После меня

— А-а, понятно. Вы имеете в виду, что у нее было что-то вроде психического расстройства?

Джо кивает и опускает взгляд.

— Я думаю, очень важно, чтобы об этом знали все, кто будет помогать ей после рождения ребенка. Просто чтобы мы все могли за ней присматривать.

— Да, конечно. Но означает ли это, что она будет одной из тех женщин, которые впадают в послеродовую депрессию? Я слышала по радио разговоры и про это, и таким женщинам в наше время тоже может оказываться различная психиатрическая помощь.

— Нет-нет, я такого вовсе не говорю. Я всего лишь хочу, чтобы мы все за ней присматривали и заботились о ней. Я хочу, чтобы мы не просмотрели те или иные тревожные признаки. Я уверен, что Ли со мной согласится.

Я смотрю на Ли. Его глаза потемнели, а лицо перекошено. Мне знакомо такое выражение лица. Мне оно очень даже знакомо. Он, похоже, ничего об этом не знал. Джесс, должно быть, от него это утаила. И сейчас Ли устроит ужасную сцену.

— Ой, подождите-ка! — говорю я. — Мы же не надели праздничные головные уборы! Вот, Джо, возьмите вот этот!

Только мы с Джо надели бумажные колпаки, как на кухню заходит Джесс.

— У тебя все нормально, милая? — спрашиваю я.

— Да, все хорошо, спасибо.

— Я сейчас достану твою еду из духовки. Наш Ли поставил ее туда, чтобы она не остыла.

Я ставлю тарелку Джесс на стол перед ней.

— Не переживай, если у тебя не получится съесть все. Съешь столько, сколько сможешь.

Она поднимает взгляд на Ли. Он смотрит на нее, сжав челюсти и нахмурив брови. Она, тоже нахмурившись, опускает глаза и начинает теребить салфетку, лежащую у нее на коленях.

Мне нужно что-то предпринять. Мне нужно как-то разрядить атмосферу, снять напряжение. Я не хочу все снова испортить. Слишком много раз Рождество бывало испорчено в прошлом.

— Итак, с Рождеством, — говорю я, поднимая свой бокал. — За новые начинания.

Бокалы тихонько стукаются друг о друга. Все бормочут поздравления с Рождеством. И некоторое время никто ничего не говорит. Мы едим молча, звучит только музыка с компакт-диска. Лишь когда Джонни

 Мэтис [33] начинает исполнять песню «Когда рождается дитя», я поднимаю взгляд и вижу, что и у Джесс, и у ее отца на глазах слезы.

33

Джонни Мэтис — британский вокалист и автор песен.

— В духовке есть добавка, если кто-то хочет еще, — говорю я.

Никто мне ничего не отвечает. Тогда я встаю и приношу добавку. При этом я нажимаю на проигрывателе кнопку «Пропустить», и начинает звучать «Прекрасное время Рождества» в исполнении Пола Маккартни. Мне нравится подпевать этой песне, но сейчас мне кажется, что это было бы неуместно.

ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ

Джо Маунт

25/06/2018 16 : 05

Я должен был заметить эти признаки. Вот из-за чего я терзаюсь снова и снова. Когда я оглядываюсь назад, я осознаю, что они были, но я попросту не хотел их замечать. Например, когда ты в то Рождество не приехала на могилу мамы, я списал это на то, что ты сильно устала. Или когда Ли не налил тебе вина, даже не спросив твоего мнения по данному поводу. Я думал, что это было твое решение. Я думал, что ты вообще все решала сама. Я не верил, что какой-либо мужчина может заставить мою дочь делать то, чего ей делать не хочется. Я имею в виду, что ты не из числа очень послушных и застенчивых девочек, не так ли? Ты всегда вела себя по отношению к другим людям так, как они вели себя по отношению к тебе, и ни в чем им не уступала. Я должен был догадаться, ведь я сталкивался с этим достаточно долгое время.

Полагаю, заметив, что ты изменилась, я просто решил, что ты всего лишь взрослеешь. И что брак и материнство сделали тебя более уравновешенной и менее вспыльчивой. Моя маленькая девочка стала мамой — а значит, она, конечно же, будет вести себя уже совсем по-другому. Вот что я сказал самому себе.

Но теперь мне известно, что тогда происходило. Точнее говоря, мне известна только часть из того, что происходило, и я с ужасом думаю о том, как услышу все остальное на суде. Да, я осознаю, что знаю еще не все. И мне жаль — мне очень-очень жаль, что я ничего не понял раньше и не вмешался, чтобы тебе помочь. Если бы я знал о том, что происходит, я немедленно приехал бы и забрал бы тебя домой. Я забаррикадировал бы двери и окна, чтобы не позволить ему даже подойти к тебе. Но я ничего не знал. А ты мне не рассказывала. И поэтому я через несколько недель поеду на твою могилу в годовщину твоей смерти. А еще я буду сидеть в сентябре в зале суда и слушать о том, как этот ублюдок уничтожил тебя и отнял у тебя жизнь. Я доверял ему, Джесс. Я был так глуп, что доверял ему, потому что он всегда был с тобой вежливым и обходительным. И даже когда Сейди пришла ко мне поговорить, первое, о чем я подумал, что ты опять на грани психического расстройства, а не о том, что он толкает тебя к краю пропасти.

Я со страхом ожидаю судебного разбирательства, Джесс. Я порой даже не знаю, как смогу через это пройти. Но я буду присутствовать там каждый день и буду вслушиваться в каждое слово, потому что никто уже больше никогда не затуманит мне глаза.

Джесс

Воскресенье, 25 декабря 2016 года

Мы едем домой в автомобиле в полной тишине. Мне становится еще хуже: выходит, что бы он ни намеревался сказать мне, не может быть сказано в машине. Пока меня не было на кухне, что-то произошло: я поняла это по тому, как изменился тон Анджелы, когда я вернулась на кухню, и по тому, как папа сжал мне руку, когда мы уже уходили от Анджелы. Он сделал это так, словно пытался за что-то извиниться, но я и представить себе не могла, за что. Однако прежде всего я поняла это по тому, как Ли посмотрел на меня за столом. И позже не обмолвился со мной ни словом.

Наверное, папа рассказал что-то о маме и о том, что произошло со мной после ее смерти. Я не знаю, что именно он рассказал, но этого, похоже, было более чем достаточно. Я в свое время предпочла не рассказывать Ли об этом, потому что, если честно, боялась, что это отпугнет его от меня. Я знаю, что если папа и в самом деле что-то рассказал, то только потому, что он переживает за меня, но я все равно очень сильно на него злюсь. Те события ведь происходили с Джесс Маунт, а я уже больше не Джесс Маунт. Я — Джесс Гриффитс, и я больше не имею к Джесс Маунт никакого отношения. Вообще никакого.

Мы останавливаемся возле дома, в котором находится наша квартира. Ли выходит из машины и громко захлопывает за собой дверцу. Обойдя автомобиль, он открывает мою дверцу. Обычно он подает мне руку, поскольку самой мне выйти из машины более-менее грациозно уже тяжело, но на этот раз он этого не делает. Он стоит рядом и смотрит, как я пытаюсь выбраться наружу. Когда мне это удается, он запирает дверцы и быстро идет к входной двери дома. У меня мелькает мысль, что он уедет на лифте без меня и что мне придется либо дожидаться лифта, либо подниматься вверх по лестнице, но он держит кнопку лифта до тех пор, пока в него не захожу я.

По правде говоря, мне не хотелось, чтобы он это делал. Я еще никогда не видела его таким и не знаю, безопасно ли находиться вместе с ним в лифте. Это ведь все равно что оказаться возле вулкана как раз перед началом извержения. Мое тело инстинктивно готовится либо дать отпор, либо броситься наутек, но мой мозг все время напоминает мне, что я на шестом месяце беременности и не смогу сделать ни того, ни другого. Я смотрю прямо перед собой, стараясь не встретиться с ним взглядом в зеркале из опасения, что это заставит его сорваться. Я вздыхаю, когда двери лифта открываются, выхожу из него и жду, когда Ли откроет входную дверь квартиры. Я уже едва ли не слышу, как внутри него шипит пар. До меня доходит, что это может быть как раз тот момент, когда он вспылит и ударит меня в первый раз. Возможно, вот именно сейчас все и начнется… Я захожу в квартиру вслед за Ли. Когда он запрет за нами дверь, я стану полностью беспомощной. Если я закричу, меня никто не услышит. И никто мне не поможет.