, рядом – расходы.То ли в карты играл? То ли в долг занимал?Было пасмурно, осень.Век железный – зато и презренный
металл.Или рощу сажал и считал, и считал,Сколько высадил елей и сосен?Эта жизнь так нелепо и быстро течет!Покажи, от чего начинать нам отсчет,Чтоб не сделать ошибки?Стих от прозы не бегает, наоборот!Свет осенний и зыбкий.Под высокими окнами, бурей гоним,Мчится клен, и высоко взлетают над нимМедных листьев тройчатки.К этим сотням и тысячам круглым твоимПриплюсуем десятки.Снова дикая кошка бежит по пятам,Приближается время платить по счетам,Всё страшней ее взгляды:Забегает вперед, прижимает к кустам –И не будет пощады.Всё равно эта жизнь и в конце хороша,И в долгах, и в слезах, потому что свежа!И послушная рифма,Выбегая на зов, и легка, как душа,И точна, точно цифра!
«У меня зазвонил телефон…»
У меня зазвонил телефон.То не слон говорил. Что за стон!Что за буря и плач? И гудки?И щелчки, и звонки. Что за тон!Я сказал: «Ничего не слыхать».И в ответ застонало опять,Загудело опять, и едваДолетали до слуха слова:«Вам звонят из Уфы». – Перерыв.«Плохо слышно, увы». – Перерыв.«Все архивы Уфы перерыв,Не нашли мы, а вы?» – Перерыв.«Все труды таковы, – говорю. –С кем, простите, сейчас говорю?»«Нет, простите, с кем мы говорим?В прошлый раз говорили с другим!»Кто-то в черную трубку дышал.Зимний ветер ему подвывал.Словно зверь, притаясь, выжидал.Я нажал рычажок – он пропал.
Сон
Я ли свой не знаю город?Дождь пошел. Я поднял ворот.Сел в трамвай полупустой.От дороги ТурухтаннойПо Кронштадтской… вид туманный…Стачек, Трефолева… стой!Как по плоскости наклонной,Мимо темной Оборонной.Всё смешалось… не понять…Вдруг трамвай свернул куда-то,Мост, канал, большого садаТемень, мост, канал опять.Ничего не понимаю!Слева тучу обгоняю,Справа в тень ее вхожу,Вижу пасмурную воду,Зелень, темную с исподу,Возвращаюсь и кружу.Чья ловушка и причуда?Мне не выбраться отсюда!Где Фонтанка? Где Нева?Если это чья-то шутка,Почему мне стало жуткоИ слабеет голова?Этот сад меня пугает,Этот мост не так мелькает,И вода не так бежит,И трамвайный бег бесстрастныйПриобрел уклон опасный,И рука моя дрожит.Вид у нас какой-то сирый.Где другие пассажиры?Было ж несколько старух!Никого в трамвае нету.Мы похожи на комету,И вожатый слеп и глух.Вровень с нами мчатся рядомВсе, кому мы были радыВ прежней жизни дорогой.Блещут слезы их живые,Словно капли дождевые.Плачут, машут нам рукой.Им не видно за дождями,Сколько встало между намиУлиц, улочек и рек.Так привозят в парк трамвайныйНе заснувшего случайно,А уснувшего навек.
«Кто-то плачет всю ночь…»
Кто-то плачет всю ночь.Кто-то плачет у нас за стеною.Я и рад бы помочь –Не пошлет тот, кто плачет, за мною.Вот затих. Вот опять.«Спи, – ты мне говоришь, – показалось».Надо спать, надо спать.Если б сердце во тьме не сжималось!Разве плачут в наш век?Где ты слышал, чтоб кто-нибудь плакал?Суше не было век.Под бесслезным мы выросли флагом.Только дети – и те,Услыхав: «Как не стыдно?» – смолкают.Так лежим в темноте.Лишь часы на столе подтекают.Кто-то плачет вблизи.«Спи, – ты мне говоришь, – я не слышу».У кого ни спроси –Это дождь задевает за крышу.Вот затих. Вот опять.Словно глубже беду свою прячет.А начну засыпать –«Подожди, – говоришь, – кто-то плачет!»
«Человек привыкает…»
Человек привыкаетКо всему, ко всему.Что ни год получаетПо письму, по письму.Это в белом конвертеЕму пишет зима.Обещанье бессмертья –Содержанье письма.Как красив ее
почерк!Не сказать никому.Он читает листочекИ не верит ему.Зимним холодом дышитУ реки, у пруда.И в ответ ей не пишетНикогда, никогда.
«Конверт какой-то странный, странный…»
Конверт какой-то странный, странный,Как будто даже самодельный,И штемпель смазанный, туманный,С пометкой давности недельной,И марка странная, пустая,Размытый образ захолустья:Ни президента Уругвая,Ни Темзы, – так, какой-то кустик.И буква к букве так теснятся,Что почерк явно засекречен.Внизу, как можно догадаться,Обратный адрес не помечен.Тихонько рву конверт по краюИ на листе бумаги плотномС трудом по-русски разбираюСлова в смятенье безотчетном.«Мы здесь собрались кругом теснымТебя заверить в знак вниманьяВ размытом нашем, повсеместном,Ослабленном существованье.Когда ночами (бред какой-то!)Воюет ветер с темным садом,О всех не скажем, но с тобой-то,Молчи, не вздрагивай, мы рядом.Не спи же, вглядывайся зорче,Нас различай поодиночке».И дальше почерк неразборчив,Я пропускаю две-три строчки.«Прощай! Чернила наши блеклы,А почта наша ненадежна,И так в саду листва намокла,Что шага сделать невозможно».
Лавр
Не помнит лавр вечнозеленый,Что Дафной был, и бог влюбленныйЕго преследовал тогда;К его листве остроконечнойПодносит руку первый встречныйИ мнет, не ведая стыда.Не помнит лавр вечнозеленый,И ты не помнишь, утомленныйПутем в Батум из Кобулет,Что кустик этот глянцевитый,Цветами желтыми увитый,Еще Овидием воспет.Выходит дождик из тумана,Несет дымком из ресторана,И Гоги в белом пиджакеНе помнит, сдал с десятки сдачуИль нет… а лавр в окне маячит…А сдача – вот она, в руке.Какая долгая разлука,И блекнет память, и подругаЗабыла друга своего,И ветвь безжизненно упала,И море плещется устало,Никто не помнит ничего.
«Ну прощай, прощай до завтра…»
Ну прощай, прощай до завтра,Послезавтра, до зимы.Ну прощай, прощай до марта.Зиму порознь встретим мы.Порознь встретим и проводим.Ну прощай до лучших дней.До весны. Глаза отводим.До весны. Еще поздней.Ну прощай, прощай до лета.Что ж перчатку теребить?Ну прощай до как-то, где-то,До когда-то, может быть.Что ж тянуть, стоять в передней.Да и можно ль быть точней?До черты прощай последней,До смертельной. И за ней.
«Я к ночным облакам за окном присмотрюсь…»
Я к ночным облакам за окном присмотрюсь,Отодвинув суровую штору.Был я счастлив – и смерти боялся. БоюсьИ сейчас, но не так, как в ту пору.Умереть – это значит шуметь на ветруВместе с кленом, глядящим понуро.Умереть – это значит попасть ко дворуТо ли Ричарда, то ли Артура.Умереть – расколоть самый твердый орех,Все причины узнать и мотивы.Умереть – это стать современником всех,Кроме тех, кто пока еще живы.
«Расположение вещей…»
Расположение вещейНа плоскости стола,И преломление лучей,И синий лед стекла.Сюда – цветы, тюльпан и мак,Бокал с вином – туда.«Скажи, ты счастлив?» – «Нет». – «А так?»«Почти». – «А так?» – «О да!»
«Какое счастье, благодать…»
Какое счастье, благодатьЛожиться, укрываться,С тобою рядом засыпать,С тобою просыпаться!Пока мы спали, ты и я,В саду листва шумелаИ с неба темные краяСверкали то и дело.Пока мы спали, у столаЧудак с дремотой спорил,Но спал я, спал, и ты спала,И сон всех ямбов стоил.Мы спали, спали… НаравнеС любовью и бессмертьемДавалось даром то во сне,Что днем – сплошным усердьем.Мы спали, спали, вопреки,Наперекор, вникалиВ узоры сна и завитки,В детали, просто спали.Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.С доверчивостью птичьей.И в беззащитности такойСходило к нам величье.Всю ночь в наш сон ломился гром,Всю ночь он ждал ответа:Какое счастье – сон вдвоем,Кто нам позволил это?