Последнее испытание

В беседу вмешивается Сонни:

– Хватит вилять, доктор Робб. Миссис Стерн имеет право получить ответ на свой вопрос.

Хотя Стерн, лично хорошо зная Сонни, не мог предвидеть, что дойдет до этого, Кирил оказался прав, когда как-то отметил, что она иногда бывает несколько раздражительной во время судебных процессов. После двадцати лет работы в должности судьи запасы ее терпения, когда речь идет о стандартных судебных трюках как со стороны юристов, так и со стороны свидетелей, действительно истощились. Это характерно для многих судей с большим стажем. Но резкие слова, сказанные Сонни, сидящей в судейском кресле, похоже, пугают доктора Робб. Она резко выпрямляется. Лицо ее по-прежнему выражает тревогу.

– И все же это слишком широкие допущения. Однако, если бы они оказались обоснованными, полагаю, я бы засомневалась, что мне следует остаться при прежнем мнении. Но знаете что? Когда я нахожусь здесь и отвечаю на какие-то гипотетические вопросы, все это напоминает мне какой-то эксперимент, причем с использованием вымышленных данных и параметров. Мы же, и я в том числе, делаем отнюдь не воображаемую работу. Мы имеем дело с человеческими жизнями. Если бы я всерьез отвечала на вопросы, которые мне здесь задают, мне бы потребовалось для этого гораздо больше времени, и я должна была бы учесть множество самых разных факторов, причем подойти к этому куда более тщательно, чем я могу, находясь здесь.

Марта пристально смотрит на доктора Робб, и Стерну приходится сдерживать себя, чтобы не положить ладонь на плечо дочери, призывая ее успокоиться. Робб сделала максимум возможного, чтобы запутать свой ответ и обставить его со всех сторон оговорками. Но за водопадом сказанных ею слов вряд ли удастся скрыть произнесенную ею фразу – «я бы засомневалась, что мне следует остаться при прежнем мнении». Чувствуется, что, если Марта еще раз надавит на доктора Робб, та, вероятнее всего, сформулирует свою мысль более определенно – или же вообще скажет все напрямик.

Марта, которая продолжает хранить молчание, и сама приходит к такому выводу. Она почувствовала, как за какую-то секунду общее настроение в зале суда изменилось. Все присутствующие понимают, что свидетельница сделала важнейшую уступку или даже признание. Исходя из буквы закона, Мозес прав – присяжные все еще имеют полномочия признать, что Кирил в 2016 году совершил мошенничество. Но после того, что сказала доктор Робб, возникает вопрос – признают ли члены жюри виновным в мошенничестве семидесятивосьмилетнего лауреата Нобелевской премии за подтасовку нескольких цифр, учитывая, что созданное им лекарство реально спасает жизнь и к тому же, скорее всего, в любом случае будет одобрено и получит лицензию.

Марта возвращается в ложу защиты, чтобы оставить на столе листы с данными подтверждающего исследования, которые она до этого держала в руках. Она, кажется, уже собирается сесть, что было бы вполне логично, но вдруг поднимает руку, давая понять, что еще не закончила.

– Еще одно, доктор Робб. Вы говорите, что несколько раз встречались с представителями компании «ПТ» в Вашингтоне, чтобы обсудить вопросы, связанные с «Джи-Ливиа». Между первой такой встречей в 2014 году, когда «ПТ» пыталась добиться признания препарата средством прорывной терапии, и последней, которая состоялась в октябре 2016 года, в скольких таких встречах вы принимали участие? Всего?

– По-моему, в четырех.

– А присутствовал ли на какой-либо из этих четырех встреч Кирил Пафко?

– Да, на первой и на последней.

– А кто во время всех этих встреч был главным представителем компании «ПТ»?

– Доктор Леп Пафко.

– А в октябре 2016 года, когда УКПМ представили результаты клинических испытаний, кто выступал от имени компании?

– Вы хотите сказать, кто делал доклад? Кирил сказал несколько слов, но в основном говорил Леп Пафко.

Марта делает знак Пинки, и на демонстрационном мониторе появляется титульный лист заявки на получение лицензии на «Джи-Ливиа» из вещественного доказательства гособвинения 1.

– Прошу обратить внимание, – говорит Марта. – Эта часть документа – официальная форма УКПМ 356-эйч. На ней имеются поля шириной от тридцати до тридцати пяти знаков. На них какой-то ответственный руководитель своей подписью удостоверяет, что компания «ПТ» выполнила все требования закона и существующие правила. Они в самом деле соблюдались?

– Нет. На мой взгляд, нет.

– А человеком, который удостоверил этот документ своей подписью, был доктор Кирил Пафко, мой подзащитный на этом процессе, не так ли?

Доктор Робб улыбается. Подпись прекрасно видна на экране.

– Нет.

– Тогда кто это сделал?

– Доктор Леп Пафко, медицинский директор и старший вице-президент.

– Доктор Леп?

Марта делает небольшую паузу и молча бросает на доктора Робб подозрительный и недоуменный взгляд, после чего объявляет, что больше у нее вопросов нет.

Сонни объявляет перерыв на ланч. Как только присяжные выходят из зала, Стерн встает и обнимает Марту за плечи.

– Блестяще, – говорит он. – Это было твое лучшее выступление в жизни.

Марта сияет, от души радуясь похвале отца. Пинки и несколько юристов из крупных фирм, занимающихся гражданскими исками к «ПТ», которые наблюдали за происходящим с галереи, тоже собираются вокруг Марты, чтобы выразить ей свое одобрение – негромко. Стерн отходит в сторону, оставив дочь с поклонниками ее адвокатского таланта, и тут только замечает, что Донателла, сидящая за спиной Кирила, наклонилась вперед, к супругу. Ее рука лежит на спинке стула, на котором сидит ее муж. Взгляд, который она мечет в Стерна из-под своих угольно-черных бровей, настолько грозен, что у пожилого адвоката замирает сердце. Жена Кирила встает и, приблизившись к Стерну вплотную, шепчет весьма любезным тоном, который совершенно не вяжется с выражением ее лица:

– Сэнди, позволь нам с Кирилом пригласить тебя на ланч.

15. Сын своей матери

Теперь, когда СМИ стали отправлять большое количество фотографов для освещения ежедневных судебных заседаний, Кирил начал сам ездить в суд и подвозить туда Донателлу, паркуясь в паре кварталов у отеля «Грешэм». Стерн и супруги Пафко медленно спускаются по центральной лестнице здания суда, минуя фигурные гипсовые панели, которыми отделаны стены. Кирил по пути звонит отельному парковщику. К тому моменту, когда вся троица оказывается на улице, молодой человек успевает подогнать машину четы Пафко к обочине у выхода. Это не «Мазерати» Кирила, а его старый «Кадиллак». За долгие годы знакомства со Стерном Пафко приобрел несколько автомобилей у того же дилера, услугами которого пользовался и адвокат. Дилер – в прошлом клиент Стерна, которому адвокат в свое время представил своего друга. Теперь серый «Кадиллак Эс-Ти-Си» принадлежит Донателле.

– А где же шедевр итальянского автопрома? – интересуется Стерн, имея в виду «Мазерати». Ему отвечает Донателла:

– У Кирила теперь, по сути, две машины, – говорит она. – Его авто так часто простаивает в мастерской, что он пользуется моей три раза в неделю.

Это скорее шутливый укол. В своем возрасте Донателла водит машину, пожалуй, не чаще, чем Стерн. Что же касается Кирила, то он сам признает, что «Мазерати» – роскошный автомобиль, но настолько капризный, что ему иногда кажется, будто у машины аллергия на тротуары.