После третьего звонка
Шрифт:
– Этого не может быть!
– авторитетно, со знанием дела заявил Виктор.
– В среде художников девушки не водятся. Никогда! Тем более в Таткином возрасте.
– Тебе, конечно, лучше знать, - вежливо ответил Алексей.
– Но я думаю иначе.
– Спорим!
– закричал в возбуждении Виктор.
– Ставлю бутылку коньяку! Или две! Ты проиграешь! Хотя, может быть, и я тоже... Удовольствие трахать Татку ниже среднего...
Алексей спорить согласился, но неохотно, и потом вспоминал о дурацком пари без всякого энтузиазма.
Обработать Тату было несложно. Виктор проделал это за шесть секунд.
Жара
– Мне нужна женщина!
– Бывает, - равнодушно утешил Виктор.
Видавшие виды подруги и натурщицы презрительно фыркали, даже не опускаясь до диалога.
– В эдакую жару?
– с интересом спросила Тата.
– Да еще отобрали горячую воду! А тебе не приходит в голову, что ты им как раз не нужен?
– Такого быть не может, Татусик, даже в жару!
– поведал Туманов.
– Просто у Витьки неудачный подбор кадров и на мою долю вечно ничего не остается. Почему ты не заботишься о судьбе одинокого друга, Витюша? И объясни, каким образом находишь себе такое количество юбок? Некоторых я знаю, но за последнее время твоя команда здорово пополнилась!
Виктор нехотя, с трудом оторвался от мольберта, вытер потный лоб тыльной и относительно чистой стороной ладони и взглянул на Туманова.
Венька был на десять лет моложе Крашенинникова, расхлябанный, неорганизованный и очень способный художник. Виктор относился к нему как к сыну или младшему брату, втайне обожал, никому не признаваясь в своей страсти, которую хорошо чувствовал Венька, и готов был возиться и нянчиться с Тумановым без конца и края.
– Все делается по вдохновению, - объяснил Виктор неопытному Веньке. - Экспромтом. Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая - мерещится... Чем меньше задумываешься о тактике и стратегии, тем ближе победа и безупречнее результат. Классные девки, заметь!
– Да, ничего, - согласился Туманов.
– Что скажешь, Татусик?
Тата широко улыбалась, огромный рот расходился от уха до уха, превращая ее небольшое худенькое личико в один страшный чудовищный оскал кривоватых зубов и бледных, высоко открывающихся десен.
– У длинной брюнетки слабоваты мышцы, - внезапно флегматично заметила Тата.
– Для натурщицы, Витюша, не подходит. У рыженькой неправильная посадка головы - очень некрасиво. У пышной блондинки в зеленом - сильный сколиоз, бочок кривоват, но скрывает полнота. А кудрявая девчушечка косолапа, писать лучше без ног и сидя.
Виктор в изумлении уставился на Тату. Во дает!
– Или лежа!
– захохотал Венька.
– Ты прирожденная художница, старуха, и опасная женщина! Насквозь видишь все физические недостатки соперниц! Шпаришь как по-писаному!
Тата невозмутимо улыбалась во весь рот.
– А почему соперниц?
– спросила она.
– У меня их не может быть!
Венька
в восторге задергал в воздухе голыми волосатыми ногами.– Поистине так!
– завопил он.
– Тебе нет равных! Ты неподражаема! Я тебя обожаю! Давай чмокнемся, Татусик!
– Давай, Веня, - легко согласилась Тата и даже не привстала со своей табуреточки.
– Ты не устаешь от этого калейдоскопа лиц, Витя?
Виктор осторожно положил кисть. Может быть, сегодня и попробовать выиграть бутылку у Алексиса? Выгнать ко всем чертям Веньку, и...
– Я скучаю без них, - объяснил Виктор.
– Завсегда начинаю тосковать, вспоминать жен, детей, неудавшиеся браки, какие-то нелепые любовные истории, страсти-мордасти... Прокручивать в голове давно разыгранные сцены и отработанные ситуации. Как будто можно что-нибудь вернуть и переиграть заново... Девки меня здорово отвлекают от ненужных и лишних воспоминаний. Но все мои девушки - одноразовые шприцы, поэтому часто приходится менять.
– Зачем тебе такие развлечения, Витя?
– спросила Тата.
– Венечка может развлечь болтовней значительно лучше.
– Не ревнуй его, Татка!
– закричал Туманов.
– Он неисправим! И развлекать его я вовсе не собираюсь! Давай лучше я напишу твой портрет!
– Давай, - так же легко и бесстрастно согласилась Тата, не пошевелившись.
– Я подарю его Вите. Когда начнем?
– Немедленно!
– решил Туманов.
– Отойди от мольберта, мазила, я буду писать Татку! Все равно ты не можешь создать ничего путного!
Виктор тотчас ловко использовал подходящий момент и разыграл возмущение.
– Отдохнул - и проваливай, балаболка! Ты мешаешь!
– жестко заявил он.
– У меня работа, а Тата будет мне петь. Я люблю работать под ее мурлыканье.
– Никуда я отсюда не уйду!
– нагло заявил настырный Венька.
– Только если ты мне найдешь смазливую мордашку из числа своих многочисленных поклонниц. Ну, позвони кому-нибудь, Витенька, я так страдаю без женского тепла и ласки! Даже Татка не хочет меня целовать!
Крашенинников обозлился уже по-настоящему.
– Веня, - тихо сказал он с нарастающей угрозой в голосе, - не испытывай так долго мое терпение! Оно не беспредельно. Ты что, сам девку себе найти не можешь? С каких это пор?
– Ну, Витя!
– противно заныл Туманов.
– Ты же знаешь, какой я беспомощный и нерасторопный! Я никогда не могу себя в жизни устроить! Ты не смотри, что я такой большой и здоровый на вид. Меня неправильно растила и воспитывала любимая мамочка и избаловала еще в раннем детстве. Я привык ко всему готовенькому и поэтому никак не могу жениться. А как хочется, Витя! Вот ты это делаешь запросто, без всякого труда... Недаром тебя нарекли столь громким именем. Хочу, чтобы обо мне заботились, чтобы мне готовили, стирали и чтобы меня трепетно ждали по вечерам на пороге квартиры!
Тата фыркнула.
– А на горшок тебя сажать не надо?
– заорал взбешенный Виктор.
– Для него просто нужного размера не найдется, - тихо объяснила Тата.
Молодец! Крашенинников посмотрел на нее одобрительно.
– Ты слишком хорошо знаешь анатомию, Татусик, - грустно закончил Туманов.
– Это вредно. Вообще ты давно заучилась, а лучше всего было рожать детей. Таких же, как ты, зубастеньких и страшных.
Татке почему-то никто не стеснялся говорить в глаза правду об ее внешности.