После войны

— Хвала богам, ты наконец-то вернулся к своему здоровому состоянию. Может быть, теперь ты позволишь мне поспать? Подозреваю, утром мне светит общение с СОБовскими дознавателями, а это редкое удовольствие, особенно в свете того, что я успел за сегодня от тебя узнать.

— Да, извини. Спи. А я пойду, послушаю, что происходит в мире, — голос прозвучал уже откуда-то от входа в палатку.

Утром я, вполне оклемавшийся, встретил дознавателя, что называется, полностью подготовленный. Не лежащи в кровати, а одеты по форме и не шатающимся от слабости. Проанализировав своё состояние, пришёл к выводу, что физически уже готов отправиться дальше. Оставался только один разговор, причём не факт, что после него меня отпустят.

Дознаватель пришёл часов в девять утра. Это был интеллигентного вида светловолосый полноватый мужчина в очках, с тихим голосом и обстоятельной манерой речи. Он производил впечатление человека дружелюбного, мягкого и несколько стеснительного. Но, во имя богов, когда дознаватель СОБ в звании мастера соответствовал своей внешности? Какая уж тут мягкость и стеснительность! Они могли быть присущи ему разве что где-то в далёкой юности, и там же должны были остаться.

— Доброе утро, товарищ гвардии обермастер, — он неуверенно отсалютовал. Я ответил тем же. — Мастер дознаватель СОБ Миролев Косаревич Озерский. Как Ваше самочувствие? — участливо осведомился он. Вот это, конечно, номер. Дознаватель Службы с княжеской фамилией — мягко говоря, неожиданно. Интересно, сколько ему пришлось доказывать свою непричастность к этому известному роду? Или он всё-таки его представитель, и каким-то чудом умудрился дослужиться до мастера? Да что там, вообще попасть в СОБ! В таком случае он должен быть, мягко говоря, весьма незаурядной личностью.

— Благодарю, гораздо лучше, — я решил поддержать манеру разговора оппонента, и занял в диалоге выжидательную позицию. Пусть лучше сам спрашивает всё, что нужно; тогда больше шансов не сказать что-нибудь лишнее. Правда, вряд ли у меня получится хоть что-то оставить при себе, если этот человек постарается. Жизненный опыт подсказывает, что с подобными типами надо быть осторожнее, чем со вчерашней тенью. — Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.

Мы устроились за столом. Озерский разложил какие-то документы, мелькнула пара фотокарточек, но их содержимого я различить не успел. Дознаватель откинулся на спинку стула, подняв взгляд на меня, и тут же слегка заныло в висках. СОБовец виновато улыбнулся.

— Простите за неудобства. Расслабьтесь, пожалуйста, и постарайтесь не сопротивляться: это не доставит нам обоим удовольствия, да и никакого толку не будет. Сами понимаете, особенности процедуры.

Процесс допроса всегда сопровождается ментальным сканированием. Любой человек с магическим талантом, и очень часто — даже без, чувствует это сканирование, и приятным ощущение назвать нельзя. Чем сильнее противодействие, тем сильнее начинает давить менталист. А в этих схватках я СОБовскому мастеру дознавателю, мягко говоря, не соперник. Поэтому я постарался последовать рекомендации Озерского и расслабиться. Ломить в висках перестало, осталась просто тяжесть; я всё равно продолжал нервничать. Не люблю, когда копаются у меня в голове.

Дознаватель лишь удовлетворённо кивнул и понимающе улыбнулся уголками губ — естественно, мою нервозность он заметил, и ничуть не удивился. Вряд ли вообще существуют люди, спокойно относящиеся к процедуре ментального сканирования.

В принципе, глубоко в память залезть дознаватель вот так просто не может. Для подобной проверки нужен сложный ритуал и, разумеется, специальная санкция, которую не так-то просто получить. А вот такое, стандартное ментальное сканирование, позволяет слышать эмоциональный фон объекта и улавливать некоторые поверхностные мысли. При достаточной сноровке этого вполне хватает.

— Вы, я думаю, догадываетесь, о чём пойдёт речь?

— Надо полагать, о случившемся со мной на озере, — я кивнул.

— С чего Вы решили? — полюбопытствовал он. Я понял, что таким образом Озерский может продолжать допрос очень долго, и решил ответить развёрнуто.

— Послушайте, товарищ мастер, я всё-таки не идиот, по сторонам смотреть умею. Совершенно точно, здесь под озером нашлась какая-то очень серьёзная и интересная вещь, иначе здесь не было бы Вас и такого количества Ваших коллег. Простая логика подсказывает, что это явно имеет отношение к некросам; может, какой-то бункер, или новая разработка. Или, что ещё вероятнее, некросы сами наткнулись тут на что-то, сделанное задолго до них. Этот вывод просто следует из облика встреченной и убитой мной твари — я не вспомню подобного ни из истории, ни из учебников, ни даже из рассказов сослуживцев и посторонних знакомых, включая всяческих дедушек-сказочников. Оно не пахло нежитью, да и весьма сомнительно, что настолько сложные и перспективные разработки дроманцы вели бы на свежезахваченной территории.

— Не надо так горячиться, — мягко качнул головой Озерский. — Я понимаю, Вам, боевому офицеру, весьма неприятно подвергаться допросу. Но не воспринимайте это как допрос: нам просто необходимо разобраться. Дело в том, — думаю, Вам можно об этом рассказать, всё-таки находка произошла почти исключительно благодаря Вам, — что мы пока ещё сами не понимаем, что именно нашли. Поэтому любая информация может быть полезна. Поэтому расскажите по порядку, как именно вы наткнулись на это существо, как оно выглядело, и как именно Вы его убили.

Я кивнул, сосредоточился и принялся за пересказ.

При общении с дознавателем лучше непрерывно говорить, делать как можно меньше пауз. Когда говоришь, сложно отвлечься на что-то, кроме слов. А вот опытный дознаватель способен пространно рассуждать на любую тему, при этом тщательно сканируя один, а то и несколько объектов. Так что, чем бодаться, лучше просто немного нервничать и спешить: это вполне естественное поведение.

Из этих соображений, вбитых в меня когда-то давно одним опытным командиром, а ещё из желания поскорее отделаться от неприятной процедуры, я рассказывал подробно, не забывая про детали. Озерский почти не задавал вопросов и не просил меня говорить короче.

Я сразу объяснил мотивы, приведшие меня на развалины этой деревни. Дознаватель, отдать ему должное, не стал придираться к моему любопытству и тому факту, что о своих подозрениях я никого не поставил в известность; даже наоборот, весьма одобрительно кивнул. На всякий случай я описал даже того старика с телегой, который показал мне нужный поворот. Упомянул мгновенное головокружение на подходе к лесу. Подробно остановился на описании деревни, даже вспомнил свои эмоции по этому поводу. Пересказал разговор с девушкой у колодца и все обстоятельства своего краткого пребывания в деревне.

Потом дошёл до описания ночного вида на деревню, и вот тут дознаватель разразился целым потоком уточняющих вопросов: как выглядел туман, распространялся ли он на деревню, были ли на небе облака, видел ли я среди призраков домов людей — хоть в каком-то виде. Точно так же подробно он расспрашивал меня об облике теневой твари и её поведении, короткой драке на суше и ещё более короткой драке под водой.

— А скажите, Илан Олеевич, Вам знакомо имя некоего Лихея Архарова? — совершенно внезапно, уже начав складывать бумаги, и я перевёл дух, поинтересовался дознаватель. Вопрос оказался неожиданным, и с ответом я замешкался, судорожно пытаясь вспомнить, а кто это, собственно, такой.

— Знакомо, но я никак не могу вспомнить, — наконец, заговорил я. — Хотя, минуту! — меня наконец-то осенило. — Кажется, именно так звали того подмастерья, что приехал забирать поводок псарни в Пеньках, несколько недель назад.

— У Вас неплохая память на имена, — задумчиво кивнул он.

— Выработана годами практики, — машинально отмахнулся я, пытаясь сообразить, почему мне задали сейчас этот вопрос.

— А скажите, Вы никогда не видели его до того случая? Или уже после? И какое он произвёл впечатление?