После
Шрифт:
— Хорошо. Протелеон. Я понял тебя. Разреши мне сейчас же отправиться туда, пока наши войска ещё занимают ту часть подземелья.
— Ступай, префект Стратоник! — торжественно произнес жрец, — Защити наш город!
_____
В ночи город был заполнен огнями.
Горели жаровни и костры.
Патрули сновали по улицам.
Метель утихла.
Настала леденящая звездная ночь.
Суматоха отступления не прекращалась. Но вот уже последние отряды покидали утерянный район города, где происходили беспрерывные кровавые стычки.
Человекоподобные твари в кольчугах и воронённых
Сверкали мечи!
Лязг.
Вопли.
Стоны.
Кровь.
Била ключом кровь, красная людская и черная иная, и, смешиваясь, заливала холодную плитку улиц.
Мороз добивал раненных.
Раны и предсмертный шок согревали в последний раз.
Они ползли, уже мертвые тела, не осознавая свою кончину, плача, искали спасения, пока покорёженные серые лапы срывали с них доспехи и рвали тела, кромсали и резали плоть, разбрасывали потроха по улице и топтали их, а затем пожирали, смакуя чужую боль в каждом жадно проглоченном куске.
Не огни горели в надвигающейся по улицам тьме, а красные глаза нелюдей.
Воины отправляли туда стрелы.
Беспрерывно летели снаряды, там и тут пылали огни пожара, горели тела, усеянные стрелами.
Камень горел.
В небесах парили черные драконы.
Безветрие, тишина…
Крупная луна высоко.
Тяжелые бои продолжались в городе.
Тем временем в подземелье решалась судьба данного этапа сражения.
Внизу, развеивая факелами черноту кирпичных тоннелей шли воины с вытянутыми треугольными щитами, окованными по краям, и держа мечи на изготовку. Шумела сталь полных белых лат.
Здесь был просторный проход шириной в несколько повозок, вдоль стен были колоны.
Везде скала, в ней все это вырезано.
— Кто идет!? — крикнул храмовый стражник в полном доспехе и черной накидке с золотым изображением быка, крепко сжав свою секиру, за ним встали на изготовку ещё с десяток таких же.
Но Стратоник твердо шагал, не сбавляя скорости, держа на лице грозный официоз.
— Я Стратоник, префект воинства Башни! — зычно озвучивал он своё звание, и затем добавил тише и серьёзнее, — открой мне эти ворота, ради нашего города.
— Слушаюсь, префект! — выпалил стражник, узнавший старшего по званию.
Двое подошли к прямоугольным дверям и ключами вскрыли тяжелый висячий замок. После чего постучали по дереву. Внутри раздался такой же ритмичный стук. Послышался засов.
Врата раскрылись.
И темнота внутри не развеялась светом пламени, а стояла как субстанция. Оттуда шел дым, а по полу растекался плотный серый туман.
Напряжение сковало все тело Стратоника.
Воины подняли щиты и выставили клинки.
Что-то внутри зашипело, затем зарычало.
И во тьме загорелись красные огоньки, как тлеющие угли, раздуваемые порывом воздуха. То были иные глаза.
Раздался низкий басистый смех, в котором смешались многие голоса, но то был смех одного лишь существа. Огромное жирное складчатое пузо показалось впереди, а за ним мускулистые руки, каждая держала по широкому тесаку грубой работы, покрытому ржавчиной, зазубринами и царапинами.
Черная магма отвращения, перемешанная с раскаленной злобой и скользким щекотным страхом, разливалась по телу
Стратоника, напрягая все его мышцы, кривя лицо гневной гримасой.— Мерзкая тварь! — крикнул префект.
Снова послышался смех.
И на свет явилось все тело здоровяка с двумя тесаками. То, что было когда-то человеческим лицом заплыло жиром до неузнаваемости и выражало открытой пастью нечто походящее на улыбку, в глубине бугрящихся меж лоснящихся опухолей горели те самые красные угли глаз иного мира.
Прикрывшись круглым деревянными щитом, Префект стал подступаться.
Недолго думая, махина ринулась на Стратоника, и чуть не сбила его с ног, навалившись всем телом на щит; со сторон она рубила тесаками по латам, высекая искры. Колоссальная туша подавляла все силы человеческого тела. Воинственность угасала, когда в последний момент в мышцах разгорелось вновь пламя борьбы.
Наконец тварь уперлась кулаками в щит и мощным рывком отбросила человека так, что тот упал на воинов, но те подхватили, дав ему упасть.
В глазах расцвела чёрная роза забытия, голову сдавило…
С двух сторон стражники бросились, но после колющих ударов их клинки глубоко утонули в жирной плоти, а самих их монстр оглушил ударами тесаков по шлемам, отбросив в стороны.
К этому времени Стратоник пришел в себя и вновь ринулся в бой, уперев щит в огромное пузо.
Вырывая из глубин всю свою мощь, Стратоник уперся одной ногой в пол и, сделав резкий толчок, начал теснить тварь, нанося ей страшные удары мечом наотмашь, срезая целый пласты мяса, и наконец отпихнул тварь так, что та попятилась назад. И потом с воинственным воплем на устах он сделал выпад и рассек пузо сверху вниз, из того полилась вязкая черная кровь, в ней плавали гниющие потроха, в которых копошилось изобилие жирных белых личинок.
— В атаку! — скомандовал префект.
И воины ринулись и стали рубить жирного монстра. Работая, как единый станок, они изрубили его на куски, сильные руки с тесаками были отсечены в мгновения, а тело раскромсано на куски, они толпились в потрохах, давя личинок и продолжая колоть и резать ненавистную плоть.
— Ладно, хватит! — крикнул Стратоник, останавливая своих воинов, пришедших в ярость от мерзости увиденного.
— Он пожрал наших соратников, сука! — выпалил навзрыд один из стражников.
Префект взял у воина факел и направился к дверям:
— Не время для стенаний, пора опустить рычаг и закончить эту битву.
Теперь темнота растаяла, и взору открылся круглый в плане зал, с ровным потолком и поверхностями, испещренными письменами. Против входа в стене красовался чистый железный рычаг.
И как только Стратоник сделал первые шаги в направлении к своей цели, врата за ним резко захлопнулись.
В коридоре грянул шум ломающегося железа и рвущихся тел.
Короткие крики боли.
Тишина.
— Что это!?
Факел потух.
_____
В залитой утренним светом спальне на постели полулежала Психея, сжимая в руках чужие рыжие пряди меж своих бёдер. Закрыв глаза, она ярко наслаждалась, ощущая как по телу растекается лава счастья.
Где-то вдали раскрылись двери.
Загремели латные ботинки.
Резко отпрянула прислужница и бросилась в страхе и смущении надевать свою столу и приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы, горевшие алым в прямых лучах зари.