После поцелуя

Изабель посмотрела на него, склонив голову набок.

– Я не замышляю ограбление. Я думала, что вы пострадали. Я… я беспокоилась.

Салливан не двигался с места.

– Все-таки, что заставляет вас думать, что именно я ограбил дом Левонзи? Его сын – мой самый близкий друг. Это означало бы, что у меня вовсе нет никаких положительных качеств.

– Была похищена картина. – Она сделала вдох. – Конечно же, я догадалась, что это вы. Не понимаю, почему вы считаете нужным притворяться передо мной. Я и так уже знаю достаточно, чтобы причинить вам вред, даже без последней вашей вылазки.

Изабель была совершенно права. Салливан медленно кивнул.

– Герцог не попал в меня. За исключением щепки, когда он разрядил пистолет в ствол вяза.

– Вам нужен врач? Я могу…

– У меня были раны намного хуже этой, – прервал он. – Это не имеет значения. – Сознавая, что ее брат сможет в любой момент вернуться обратно, он снова шагнул ближе к ней. – Я высоко ценю то, что вы проделали весь этот путь только для того, чтобы убедиться, что я не умер.

– Я потратила на вас двадцать фунтов.

– Ну а теперь кто из нас притворяется?

Изабель оглядела небольшую комнату.

– Почему вы говорите не так, как обычно говорят коннозаводчики?

– Потому что меня воспитывали как джентльмена. Наставники, школа, и, конечно же, тур по континенту по пятам Бонапарта.

– Ваша мать ожидала, что лорд Данстон признает вас?

Очевидно, она подслушала не весь разговор, который состоялся у них с Данстоном. Если бы Салливану не хотелось поцеловать ее снова, то желание отвечать ей было бы значительно меньше.

– С самого начала он ясно дал понять, что никогда не признает меня, – тихо ответил он. – Мама хотела, чтобы я получил образование для того, чтобы мог заняться тем, чем хочу. У меня не было никакого желания становиться священником, адвокатом или счетоводом.

– Нет, я не могу представить, что вы ведете сидячий образ жизни, – задумчиво ответила девушка. – И могу сказать, что вы наслаждаетесь тем, что делаете сейчас. И у вас это очень хорошо получается.

– Благодарю вас, хотя я и не нуждаюсь в вашем одобрении.

Изабель нахмурилась, сдвинув красиво очерченные брови.

– Вы можете знать все о лошадях, но становится очевидным, что я сбиваю вас с толку.

Он подошел еще ближе к ней, достаточно близко, чтобы снова коснуться или поцеловать ее. Затем до него дошли ее слова.

– Прошу прощения?

– Вы поцеловали меня, а затем оскорбили. Вы и понятия не имеете, чего хотите, не так ли?

Салливан снова схватил ее за плечи и притянул к себе.

– Я слишком хорошо понимаю, чего хочу, Изабель. Просто радуйтесь тому, что я пока еще не взял это.

Она смотрела ему в лицо, без колебаний встречая его взгляд.

– Вы все еще не запугали меня.

– Я не пытаюсь запугать вас, – прошептал Уоринг. – Я пытаюсь предупредить вас.

– Потому что вы – не джентльмен?

Салливан покачал головой. Он хотел ее так сильно, что мог практически ощущать ее вкус.

– Ни в малейшей степени. И я счастлив, что не являюсь им.

– Я начинаю думать, что именно это мне в вас и нравится.

Пока он стоял неподвижно – насколько это ему удавалось, ведь Изабель была так близко – она провела руками вверх по его плечам и запустила пальцы в его волосы. Затем девушка притянула его лицо вниз и нежно прижалась губами к его губам.

Со стоном он усилил их объятие, подняв ее так, что их лица находились на одном уровне. Его сердце глухо билось в ребра, и Салливан готов был поклясться, что ощущал ее частый пульс под своими пальцами. Господи, это опасно, причем для них обоих. Может быть, отчасти поэтому время, проведенное с ней, так опьяняло его. Но Изабель заворожила бы его, даже несмотря на разницу в их положении. Нежная и циничная, сильная и робкая, остроумная и наивная – все это одновременно.

Парадная дверь в его доме задребезжала, и Салливан опустил Изабель вниз так быстро, что она споткнулась. Выругавшись, он протянул руку, чтобы поддержать ее, когда дверь отворилась.

– Пойдемте, леди Изабель, – проговорил он, превращая ласку в джентльменское предложение помощи. – Если только вы не желаете, чтобы я отказался от инструкций на сегодня.

Она сглотнула, и ее щеки порозовели.

– Вы говорили, что если Зефир пропустит день, то для нее это будет шаг назад. Так что да, пожалуйста, давайте поедем. У меня нет привычки разыскивать опаздывающих наемных работников, что бы вы там не подумали.

– Или целовать их, – прошептал Салливан в ее волосы, когда она проходила мимо.

Изабель хотела, чтобы он был поблизости. Поэтому как бы не предупреждал его Данстон о том, чтобы держаться подальше от Чалси-хауса и уйти с пути у Оливера… чтобы бы это ни значило, он останется – до тех пор, пока либо не опомнится, либо кто-нибудь не сумеет всадить в него пулю.

Изабель снова посмотрела через плечо, когда Дуглас повернул экипаж на подъездную дорожку Чалси-хауса. В нескольких ярдах позади них Салливан ехал на своем чудовищном жеребце, ведя в поводу за собой другую лошадь. Он решил, что гнедая кобыла станет первой, на кого ей нужно сесть верхом. И в этот момент девушка так же опасалась нового разговора с ним, как и того, что она по-настоящему окажется на спине у лошади.

Когда она проводила время с друзьями, или танцевала на одном из сотен балов, запланированных на Сезон, Изабель понимала, насколько смешно даже думать о том, чтобы поцеловать непризнанного, незаконнорожденного сына маркиза Данстона. Однако в его присутствии она не могла думать ни о чем другом.

Ребенком она всегда первой прыгала в озеро, и больше, чем каждый из ее братьев взбиралась на деревья, – большей частью потому, что ей говорили не делать этого. Она всегда получала то, что хотела, от платьев до поклонников. Так ли это? Предполагалось, что Салливан Уоринг – тот, кого она не могла заполучить? Неужели именно это привлекало ее?

Изабель снова посмотрела на него. Он спрыгнул с жеребца, передав поводья обеих лошадей Фиппсу. Ну хорошо, запретный фрукт был одной из составных частей этого притяжения. Так же, как и его тайна. Хотя, после того, как она увидела его с лордом Данстоном, девушка почти разгадала эту загадку. И теперь он привлекал ее еще больше, чем прежде.

У Салливана было лучшее образование, чем у некоторых из мужчин, которые ухаживали за ней – или, по крайней мере, он лучше понимал то, чему научился, чем большинство других. Он открыто высказывал свое мнение, даже при том, что их положение в обществе диктовало, что ему не следовало этого делать. И Салливан… понимал ее решимость и страхи так же хорошо, как и ее собственная семья.