После нас - хоть потом

–  Черные?
– ошалело переспросил Жоголев.
– Слушай, неужели…

–  Какое, к черту, неужели! Как увидишь - сам все поймешь! Отключись пока!

Акимушкин перекинул тумблер.

–  "Управление", ответьте "Старту"!

–  Слушает "Управление", - послышался в динамике откуда-то из другого мира ясный, спокойный голос старшего лейтенанта Мамолина.

–  Докладывает "Старт"! Сеня, нас только что атаковали!

Судя по тишине в динамике, все в "Управлении" замерли после этих слов. Слышно было, как кто-то метрах в трех от микрофона переспрашивает: "Что? Что он сказал?"

–  Атаковали?
– с безмерным удивлением вымолвил Мамолин.
– Как атаковали? Кто?

–  Не знаю! Если еще не прервана связь с бригадой, сообщи немедленно - уже есть потери. У меня убит Левша и, предположительно, Агаев. У Жоголева двое пропали без вести. И самое главное… Самое главное… Ты вот о чем предупреди…

Он замолчал решаясь.

–  В общем так, Сеня, - с усилием выговорил он.
– Это не люди.

Мамолин переваривал услышанное.

–  Не люди?
– озадаченно переспросил он.
– А кто?

–  Не знаю… - вздрогнув, сказал Акимушкин.
– Монстры, дьяволы, пришельцы из космоса!.. И вот еще что доложи: у них огромные "фаланги"…

–  Фаланги пальцев?
– туповато уточнил Мамолин.

–  Пауки!
– рявкнул Акимушкин.
– Три года в Средней Азии служишь - фаланг не знаешь? Огромные пауки, здоровые, как собаки!

–  Акимушкин!
– взвизгнул Мамолин.
– Ты… Ты пьян! Я сейчас в бригаду сообщу!..

В динамике что негромко, но отчетливо хлопнуло, затем он взорвался неразборчивым бормотанием и умолк. Это Мамолин отпустил кнопку на своем микрофоне.

–  Ну вот и до них добрались, - очень спокойно, почти безразлично заметил Царапин.

Перед капониром дважды ударил карабин Петрова.

–  Иди помоги ему!
– бросил Акимушкин, и Царапин, спрыгнув на бетонный пол, побежал к воротам.

Ночь оглушила его. Лунное серое небо свистело и выло реактивными двигателями. "Неужели все-таки война?
– беспомощно подумал Царапин.
– Но с кем? Не с этими же…" Где-то севернее возник жуткий повышающийся вой - что-то большое и тяжелое падало с огромной высоты. Петров и Царапин ждали. "Ддумм…" - донеслось из-за третьей пусковой, словно чугунная болванка врезалась в землю.

–  Не взорвалось, - с удивлением сказал Петров.

В песке были выбиты две новые воронки, рядом дергались мохнатые суставчатые лапы очередной "фаланги".

–  А эти не появлялись?
– спросил Царапин, кивнув на лежащего и невольно задержав на нем взгляд. Насекомое, просто огромное насекомое… Немудрено, что он принял эту личину за противогазную маску.

–  Ну и морда у тебя, Петров… - с нервным смешком пробормотал он.

–  Я!
– встревоженно откликнулся ефрейтор.

–  Нет, это я так… анекдот вспомнил…

Реактивный многоголосый рев, затихая, смещался к северу.

–  Я думал, бомбить будут, - признался Петров и, помолчав, тихо спросил: - А чем они так… Левшу?

Словно в ответ ему за капонирами, ближе к солдатскому городку, беззвучно вздулся и опал бледно-фиолетовый пузырь света.

–  А вот тем же самым, только поменьше, - не разжимая зубов, проговорил Царапин и вдруг умолк.

–  Машина, что ли?
– недоверчиво всматриваясь, спросил он.

Да, над капонирами дрожал светлый скачущий нимб - там, по песчаной лунной дороге, меж зарослей янтака, кишащих огромными пауками и черными дьяволами, на большой скорости шла машина с включенными фарами - кто-то пробивался к ним со стороны городка.

–  Может, они еще ничего не знают?
– неуверенно предположил Петров.

Царапин, не сводя глаз с тонкого лучистого зарева, отрицательно мотнул головой. Он не мог перепутать ни с чем бледно-фиолетовую вспышку - увеличенную копию той, что сожгла Левшу. Даже если люди в машине минуту назад не знали, что их здесь ждет, то теперь они уже несомненно были в курсе.

Ночь к тому времени снова стала тихой, явственно слышался нарастающий шум мотора. Отчаянно сигналя, машина вылетела из-за капонира, осветив холм, ворота, курилку. Это был тяжелый самосвал, и он шел прямиком к ним, гнал по зарослям, рискуя шинами.

Жуткая из-за непонятности своей подробность: над кабиной, словно корона, тлело вишнево-розовым что-то причудливое и совершенно незнакомое.

Над верблюжьей колючкой в вертикальном высоком прыжке взлетела ополоумевшая "фаланга". Два карабина грянули одновременно, но, кажется, дали промах - стрелять пришлось влет и против света.

Царапин и Петров молча смотрели на подъезжающий самосвал. Кузов его был поднят. Козырек кузова и вся его верхняя часть потеряли привычные очертания, свесились вправо кружевным застывшим всплеском. Сквозь черную в лунном свете окалину розовел раскаленный металл. На переднем колесе моталась какая-то тряпка. Лишь когда самосвал остановился перед воротами, стало ясно, что это - многократно раздавленная "фаланга", вцепившаяся жвалами в край протектора.

Дверца открылась, и из кабины полез командир стартовой батареи майор Костыкин - невысокий, плотный, плечи приподняты, под низко надвинутым козырьком в ночном освещении виден лишь крупный бугристый нос.

Мельком глянув на охраняющих, комбат повернулся к машине.

–  Ну!
– бросил он шоферу в белой от частых стирок панаме, который к тому времени выключил свет и, не решаясь открыть вторую дверцу, вылез тем же путем, что и Костыкин.
– Кто был прав? Я ж тебе не зря сказал: подними кузов…

Внимание комбата привлекла вцепившаяся в покрышку разлохмаченная "фаланга".

–  Соображают… - чуть ли не с уважением буркнул он и лишь после этого повернулся к Царапину.

–  Кто есть из офицеров?

–  Лейтенант Акимушкин, лейтенант Жоголев на шестой пусковой, старший лейтенант Мамолин в "Управлении"…

Комбат неторопливо взялся за козырек и сдвинул его еще ниже на глаза.

–  А ну пошли, - вполголоса приказал он Царапину и, подняв плечи выше обычного, шагнул к воротам. Проходя мимо черного мертвеца, искоса глянул на него, но шага не замедлил. Следовательно, имел уже счастье встретиться с ему подобными.

Комбата в казарме звали за глаза "дед" Костыкин. Прозвище - емкое, понятное любому военнослужащему и говорящее об огромном уважении.

Увидев майора, Акимушкин издал радостное восклицание и вскочил, собираясь приветствовать по уставу, но комбат жестом приказал ему не тратить времени зря.

–  Какие потери?

Акимушкин доложил.

–  В бригаде знают?
– Майор уже сидел на вертящемся табурете в обычной своей позе - уперев кулаки в колени.

–  Так точно!

–  А кто докладывал?