Поскольку я живу

В то время как всерьез она не сомневалась лишь в том, что кое-кто конкретный в «Мете» даже не позарится. Нафига такое белобрысое счастье при всех его бабах!

– Я даже не хочу представлять себе, что здесь ключевое! – рявкнула Рыба-молот. – Останешься дома. И будешь думать об учебе и предстоящей сессии.

– Ну ма!!! – Славка подхватилась все-таки с дивана и подошла к столу. – Об этом я тоже думаю. За пару недель ничегошеньки не случится! А еще я будущий менеджер, между прочим. Представь себе, какой это для меня опыт, а?

– Не смеши мои тапки, - хохотнула мать и откинулась на спинку кресла, от чего та весело скрипнула в ответ. – Тебе до менеджера семь лет полем, десять – лесом! И то не факт.

Славка обиженно прикусила губу, и весь ее вид указывал на то, что в текущий момент она лихорадочно обдумывает дальнейшую тактику. Аргументирование явно не было сильной ее стороной. Потому она уперто бухнулась на стул и выпалила:

– Ну разреши, пожалуйста, а! Я тебе помогать буду. Я буду ходить за тобой и все записывать. Могу… могу служить органайзером. Могу носить за тобой вещи. Могу тебе даже кофе таскать. И всей команде могу!

– И зачем?

– Ну хочу я в Берлин! Понимаешь? Хочу!

– Зачем?

– Участвовать во всем! Мне интересно. И в Берлине я никогда не была.

– Ничего в том Берлине интересного нет! – со знанием дела и явным проявлением состояния близкого к кипению констатировала мать. – Пыль, вечный ремонт и реставрация. Хочешь заграницу – отправляйся в какой-нибудь языковой лагерь, заодно и английский подтянешь.

– Нахрена мне твой лагерь? – взорвалась Славка. – Смотреть на идиотов вокруг вместо того, чтобы узнать «Мету» изнутри? Увидеть, как они работают, как пишут, что им интересно?!

– Тебе на «Мете» свет клином сошелся? – взорвалась, наконец, Таранич. Довела кровинушка.

– Да, сошелся!

– Брысь отсюда, чтобы я тебя не видела! И попробуй только сессию завалить. Отправлю на вольные хлеба! И бариста под вокзалом в кофе-мобиле тебе небом в алмазах покажется! Забыла, как экзамены вступительные завалила из-за «Меты» своей? Я – помню!!!

Славка сокрушенно качнула головой, глазами, полными слез глянула на мать и обреченно проскрипела:

– Ну ма…

Вместе с ней, открываясь, проскрипела дверь в кабинет.

И в помещение влетел Иван Мирош, не обративший на присутствие посторонних ни малейшего внимания. И сразу устремился к столу.

– Ну, здравствуй, Мариша! – выпалил он.

– Явление Мироша народу? Польщена! – не растерявшись, фыркнула Марина.

– Явление – это твои действия, когда я не могу повлиять на ситуацию!

– Привет, - снова проскрипела Славка, похлопав ресницами.

Иван рассеянно взглянул на нее.

– Типа претензия? – Таранич сгруппировалась и воззрилась на Ивана.

– Да. Тебе Влад говорил, что я с ней работать не буду!

Марина бросила быстрый взгляд на дочку. Та, судя по выражению лица, уши навострила. Причем основательно. Смотрела во все глаза на Мироша, но при этом прикидывалась цветком в кадке.

– Встала и вышла, - приказала Таранич-старашая дочери и перевела взгляд на Ивана. – А ты успокоился и сел!

– Мы еще поговорим! – уперто брякнула Славка и сбежала из кабинета раньше, чем мать успела ответить. Только дверь хлопнула.

– Испугалась, - буркнула Марина вслед, не сводя глаз со «своего» проблемного фронтмена. – Ну!

Он исполнять ее приказание не спешил.

Так и стоял перед ее столом, опершись на него руками и подавшись к ней корпусом. И взгляд, которым он пытался прожечь в ней дыру, пылал бешенством. Забавно. Настолько оживленным она его давно не видела. Пофиг, что оживленность была направлена против нее.

– Вы уже подписали договор с Полиной Штофель?

– Ты мне тут феноменами своими не хвастайся! – отозвалась Таранич.

– Я что? На марсианском разговариваю? Вы подписали договор?

– Ты и есть марсианин. В отличие от Штофель.

– Марина, мать твою! – рявкнул Иван и оторвался от стола. Сунул руки в карманы куртки и прошелся по кабинету. Ему казалось, он спутал реальности. И в этой шатаются стены – от недосыпа.

Сюда доехал на чистом адреналине. И моторчик внутри него работал на том же топливе.

Оказавшись у окна – в Киеве, в отличие от Одессы, по-прежнему светило солнце – он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. И уверенно сказал:

– Я с ней работать не буду.

– Да не вопрос! – ворвалось в его реальность. – Свой договор внимательно читал?

– Могу разорвать и его, - процедил он сквозь зубы. – Если ты не разорвешь тот, который заключила со Штофель!

– Как всегда, невнимательно, - Таранич поджала губы. – Нихрена ты не можешь!

– Плевать. Заплачу тебе любые неустойки и свалю. Не буду я работать с ней, слышишь? Тебя Влад предупреждал, что не буду.

Марина некоторое время рассматривала его возмущенное лицо, сделав вид, что отвлеклась на происходящее онлайн, и, не глядя на Мироша, сказала:

– Изучи контракт, - прозвучало почти по-матерински. – И изучи остаток своего счета.

– Изучу, не сомневайся. Сегодня же свяжусь с юристами. Только ответь мне на один вопрос. Единственный. Нахрена ты в угол меня загоняешь?

– Я? – икнула Рыба-молот. – Я яйца твои спасаю. В который раз. А ты снова сопли распускаешь.

– Оставь мои яйца в покое! Поверь, в присутствии Штофель они быстрее отвалятся.

– Мне похрену!

– Похрену?

– Не надо делать из меня дьявола во плоти, - явственно фыркнула Таранич. – Твои яйца – это твои проблемы. А дурам-фанаткам плевать, в какой октаве ты вопишь свои тексты.

Включая дуру, которая была ее собственной дочерью. Славка с младых ногтей с ума сходила по Мирошу. Ее страсть походила на какое-то наваждение. Всю комнату обвешала плакатами с «Метой». Он не сходил с экрана ее монитора и с обоев телефона. Мирош был тогда повсюду – на работе, на улицах, везде. Даже в собственном доме.

Потом, когда они с Мирошниченко кантовали этого гениального обдолбанного отрока не куда-нибудь, а за океан, Славка слегка поутихла, даже за ум взялась, но недолго музыка играла.