После меня
Шрифт:
Это была идея Сейди — встретиться и пообедать вместе в День святого Валентина. Она сказала, что только таким способом ее можно вытащить на обед, даже если он будет состоять всего лишь из бутерброда в «Каффе неро». Я же, по правде говоря, была рада, что хотя бы ненадолго уйду из офиса.
Когда я подхожу к ней, она ухмыляется.
— Ты что скалишься? — спрашиваю я.
— А то, что ты теперь и в самом деле выглядишь как беременная женщина.
— Тебе следовало бы посмотреть, как я выглядела сегодня утром до того, как переоделась.
— Ты, наверное, скоро заменишь
— Не ахай, когда это увидишь.
— Странно все-таки, как все изменилось. Я вот тут вспоминала о том, как несколько лет назад мы с тобой заказали столик на двоих в ресторане вечером на День святого Валентина и потом напились за этим столиком и вели себя очень шумно лишь ради того, чтобы позлить окружающие нас парочки.
— Я уверена, что у них остались о тебе самые приятные воспоминания.
— Ну, кому-то же надо было раздолбать этот их романтический бред, не так ли? Кстати, о романтическом бреде — что он тебе подарил?
— Красные розы, — отвечаю я. — Как и в прошлом году.
— Видишь, он теперь на крючке, так ведь? Раз уж он установил планку так высоко, ему придется держать ее на таком уровне каждый год, а иначе ты подумаешь, что он стал меньше тебя любить. Лично я начала бы с одной розы. И если бы я продолжала их дарить, это все еще выглядело бы романтичным, но не стоило бы так дорого.
Я смеюсь, пусть даже в глубине души мне совсем не до смеха. Просто находиться рядом с Сейди — для меня сейчас самое лучшее лекарство из всех, какие только могут быть.
— Ну ладно, — говорю я, крутя свое обручальное кольцо. — Пойдем и слопаем по бутерброду, посвященному Дню святого Валентина.
Пока мы стоим в очереди, Сейди рассказывает мне все новости с моей прежней работы. Она сообщает, как обычно, о том, что там наговорила Нина. А еще — о том, что один повар увольняется, и о том, что какому-то парню, сидевшему на двойном диване в дальней части зала, пришлось два раза сказать во время сеанса, чтобы он заткнулся. Я скучаю по этому. По всему этому. Я скучаю по Сейди, я скучаю по веселью и смеху, я скучаю по Джесс Маунт.
— А у тебя как дела? — спрашивает она, когда мы садимся со своей едой за столик.
— Нормально. Но, как обычно, чувствую себя уставшей.
— А сколько тебе еще осталось работать? Около месяца?
— Нет, всего лишь пару недель. Я ухожу с работы в конце месяца.
— Ага, понятно. А ты не чокнешься потом от того, что будешь аж шесть недель сидеть и ничего не делать?
— Может, и чокнусь. Но у меня вообще-то не было особого выбора. Карл решил, что я больше не соответствую требованиям к внешнему виду секретаря на ресепшене, раз уж я теперь похожа на Глорию из «Мадагаскара».
— Ты серьезно? Это, черт возьми, незаконно.
— Я знаю. Но, видишь ли, было бы нелепо подавать в суд на компанию, в которой работает мой муж.
— А что об этом думает Ли?
Я медленно дожевываю и проглатываю то, что находится у меня во рту, чтобы достаточно хорошо взять себя в руки перед тем, как начну отвечать.
— Не знаю. У нас пока еще не было возможности об этом поговорить.
Сейди
смотрит на меня. У меня вообще-то не получается ничего от нее скрывать.— У тебя точно все в порядке? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
— Сейчас, я думаю, вообще тяжелое время. Все станет лучше, когда родится ребенок.
Сейди, похоже, мои слова не убедили, но я не думаю, что она начнет развивать данную тему в таком общественном месте, как это.
— Ну, пока ты еще ходишь на работу, ты можешь приходить со мной пообедать в любой день, когда захочешь, — говорит она, вытирая крошки с губ.
— Хорошо. Если я, конечно, еще буду способна ковылять по городу.
— Будет прикольно смотреть на то, как ты пытаешься это делать.
— Нас уже скоро ждет переезд на другую квартиру.
— Я об этом забыла. Я еще никогда не слышала, чтобы кто-то переезжал в том же самом доме на один этаж ниже.
— Это, по правде говоря, будет больше похоже на перемещение из одного номера отеля в другой. Все мои вещи вполне поместятся в одном чемодане.
— А где же тогда все твои остальные вещи?
— Дома. Я имею в виду у папы. Ли не любит, когда в квартире все загромождено. А большинство моих вещей — это хлам: старые книги, фотографии, сувениры и все такое прочее.
— Это не хлам, это очень важные вещи.
Я отхлебываю из своего стаканчика с какао.
— А что представляет собой новое жилье? — спрашивает Сейди.
— Все точно так же, как и в нынешнем, но есть еще одна спальня… — Я запинаюсь, вдруг осознав, что Сейди никогда не видела нашу с Ли квартиру. — Тебе нужно будет прийти как-нибудь ко мне до работы и посмотреть — я имею в виду, когда я уже буду в отпуске по беременности.
— Хорошо, — говорит Сейди. — Мне бы тоже этого хотелось.
— Но нам лучше подождать, пока Анджела не закончит украшать детскую комнату. Она, похоже, будет практически жить у нас, пока будет этим заниматься.
— Это тебя не раздражает?
Я пожимаю плечами:
— Мне кажется, что это замечательно, что она проявляет такую большую активность.
— А мне это кажется чрезмерным.
— У нее благие намерения.
— Ты уже не скажешь этого, когда она начнет с помощью трафарета рисовать дурацких игрушечных коней-качалок и плюшевых медвежат на твоих стенах.
Я смеюсь. Смеюсь искренне. Так, как когда-то смеялась Джесс Маунт.
Ноябрь 2008 года
Я лежу на больничной койке. Все вывернулось наизнанку и встало с ног на голову. Все стало хуже после инцидента в поезде. Намного хуже. Я, к примеру, стала кричать на одного учителя в школе и отказываться отправляться в школьную поездку, потому что ехать в автобусе — это небезопасно. А еще я стащила одного мальчика с его велосипеда на дороге, тянущейся вдоль канала, потому что мне показалось, что он сейчас на кого-то наедет.