После всего. третья книга стихов (посмертная)

20-II-33

«К чему, к чему упрямая тревога..»

К чему, к чему упрямая тревога? Холодный год уж клонится к весне. Мой сын здоров. Мой муж не на войне… О чем еще могу просить у Бога?..

6-I-40

«Мне давно уже не мило…»

Мне давно уже не мило — Ни день, ни ночь, ни свет, ни мгла. Я все, что некогда любила — Забыла или предала. Мне надоело быть печальной, И все прощать, и все терпеть, Когда на койке госпитальной Так просто было умереть. В тоске блаженной и крылатой Я задыхалась и — спала. Мелькали белые халаты, Вонзалась острая игла… Чтоб снова. из последней силы Влачить бесцельно день за днем, Чтоб вновь войти в свой дом унылый, В холодный, неуютный дом… А в памяти все неотступней — Прозрачная ночная мгла. Где смерть была такой доступной И почему-то обошла.

10-III-40

«Дотянуть бы еще хоть три месяца…»

Дотянуть бы еще хоть три месяца, Из последних бы сил, как-нибудь. А потом — хоть пропасть, хоть повеситься, Всеми способами — отдохнуть… Я устала. Хожу, спотыкаясь, Мну в полях молодую траву. И уже безошибочно знаю, Что до осени не доживу. Здесь так тихо, так просто, так ясно, Но так трудно томиться и ждать. И в мой город — чужой и прекрасный — Я в июле вернусь умирать. Там, в палате знакомой больницы — Примиренье с нелегкой судьбой. Мне ночами настойчиво снится Койка белая, номер шестой. И проснувшись, — вдали от Парижа — В розовеющей мгле поутру Я, вглядевшись, отчетливо вижу Свой тяжелый, уродливый труп.

8-IV-40

Шартр

«Где-то пробили часы…»

Где-то пробили часы. — Всем, кто унижен и болен, Кто отошел от побед — Всем этот братский привет С древних, ночных колоколен. Где-то стенанье сирен В мерзлом и мутном тумане. Шум авионов во мгле, Пушечный дым на земле И корабли в океане… — Господи, дай же покой Всем твоим сгорбленным людям: Мирно идущим ко сну, Мерно идущим ко дну, Вставшим у темных орудий!

3-XI-40

«Войной навек проведена черта…»

Войной навек проведена черта, Что было прежде — то не повторится. Как изменились будничные лица! И всё — не то. И жизнь — совсем не та. Мы погрубели, позабыв о скуке, Мы стали проще, как и все вокруг. От холода распухнувшие руки Нам ближе холеных, спокойных рук. Мы стали тише, ничему не рады, Нам так понятна и близка печаль Тех, кто сменил веселые наряды На траурную, черную вуаль. И нам понятна эта жизнь без грима, И бледность просветленного лица, Когда впервые так неотвратимо. Так близко — ожидание конца.

12-I-41

Шартр

«Просыпались глухими ночами…»

Просыпались глухими ночами От далекого воя сирен. Зябли плечи и зубы стучали. Беспросветная тьма на дворе. Одевались, спешили, балдели И в безлюдье широких полей Волочили из теплой постели Перепуганных, сонных детей. Поднимались тропинками в гору, К башмакам налипала земля, А навстречу — холодным простором — Ледяные ночные поля. В темноте, на дороге пустынной, Зябко ежась, порой до утра, Подставляя озябшую спину Леденящим и острым ветрам… А вдали еле видимый город В непроглядную тьму погружен. Только острые башни собора Простирались в пустой небосклон. Как живая мольба о покое, О пощаде за чью-то вину. И часы металлическим боем Пробуравливали тишину. Да петух неожиданно-звонко Принимался кричать второпях. А в руке ледяная ручонка Выдавала усталость и страх… Так — навеки: дорога пустая, Чернота неоглядных полей, Авионов пчелиная стая И озябшие руки детей.

23-I-41

Шартр

«Такие сны, как редкостный подарок…»

Такие сны, как редкостный подарок, Такие сны бывают раз в году. Мой день сгорал…Да он и не был ярок. День догорал в неубранном саду. Проходят дни, как злобные кошмары, Спаленные тревогой и тоской. А ночью сны о лавках и базарах, Где сыр без карточек и молоко. И вдруг, среди заботы и обмана, Средь суеты, в которой я живу, Приснится то. что близко и желанно, Что никогда не будет наяву.

25-II-41

«Темнота. Не светят фонари…»

Темнота. Не светят фонари. Бьют часы железным боем где-то. Час еще далекий до зари, Самый страшный час — перед рассветом. В этот час от боли и тоски Так мучительно всегда не спится. Час, когда покорно старики Умирают в городской больнице. Час, когда, устав от смутных дел, Город спит, как зверь настороженный, А в тюрьме выводят на расстрел Самых лучших и непримиренных.

3-III-42

1942

ИГОРЮ

«Двенадцать лет без перерыва! Двенадцать лет: огромный срок!» А сердце бьется терпеливо, Твердит заученный урок. Двенадцать лет — без перемены — Толчками сердца — вновь и вновь — Бежит в твоих упругих венах Моя бунтующая кровь. И в жизнь войдя большим и смелым, Сквозь боль, отчаянье и ложь, Слова, что я сказать не смела, Ты за меня произнесешь.

9-V-41

«Пока горят на елке свечи…»

Пока горят на елке свечи, И глазки детские горят, Пока на сгорбленные плечи Не давит тяжестью закат, Пока обидой злой и колкой Не жжет придуманная речь, И пахнет детством, пахнет елкой И воском разноцветных свеч, — Я забываю все волненья И завтрашний, тяжелый день, И от веселой детской лени Впадаю в старческую лень. Смотрю на детскую улыбку, Склоняюсь к нежному плечу. Не называю все ошибкой, И даже смерти не хочу.

29-XII-36

«Живи не так, как я, как твой отец…»

Живи не так, как я, как твой отец, Как все мы здесь, — вне времени и жизни. Придет такое время, наконец, — Ты помянешь нас горькой укоризной. Что дали мы бессильному тебе? Ни твердых прав, ни родины, ни дома. Пойдешь один дорогой незнакомой Навстречу странной и слепой судьбе. Пойдешь один. И будет жизнь твоя Полна жестоких испытаний тоже. Пойми: никто на свете (даже — я!) Тебе найти дорогу не поможет. Ищи везде, ищи в стране любой, Будь каждому попутчиком желанным. (Не так, как я. Моя судьба — чужой Всю жизнь блуждать по обреченным странам). Будь тверд и терпелив. Неси смелей, Уверенней — свои живые силы. И позабудь о матери своей, Которую отчаянье сломило.

21-X-40

«Жизнь прошла, отошла, отшумела…»

Жизнь прошла, отошла, отшумела, Все куда-то напрасно спеша. Безнадежно измучено тело И совсем поседела душа. Больше нет ни желанья, ни силы… Значит, кончено все. Ну, и что ж? — А когда-нибудь, мальчик мой милый, Ты стихи мои все перечтешь. После радости, и катастрофы, — После гибели, — после всего, — Весь мой опыт — в беспомощных строфах. Я тебе завещаю его.