После смерти Пушкина: Неизвестные письма

О младшей дочери Натальи Александровны, Анне Ми­хайловне Дубельт, мы знаем немногое. Она жила в России, вышла замуж за А. П. Кондырева. После смерти мужа оста­лась с тремя маленькими детьми и очень нуждалась.

В 1868 году Наталья Александровна Пушкина-Дубельт, получив, наконец, развод, вторично выходит замуж за не­мецкого принца Николая Вильгельма Нассауского, с кото­рым она познакомилась еще в Петербурге на одном из при­дворных балов. Брак этот считался морганатическим, т. е. неравнородным. Вследствие этого Николай НассаускиЙ должен был отказаться от престола в пользу брата, но, по свидетельству Бибиковой, получил 1 миллион марок (как бы в виде компенсации). При вступлении в брак Наталье Александровне был присвоен титул графини Меренберг. Всю остальную жизнь она прожила преимущественно в Гер­мании. На этот раз брак, очевидно, был счастливым. После смерти мужа она узнала, что не имеет права, как морганатическая супруга, быть похороненной рядом с ним в родовом склепе. Возмущенная этим Наталья Александровна взяла слово с зятя, что он сожжет ее тело, а прах рассыплет над гробницей Нассауского, что и было сделано. Умерла она в 1913 году во Франции, в Канне, где последнее время жила у замужней дочери.

От брака с Нассауским у Натальи Александровны было тоже трое детей, две дочери и сын. Старшая дочь Софья славилась своей красотой. В 1891 году она вышла замуж за великого князя Михаила Михайловича Романова. При за­ключении брака Софья Николаевна получила титул графи­ни де Торби. Александр III был очень недоволен этим, с его точки зрения, неравнородным браком, не признавал его, и таким образом супруги навсегда остались за границей. Они поселились в Англии.

После смерти матери Софья Николаевна унаследовала 10 писем Пушкина к невесте и одно к теще Наталье Иванов­не. Когда она скончалась, эти письма были проданы ее му­жем великим князем С. П. Дягилеву, а от него перешли к из­вестному парижскому балетмейстеру С. М. Лифарю.

Вторая дочь Натальи Александровны, Александра Нико­лаевна Меренберг, была замужем за аргентинцем д'Элиа. Это все, что мы о ней знаем. И наконец, сын Георг-Николай Меренберг жил в Висбадене, был женат на княжне Ольге Александровне Юрьевской, дочери Александра II от морга­натического брака с кн. Долгоруковой. В 1930 году он же­нился вторым браком на Аде Моран Брамберг.

Таким образом, внуки Пушкина по линии Нассауский - Меренберг все жили за границей, и от них пошли многочис­ленные потомки великого поэта, живущие сейчас в разных странах.

За 1867—1868 годы до нас дошло несколько писем Фризенгофов. Приведем те из них, которые представляют наи­больший интерес.

«Бродзяны, 22 января/3 февраля 1868

Я до сих пор не поблагодарила тебя, дорогой, славный брат, за твое такое дружеское ноябрьское письмо, которое доставило мне большое удовольствие, так как я по-прежнему люблю тебя и потому не хочу стать для тебя чужой. Эта задержка с ответом произошла только из-за моей крайней лености, овладевшей мною, как никогда, а потом я хотела соединить расписку в получении денег к моему посланию, которое хотела тебе написать, чтобы одним вы­стрелом убить двух зайцев. Но теперь, когда срок уплаты, который ты нам назначил, прошел, я хочу тебе напомнить о себе, тем более что с нами случилась большая неприятность. Муж должен был сегодня утром выехать в Вену, чтобы предупредить могущее быть несчастье. Управляющий его городского дома прикарманил деньги, которые должны были пойти на уплату налога за это владение, на которое наложен секвестр. Густав сейчас очень стеснен в деньгах и в большом затруднении, где их достать. Ради Бога, дорогой Ваня, приди нам на помощь как можно скорее и пришли нам то, что ты должен. Я просто страдаю, видя, как муж волнуется и как озабочен этими денежными делами, и серьезно опасаюсь за его здоровье, потому что он не умеет воспринимать вещи спокойно. Настоящее, будущее — все его очень тревожит. С твоей помощью он по крайней мере сможет избежать этого неожиданного удара, который отнял бы у нас доход, на который мы должны жить.

Я как нельзя более обескуражена всеми теми огорчениями, которые вынуждена терпеть в отношении окончания образования Таши, а она становится совсем большой барышней. А что могу я сделать, будучи заперта в деревне? Как хороший отец, ты поймешь мои сетования по этому поводу. Я твердо рассчитываю на тебя, зная благородство твоих чувств и дружбу ко мне, и уверена, что ты поможешь нам в этих печальных обстоятельствах.

А о нас, по правде говоря, ничего особенного тебе ска­зать не могу. Дни проходили бы тихо среди нашего семей­ного счастья, если бы оно не омрачалось расстройством де­нежных дел.

Ты знаешь, я полагаю, от нашего семейства, что Натали Дубельт вышла замуж за принца Нассауского, она нам сооб­щила недавно об этом в письме из Парижа, где она сейчас находится. Дай Бог, чтобы этот союз был более счастли­вый, чем первый. Они обещают приехать к нам летом. Мы ждем также Аринку с мужем и ребенком в мае месяце. А ког­да же я смогу сказать то же самое о тебе, дражайший Ваня, как была бы я счастлива снова тебя увидеть. Муж, уезжая, просил меня передать тебе свои дружеские чувства; я жду его не раньше следующей недели.

Таша поручает себя твоей благосклонности, а я целую так же нежно, как и люблю. Дай мне скоро возможность по­благодарить тебя за присылку денег. Я надеюсь, что твое здоровье и здоровье всех твоих удовлетворительно. Пере­дай привет моей невестке, с которой я хотела бы познако­миться.

А. Фризенгоф».

«Бродзяны, 9/21 июля 1868

Прежде всего благодарю тебя, мой дорогой Ваня, за твое очень хорошее письмо, а затем за надежду, что ты мне пода­ешь ликвидировать твою задолженность в непродолжитель­ном времени. Я тебе также признательна как нельзя более за подробности касательно моих дел в отношении наследст­ва после отца. Это совершенно неожиданный и приятный сюрприз, о котором ты мне пишешь, что часть, на которую я могу рассчитывать, составляет капитал в 10 тысяч рублей, положенный в банк. Я не имела об этом ни малейшего пред­ставления. Лишь бы только все это я получила без особой задержки, чтобы я могла таким образом в какой-то степени участвовать в улаживании дел моего мужа и в образовании Таши, которое сейчас более чем когда-либо не двигается с места. Я так не привыкла к тому, что мои ожидания в чем бы то ни было осуществляются, что поверю в эти неожиданные деньги, которые ты мне обещаешь, только когда буду держать их в руках.

Что касается твоего предложения обратиться к моему племяннику Сергею (сын Сергея Николаевича Гончарова), чтобы попросить его взять на себя мои интересы при разделе, скажу тебе, что мне не только это приходило в голову, но более года тому назад я послала ему по этому поводу письмо, которое осталось без ответа. Я нашла, что это совсем нелюбезно с его стороны, и призна­юсь тебе, что у меня не хватает духу докучать ему своей вто­ричной просьбой. Но я была бы очень рада, если бы кто-нибудь из нашей семьи захотел придти мне на помощь, я бы оставила в стороне всякую обиду и попросила бы тебя, если ты его увидишь, позондировать почву в этом отношении. Если он будет так великодушен взять на себя защиту моих интересов, я предоставила бы ему право действовать от мо­его имени. Пусть только он мне скажет, что я должна для этого сделать. Может быть, ему будет достаточно бумаги, что я дала Саше Пушкину; если же нет, пусть он будет так добр прислать мне образец документа, который мне остава­лось бы только подписать.

Ты мне оказал бы большую услугу, дражайший брат, если бы устроил это дело, одной заботой на сердце у меня было бы меньше, если бы я знала, что кто-то думает обо мне. К го­рьким сожалениям, которые я не перестаю испытывать в связи с потерей нашей горячо любимой сестры, часто при­мешивается мысль, что в ней я нашла бы самого ревностно­го помощника в тех затруднениях, что сыплются на меня по поводу нашего несчастного семейного раздела. С ее пламен­ной, преданной своим близким душой, она, я не сомнева­юсь, сделала бы все возможное, чтобы вывести меня из это­го лабиринта.

Если ты можешь мне помочь в теперешних моих затруд­нениях, дорогой Ваня, будь милосерден в память нежной, братской дружбы, которую ты всегда свидетельствовал в дни нашей молодости, протяни великодушную руку единст­венной оставшейся у тебя сестре, которая тебя любит так же, как и раньше.

Прошу мою невестку не забывать меня, искренне желаю тебе полного благополучия, а также всей твоей семье.

А. Фризенгоф».

Денежные затруднения по-прежнему преследуют Фризенгофов, и они вынуждены безвыездно жить в Бродзянах. Как в свое время Дмитрий Николаевич, так и Иван Никола­евич постоянно задерживает присылку денег, даже процен­тов по тем векселям, что он выдал сестре, «купив» у нее ее часть Яропольца. Мы не знаем, получила ли Александра Ни­колаевна и те 10 тысяч рублей, что пришлись на ее долю по­сле смерти отца. Одновременно с женой пишет своему шу­рину и Густав Фризенгоф (письмо от 11/23 июля 1868), в котором он говорит, как тяжело ложиться и вставать с по­стоянными мыслями и заботами о том, как существовать. В очень деликатных выражениях Фризенгоф дает понять Ивану Николаевичу, что скорейшее окончание дела по на­следству было бы для них настоящим благодеянием и что они оба надеются на его содействие. «Поверьте, что мы не сомневаемся в вашей привязанности, — пишет он, — было бы очень печально, если бы пришлось перестать любить друг друга, потому что, так как мы окружены заботами и печалями, мне кажется, наоборот, чувствуешь еще большее стремление сблизиться с теми, кого любишь, найти у них утешение, такое благотворное, если оно идет от сердца».

Письмом Александры Николаевны от 22 января 1868 го­да еще раз подтверждается, что у Густава Фризенгофа был дом в Вене. Возможно, он сдавался внаем в те годы, что Фризенгофы не жили в столице. В одном из писем Густав говорит еще об одной неприятности: обойщик, у которого находилась на хранении их обстановка из венского дома, разорился, его имущество было продано с молотка, в том числе и их мебель, которую Фризенгофу пришлось выку­пать!

Но больше всего в последнем письме обращают на себя внимание строки, относящиеся к Наталье Николаевне, свидетельствующие об искренней, большой привязанно­сти Александры Николаевны к сестре, с которой ее связы­вала тесная дружба с детских лет. «Пламенная, преданная своим близким душа» — в этих словах вся Наталья Никола­евна, отзывчивая, любящая, всегда готовая сделать все, что в ее силах, для родных. Такой мы видим ее и в письмах на протяжении всей жизни. Пламенная душа — как много го­ворят нам эти слова, как раскрывают они образ этой обая­тельной женщины, как становятся нам понятны чувства Пушкина, сказавшего ей однажды, что душу ее он любит более ее лица...