Последнее испытание

Фелд заявляет протест на том основании, что вопрос Стерна содержит некие аргументы в пользу позиции защиты. Стерн отзывает вопрос, не дожидаясь, пока Сонни как-то отреагирует.

– Что ж, специальный агент Дженкинс, давайте оставим в стороне свидетельства того, что этот скриншот был создан 15 сентября 2016 года. Скажите, с ним совершали какие-то операции?

– Один раз он был отправлен по электронной почте.

– Когда?

– Тогда же, 15 сентября 2016 года, вечером. В восемь часов с минутами.

– И кому отправили это электронное сообщение?

– Некой мисс Фернандес.

– Видимо, вы имеете в виду мисс Ольгу Фернандес, директора по маркетингу и общественным коммуникациям компании «Пафко Терапьютикс»?

– Да, сэр.

– Вы присутствовали на допросе мисс Фернандес по поводу этого электронного письма, который проводили агенты ФБР два года спустя, осенью 2018 года?

– Да, сэр. Я был одним из двух сотрудников, которые с ней встречались.

– И что она вам сообщила?

– Я протестую, – вскакивает Фелд. – Речь идет о слухах и домыслах.

Стерн нарочно задал вопрос, стоя лицом к присяжным, и теперь делает все возможное, чтобы дать им понять, что он шокирован. Затем он оборачивается, чтобы взглянуть через плечо на Фелда. Тем временем Марта со стуком роняет на пол ручку – это сигнал отцу, что он забрел в опасные дебри. Стерн переводит взгляд на судью. Сонни смотрит прямо на него, и на лице ее написано раздражение. Старому адвокату кажется, что подобная реакция – это нечестно. В конце концов, нет ничего неэтичного в том, чтобы задать вопрос, ответ на который может содержать слухи и оценочные суждения. Ведь речь идет о получении важных показаний – даже если вследствие протеста со стороны обвинения их удалят из протокола. Если уж на то пошло, показания доктора Робб представляли собой настоящий фонтан слухов и домыслов – особенно когда речь шла о заявлениях Лепа и других в ходе совещаний с руководством и сотрудниками УКПМ, которые были сделаны очень далеко от зала суда и в отсутствие Кирила. Однако Стерн считает себя представителем старой юридической школы, а значит, должен жить и работать, руководствуясь теми правилами, многие из которых молодые представители его профессии просто игнорируют. Он картинно пожимает плечами – это жест явно рассчитан не только на Сонни и Марту, но и на присяжных – и возвращается на свое место, стараясь во что бы то ни стало выглядеть невозмутимым.

Ольга сообщила и Дженкинсу, и Стерну, который тоже с ней беседовал, в принципе, одно и то же: что она обнаружила электронное письмо со скриншотом изначальной, неизмененной базы данных в своем почтовом ящике утром следующего дня, то есть 16 сентября. Так получилось, что буквально через несколько минут после этого она встретилась с Кирилом. «Я спросила у него, зачем он мне это прислал, – сказала Ольга Стерну. – Он не понял, о чем я говорю. Ничего не понял. Я задала ему один и тот же вопрос трижды. Он сказал, что не помнит, чтобы отправлял мне электронное письмо с прикрепленным к нему документом. В общем, я просто все удалила».

Эти свидетельские показания настолько благоприятны для Кирила, что умный представитель обвинения должен был бы сразу понять, что обращаться с ними нужно с большой осторожностью. Что же касается агентов ФБР, то они, похоже, просто не поверили своим ушам. По требованию Дженкинса Ольга предоставила в его распоряжение свой офисный компьютер. Дженкинс отвез его в федеральный округ Колумбия и там убедился, что Ольга сказала правду. Электронное письмо, полученное от Кирила, так и не было открыто, и рано утром 16 сентября его просто удалили.

Однако даже с учетом показаний эксперта из ФБР общая картина, как сказала бы Марта, сильно попахивает дерьмом. Марте кажется невероятным, что Ольга стала колебаться и в конце концов решила не открывать электронное письмо, присланное ей генеральным директором ее компании – не считая того, что он одновременно был еще и ее любовником. Говоря об этом, Марта сказала отцу следующее: «Пап, ты ведь прекрасно понимаешь, что произошло. Ольга уже завела шашни с Кирилом и потому знала, что данные клинических испытаний подтасовали. А увидев в почте то письмо, она бросилась к Кириллу с вопросом: «Зачем ты впутываешь меня в эту мерзость? Я просто здесь работаю».

Существует еще и теория Иннис, которую Стерну удалось сформулировать не без труда. Она, по его мнению, состоит в том, что именно Ольга является во всей истории с «Джи-Ливиа» главным злодеем. Согласно этой версии, электронное письмо – неотъемлемая часть интриг Ольги, которая убедила Кирила позвонить Венди Хох в «Глоубал» и обманом заставить ее подменить информацию в базе данных.

Так или иначе, Стерн понимает: принимать решение о вызове Ольги в суд в качестве свидетеля нужно с большой осторожностью, и только после того, как он с глазу на глаз задаст Кирилу кое-какие вопросы, которых до сих пор старался избегать.

Кирил отправляет Донателлу домой на такси, а сам звонит работнику стоянки близлежащего отеля и просит пригнать его серый «Кадиллак». Пафко и Стерн дожидаются у обочины, когда подъедет машина. На этот раз перед тем, как начать усаживаться на сиденье, Стерн в течение нескольких секунд внимательно разглядывает автомобиль.

– В чем дело? – спрашивает Кирил, уже расположившийся за рулем.

– Я все думаю про мой разбитый «Кадиллак», – отвечает Стерн, но этим и ограничивается. По дороге в офис адвоката Кирил почти все время говорит по телефону. Судя по всему, его не слишком волнует тот факт, что гособвинение задействовало против него самое серьезное документальное доказательство его вины, которым располагает. Его, похоже, спасает изначальный настрой все отрицать. Стерн же всегда без труда представлял, как это ужасно, когда гособвинение запутывает человека, изучает под лупой каждое сказанное им слово, пытается узнать все его секреты, он понимает, что все это может вызывать у людей такое чувство, будто их плоть буквально рвут на куски, пытаясь добраться до глубин их души. Обычно «белые воротнички» говорят, что с ними лучше обращались бы в тоталитарном государстве, чем в реалиях демократии, если речь идет о судебной системе. Разумеется, все это резко контрастирует с теми делами Стерна, в которых его клиентами были бедняки – для них бесцеремонное вмешательство в их жизнь правоохранителей и представителей судебных органов не вызывало удивления.

Тем не менее, независимо от финансового благосостояния и социального статуса его клиентов, Стерну всегда было трудно понять объяснения, которые они приводили, пытаясь оправдать свои преступления. Да, конечно, голодный человек крадет хлеб. Но зачем понадобилось Кирилу Пафко так опрометчиво прибегать к обману, чтобы добиться получения лицензии на «Джи-Ливиа», если ему было известно, что у препарата есть смертельно опасные побочные эффекты? Неужели он в самом деле надеялся, что эти эффекты станут менее фатальными, если УКПМ выдаст разрешение на лекарство и поставит на нем свою печать? И все же многолетний опыт подсказывает Стерну, что подобные оторванные от реальности представления весьма типичны для части подзащитных. По крайней мере для многих из тех, кому доводилось сидеть в плетеном кресле в кабинете адвоката, в котором сейчас расположился Кирил.

В момент совершения преступления все эти люди вопреки всякой логике были уверены, что их не изобличат.

– Кирил, – говорит Стерн, – позвольте мне попытаться быстро пройтись по тому списку вопросов, которые у меня возникли.

Первый вопрос, само собой, касается недавнего поведения Донателлы за ланчем. Стараясь быть максимально дипломатичным, Стерн заявляет:

– Всегда лучше иметь возможность представить присяжным альтернативную гипотезу произошедшего.

– Я поклялся Донателле, что ничего подобного больше не будет. Пожалуйста, сделайте так, чтобы Марта это поняла.

Это указание клиента сильно усложнит перекрестный допрос Лепа, который может состояться уже на следующей неделе. Но Стерн не хочет ссориться с подзащитным и полагает, что Кирил еще может передумать. Жизненная мудрость подсказывает ему: если человек обладает талантом принимать правильные решения, он вряд ли окажется в зале федерального суда в качестве обвиняемого в серьезных преступлениях.

– Еще нам следует начать думать о том, какие свидетельские показания мы представим от имени защиты.