После Куликовской битвы
Шрифт:
Что же касается литовских обязательств Рязани в докончании 1402 г. дело, на первый взгляд, обстоит прямо противоположным договору 1381 г. образом. Если Олег Иванович после Куликовской битвы обязывался разорвать некое соглашение с «Литвой» и действовать против нее в русле московской политики, то договор 1402 г. как будто бы дает Федору Ольговичу полную свободу действовать по своему усмотрению: «А въсхочет с тобою тесть мои князь великы Витофт любви, ино тебе взятии любовь» с обязательством заключить возможный мир «со мною по думе» [442] . Однако эта свобода действий Рязани в отношении Литвы, как в свое время показал Л. В. Черепнин, была на руку Москве, соответствовала политическим видам Василия Дмитриевича, заинтересованного в поддержании «немира» Рязани со своим влиятельным родственником [443] .
442
ДДГ. С. 55.
443
Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Т. 1. С. 81–82.
Относительно свободы Рязани в выборе литовской
444
Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. // Проблемы источниковедения. 1956. Вып. 6. С. 294–295. Л. В. Черепниным договор датирован 1425–1430 гг. (ДДГ. С. 68); см. также гл. 6 настоящего издания.
На самом деле, за двадцать один год, разделяющие два московско-рязанские докончания, в отношениях Москвы и Литвы случилась принципиальная перемена: в 1391 г. Василий Дмитриевич женился на дочери Витовта Софье, и внешняя политика московского князя оказалась на долгие годы прикованной к Литве. В ситуации, когда Витовт являлся фактическим гарантом благополучия московской родни, претензии Василия Дмитриевича на руководство литовской политикой Рязани, если таковые были бы, по образцу ордынских, включены в договор 1402 г., выглядели бы более чем странно.
Таким образом, нет никаких оснований считать условия договора 1402 г. более легкими для Рязани, чем аналогичные статьи предыдущего, докончания 1381 г.
Отмечая существование в истории московско-рязанских отношений двух разновременных, но одинаково неравноправных для Рязани договоров, гораздо более важно подчеркнуть кардинальные отличия в исторических обстоятельствах, сопровождавших их заключение. Докончание 1381 г. стало для Рязани расаплатой за неучастие в Куликовской битве и явилось следствием политического усиления Москвы после разгрома Мамая, в том числе в Окско-Донском регионе. Однако это усиление было временным. Внешняя политика Рязани в период между 1385 и 1402 гг., годом кончины великого князя Олега Ивановича, в том числе и по отношению к Москве, носила подчеркнуто самостоятельный и независимый характер. Сохранившиеся сведения о Рязани и ее отношениях с Москвой после примирения 1385 г., как кажется, не дают никаких оснований мотивировано объяснить вторичную, фактически добровольную, утерю княжеством суверенитета.
Высказывалось мнение, что гипотетический договор 1385 г. основывался на положениях московско-рязанского докончания 1381 г. [445] Как помним, последний лишал «брата молодшего» права проведения самостоятельной внешней политики в отношении и Орды, и русских княжеств, и Литвы. То, увы, немногое, что мы знаем о политических шагах Олега Ивановича после 1385 г., свидетельствует об обратном. Великий князь рязанский в течение последних семнадцати лет своего правления, вплоть до кончины в 1402 г., действовал как совершенно самостоятельный суверен на всех трех направлениях. Так что, судя по всему, договор 1381 г. после «взятия мира» между Москвой и Рязанью в 1385 г. перестал действовать и, если письменное соглашение все-таки существовало, то его основные позиции никак не могли включать в себя вассальную зависимость Рязани от Москвы, в том числе во внешнеполитической области.
445
Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 241. прим.2; Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 232.
На самом деле, в отношении Орды Рязань в последние полтора десятилетия XIV и первые годы XV вв. вела более чем активную и вполне независимую от Москвы политику, вплоть до организации самостоятельного дальнего похода вниз по Дону, на Червленый Яр, очевидно, один из ордынских улусов [446] . Никоновская летопись содержит ряд уникальных известий, характеризующих интенсивность рязанско-ордынских отношений в 90-е гг. XIV в., от трех нападений татар на Рязань [447] до описания приезда в 1398 г. в Переяславль Рязанский ордынского посла, «а с ним много татар и коней и гостей» [448] .
446
Селезнев Ю. В. Рязанское великое княжество и Орда на рубеже XIV–XV вв.: военное давление или пограничная война? // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. Т. 2. Тула, 2004. С. 57–67.
447
ПСРЛ. Т. 11. С. 122, 127, 156 (1390, 1391 и 1393 гг.); Селезнев Ю. В. Русско-ордынские конфликты XIII–XV вв. С. 107–108, 110–111. Составитель подчеркивает сомнительность известий Никоновской летописи, иными источниками не подтверждаемых, однако А. Г. Кузмин полагал, что они восходят непосредственно к рязанским летописным известиям (Кузмин А. Г. Рязанское летописание. С. 238).
448
Селезнев Ю. В. Рязанское великое княжество и Орда на рубеже XIV–XV вв.: военное давление или пограничная война? С. 167.
Что касается
русских земель, то и на этом направлении Олег Иванович после 1385 г. действовал вполне самостоятельно. Под Рождество Христово 1386 г. Дмитрий Иванович с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским и «со всеми князи рускими» во главе объединенной рати предпринял поход на Новгород с целью заставить новгородцев возобновить выплату ордынского «выхода» [449] . В обширном списке участников похода, приведенном в летописной статье новгородского происхождения [450] , Рязань не значится, хотя по докончанию 1381 г., если бы договор продолжал действовать и после 1385 г., Олег Иванович был обязан принять участие в новгородском походе [451] .449
Янин В. Л. «Черный бор» в Новгороде XIV–XV вв. С. 102–103.
450
«А с ними (Дмитрием Ивановичем Донским и Владимиром Андреевичем Серпуховским. – А. Л.)… рати: Московьскааа, Коломеньскаа, Звенигородчкаа, Можаискаа, Волочкаа, Ржевьскаа, Серпоховьска, Боровьска, Дмитровьскаа, Переяславьскаа. Володимерьскаа, Юрьевьскаа, Муромьскаа, Мещерьскаа, Стародубьскаа, Суздальскаа, Городецкаа, Нижьняго Новагорода, Костромскаа, Углечскаа, Ростовьскаа. Ярославьскаа, Можаискаа, Моложескаа, Галичкаа, Бежичкаа, Белозерьскаа, Вологочкаа, Устижьскаа, Новоторжьскаа» (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 342. Ср.: ПСРЛ. Т. 18. С. 136; Т. 25. С. 212–213).
451
Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344 («а с русских князей кто князю великому Дмитрию… недруг… а то и князю великому Олгу недруг, идти нань с одиного»).
Совершенно самостоятельно чувствовал себя Олег Иванович и в остром конфликте московского князя с главой русской церкви. В 1389 г. московский митрополит Пимен предпринял третью поездку в Царьград вопреки воле великого князя московского [452] . Суть «распри» летописи объясняют независимым поведением Пимена, который отправился в путешествие, даже не сообщив о поездке Дмитрию Ивановичу, «великого князя утаився». Тем показательнее подчеркнуто теплый прием, учиненный Пимену рязанским князем, через владения которого пролегал путь от Оки к верховьям Дона.
452
ПСРЛ. Т. 15. Стб. 155 («и… князь велики прогневася, и не любо ему бысть»). Ср.: ПСРЛ. Т. 25. С. 214.
Олег Иванович «с сынове» лично встретил митрополита на Оке, в пограничном Перевитске, проводив Пимена и его спутников до Переяславля Рязанского. Здесь первоиерарх был торжественно принят со всяческими почестями, после чего Олег Иванович устроил Пимену не менее почетный «отпуск», «с многою честию и любовию». Провожала митрополита через всю территорию княжества, до южных границ Рязани многочисленная свита рязанских бояр и духовенства под охраной великокняжеской дружины [453] .
453
ПСРЛ. Т. 25. С. 214.
Из Москвы митрополит выехал в сопровождении смоленского епископа Михаила, однако в Переяславле Рязанском Пимена ждали еще пять епископов с «архимандрити, и игумени, и иноци», торжественно проводившие его до южных рязанских «пределов» в свите князя Олега Ивановича. Очевидно, речь шла не только о расхождениях между первоиерархом и московским князем, но и принятии стороны Пимена значительной частью епископата [454] . Тем показательней, что этот по существу поместный собор с немалыми полномочиями [455] имел место в Рязанском княжестве.
454
Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Повесть о Митяе. С. 374.
455
Правоспособным считался, судя по всему, собор из пяти епископов (Комарович Л. В. Из наблюдений над Лаврентьевской летописью С. 52–53). Такого числа иерархов было достаточно, например, для поставления митрополита, на что ссылался великокняжеский духовник Митяй в беседе с великим князем Дмитрием Ивановичем, настаивая на собственном рукоположении перед поездкой в Константинополь (ПСРЛ. Т. 15. Стб. 126–127, 438). В 1449 г. поставление в митрополиты Ионы осуществили пять епископов, трое лично в Москве и двое «грамоты прислаша, что с ними единомыслени на поставление» (ПСРЛ. Т. 25. С. 270).
С этой точки зрения неординарным представляется способ движения и маршрут Пимена по владениям Олега Ивановича. Если бы речь шла об обычной поездке через рязанские земли, то для митрополита и его спутников не было никакой необходимости покидать суда у Перевитска и следовать пешком через Великое княжество Рязанское. Хорошо известный «донской путь» из Руси в Царьград предусматривал проезд по воде Москвой-рекой вниз по Оке, минуя и Перевитск, и Переяславль Рязанский, до впадения Прони, Пронею вверх по течению и далее на юго-запад по притоку Прони, Ранове, от верховьев которой до верховьев левого притока Дона, р. Воронеж, путешественников отделял только небольшой волок в 10–15 верст [456] . Тем не менее, Пимен выбрал сухопутный и несомненно более продолжительный по расстоянию и времени путь. Достаточно сказать, что путешествие митрополита от Москвы через владения Олега Ивановича до южных границ Рязани заняло целых две недели, в то время как почти тысячекилометровая поездка в судах, кстати, предоставленных Пимену рязанским князем, до устья Дона – всего три [457] .
456
Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. С. 39–40; Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. С. 12.
457
Кудряшов В. Н. Половецкая степь. С. 14–15, 19.