Последнее дело Жерново

– Да пошёл ты… благодетель… Звони, если что.

– Будь.

То ли Семафор мне благодарен, то ли ещё что, но с ним проблем не было от слова совсем. Собутыльник из него, конечно, так себе, но сбивка словаря прошла почти идеально. Причём, слабое звено в этой сбивке я. Но я стараюсь, и Сёма мне платит взаимностью. А ведь я всю жизнь считал себя собачником.

– Амалия Теодоровна, от нашего стола к вашему кофе. Угостите Арабикой?

– Александр, у вас нюх как у собаки. Проходите.

– …Овсяное печенье редко покупаю, – берегу фигуру.

– Но ведь кофе!..

– Да-да, я понимаю, это очень вкусно… Сёма?

– Да, на три дня.

– Не беспокойтесь, у нас полное с ним взаимопонимание… На рыбалку?

– С охотой всё, осталось продать ружьё.

– И каково это, охотнику без охоты?

– Нормально. Главное, не индульгировать.

– Как вы сказали?

– Ну… не делать из этого фетиш.

– Да-да, я понимаю… Знаете, в нашей профессии это намного трудней.

– В нашей тоже. Охота ведь не профессия.

– Саша, помните, я рассказывала вам про своего ученика, скрипача?

– Что-то припоминаю…

– Так вот недавно он показывал свою вещь… вещицу… необычная такая… Хочется вам её показать… очень хочется.

– У вас есть запись?.. Вы же знаете, я в нотах…

– Да, помню… Но меня что-то тревожит… Вам не кажется иногда, что с нами всё уже происходило?.. Ну… вот всё, что происходит, уже где-то было… когда-то.

– Странно, что вы об этом заговорили. Знаете, мне тоже подобные мысли стали в голову приходить.

– Да-да, именно мысли… Любопытно… И вы правы, это действительно странно…

– Люд, эт снова я… В общем, автобус поломался. Топаю пёхом.

– Может, машину найти?

– Не стоит, минут через сорок буду.

– Чара скулит, тебя почуяла.

– Успокой, скажи, – завтра возьму на рыбалку.

– Не обманешь?

– Чару?.. Да ни в жизнь!

– Смотри, Жерново, пожалеешь потом.

– Уже пожалел… До связи.

– …Ну всё, мы дёрнули.

– Далеко в этот раз?

– Без фанатизма, километров восемь. Есть одно местечко… Чара, со мной?

– Ты же обещал.

– Помню… Послезавтра жди.

– Рыба будет?

– Как знать… Рыбалка дело такое. В крайнем случае у рыбаков купим.

– Ага, купите. По карточке?

– Вашу Машу…

– Вот-вот… Возьми пару тысяч, потом отдашь.

– Тысячи хватит…

– …Берти, опять он… Ну сколько можно?.. Нам до него не достучаться.

– Анна, позови Маргарет. Вдвоём не управиться.

– Я уже ничему не верю… зря мы всё затеяли.

– Девочка моя, мы должны бороться.

– Лучше бы он тогда умер.

– Не говори глупости. Нам не дано знать, что было бы лучше. Зови.

– 5-

С Людмилой свела судьба, – в лице молодого лейтенанта Аркашки Казарина…

– Саня, давай в театр сходим?

Аркаша появился у нас осенью восемьдесят второго, я был тогда слушателем спецкурса генерала Гурова, куда меня направили как «отличника и прочая». А познакомились мы сразу после того, как «с благодарностью за служебное рвение» меня выпнули из следственной группы Гдляна-Иванова. Пробыл я там чуть больше трёх недель, только и успел, что малость хапнуть ташкентского загара да насмешек от капитана ОБХСС Валерки Дюжева. Валерия Леонидовича, если точней. Одна была радость, – незнамо за какие заслуги перед Отечеством получил старлея досрочно, так что для огорчений повода не было. Мало ли куда ещё Родина пошлёт…

Леонидыч – шкаф под метр девяносто, полупудовые кулаки – «угадай в какой руке арбуз», боксёр, призёр МВД в полутяже, его даже начальство побаивалось, а уж мне при росте сто семьдесят четыре сам Бог велел помалкивать, – со своим КМС по самбо я мог его только рассмешить. В неполные двадцать девять он успел не одного цеховика перекусить пополам, а мне советовал излишнего любопытства и рвения не проявлять, пока не поступит команда от «сладкой парочки», как сам Леонидыч их называл. У него были основания не высовываться.

– Саня, сделал – запиши, не сделал – два раза запиши. И не суйся, куда не просят.

Я советам не внял.

В начале «святых 90-х» Дюжева перевели в Варшавское отделение Интерпола, где он прослужил до конца 98-го, пока не схлопотал по голове «чем-то тяжёлым», получил инвалидность, а в середине нулевых, когда я видел его в последний раз, он трудился в какой-то охранной фирме, получая неплохую прибавку к государеву кошту – четыреста долларов пенсии от Интерпола.

– …Сань, ну так что, пойдёшь?.. По контрамаркам.

– Откуда?

– Я же тебе говорил, – родной брат актёр, после театрального там работает.

– В театре служат, Аркаша.

– Служат?.. в театре?.. А мы что, улицы подметаем?

– А мы подметаем.

– Ну как?.. идём?

– Когда?

– Да хоть сегодня… хотя нет… Давай завтра. Я к брату смотаюсь.

– Форма одежды парадная?

– А что?.. давай. Как отмазываться будем, если что…

– Отмажемся… Аркаш, ты когда в театре был?

– Не помню.

– А я помню. В шестом классе. Спектакль был «Московские каникулы».

– Ну ты театрал…

– Аркаш, цветы надо бы купить.

– Кому, Вадику?.. Коньяк ему, а не цветы.

– Актрисе какой-нибудь… театр всё-таки.

– Ну, ты цветы, а я коньяка куплю, после спектакля с братом посидим.

Цветы пришлись впору.

Чуть больше года до этого Людмила развелась, и мне пришлось уводить её от следующего венца, к обоюдному удовольствию. Через два месяца мы подали заявление в ЗАГС.

Правда, Вадима Казарина это сильно не устраивало. Он отыграл своё спустя четыре года.

С этим театром связано ещё одно событие…

Как-то Людмила, с которой к тому времени мы уже были в разводе, а братья Казарины перестали общаться между собой, предложила показаться их главрежу Исакову. Александр Борисович вежливо послушал, поинтересовался, нет ли у меня чего кроме романсов. И благополучно про меня забыл.

С тех пор я не брал в руки гитару. Жаль?.. Наверно. Но меня теперь это не волнует. Просто жаль и всё.

– Здравствуй, Акмал. Как сам?

– Вашими молитвами, Александр Иванович. Как вы?