Последнее испытание
Шрифт:
И вот теперь он лежит в больничной палате и слушает разговор между Мартой и Алом Клементе – они, судя по всему, находятся где-то совсем рядом с ним.
– Марти, – говорит Ал Клементе, который привык использовать в общении с Мартой именно это уменьшительно-ласкательное прозвище еще с тех пор, как она была подростком, – работа врача состоит не в том, чтобы, когда их пациент развалится на куски, собирать его заново.
– Ал, неужели ты думаешь, что у меня имелись хоть какие-то шансы его отговорить?
Где-то по краю сознания Стерна, словно легкий холодный ветерок, дунувший под
Ал, похоже, недоволен Мартой.
– Разве это означает, что нужно было лишать меня возможности высказать ему мое мнение? Когда я из газет понял, что он взялся за процесс, способный продлиться месяц, я чуть ли не бегом отправился в суд, чтобы похитить его и сказать все, что считал нужным. Беда неизбежно должна была случиться. Ты же знаешь, у него физиологически далеко не все в порядке – даже с учетом его восьмидесятипятилетнего возраста. Даже в случае ремиссии нельзя забывать, что у него онкологическое заболевание с метастазными проявлениями, и одному богу известно, как напряжение, связанное с подобным судебным процессом, может на нем сказаться.
– Я знаю, – мрачно кивает Марта.
– У него было прекрасное качество жизни – вот почему у него до сих пор такой острый ум.
– Большую часть времени, – бросает Марта.
– Хорошо, пусть так – большую часть времени. Но он мог бы прекрасно прожить полноценной жизнью еще лет десять – если бы ты не сказала «ладно», когда он решил принять участие в этом процессе – для него это то же самое, что совершить восхождение на Эверест. Это было сродни решению о самоубийстве. Он все еще чувствует себя подавленным из-за смерти Хелен?
– Наверное. Похоже, для него это стало привычным состоянием. Впрочем, кажется, недавно он слегка заинтересовался кое-кем, так что, возможно, он постепенно с этим справится.
– Ты должна его в этом поощрять.
Стерн решает, что пришло время негромко кашлянуть – словно бы прочищая горло. Ал умолкает на полуслове и рефлекторно берет адвоката за запястье, чтобы проверить пульс. Оба – и Ал и Марта – немного сконфужены.
– Вы нас слышали? – интересуется Ал.
Стерн кивает, и врач склоняет свое круглое лицо к лицу старого адвоката. Он сам не очень-то соблюдает советы по поводу здорового образа жизни, которые дает пациентам.
– Сэнди, больше никогда.
– Это я уже пообещал, – говорил Стерн.
– Что ж, теперь пообещайте то же самое мне.
– Я обещаю вам, Ал. И самому себе тоже. Я знаю, что это было мне не по силам. И я вовсе не рад тому, что случилось. Но мне остается только
принять это.Врач Стерна, похоже, наконец успокаивается.
– Могу я спросить, что со мной произошло? – интересуется Стерн.
– Ну, плохая новость в том, что, если подходить к вопросу с чисто медицинской стороны, то вы какое-то время были мертвы. Хорошая же новость в том, что в этом состоянии вы находились недолго. У вас произошла остановка сердца, Сэнди.
– Остановка сердца? По какой причине?
– По всей видимости, она стала результатом желудочковой тахикардии. Чуть позже вы встретитесь с очень хорошим кардиохирургом. Ее зовут Сарита Панггабин. Она имплантирует вам в грудь специальное устройство, чтобы подобное больше не случалось. Завтра утром вас отсюда выпишут.
– Сегодня еще вторник? – спрашивает Стерн.
– Сегодня среда, – отвечает Ал. После того как Стерна привезли на скорой в больницу, ему дали дозу седативного препарата.
Марта описывает отцу хаос, воцарившийся в зале суда после того, как Стерн, соскользнув со стула, рухнул лицом вниз на ковер. Кончилось все тем, что Фелд, Мозес и Гарри, местный сотрудник службы безопасности, подняли адвоката и уложили на стол. Затем, по словам Марты, она сама и Сонни стали делать Стерну искусственное дыхание рот в рот.
– Но главной героиней этой истории, однако, оказалась Пинки, – подытоживает Марта.
– Молодое поколение всем утерло нос, – пытается пошутить Стерн.
– Она вспомнила, что в коридоре в медицинском шкафу есть дефибриллятор, – поясняет Марта. – Ей пришлось разбить стекло голой рукой, но она тут же бегом вернулась уже с прибором, и Кирил сумел приладить тебе к груди электроды.
Стерн пытается представить себе эту сцену, и это, мягко говоря, не доставляет ему никакого удовольствия. В его воображении возникает довольно неприглядная картина: он в расстегнутой рубашке лежит на столе с выставленной на всеобщее обозрение впалой, исполосованной шрамами грудью. Кожа у него бледная, как бумага…
– Вы очень мудро поступили, Сэнди, рухнув на пол рядом с лауреатом Нобелевской премии в области медицины, – говорит Ал.
– Я прожил долгую, замечательную жизнь, Ал, – отвечает Стерн и смотрит на дочь: – А вердикт?
– Его еще не вынесли. Дело передали на рассмотрение присяжным пару часов назад.
– Как выступил наш друг Мозес с контраргументами?
– То, что тебе отсчитали нокдаун, с тактической точки зрения для нас было не очень выгодно. Сонни вчера отправила всех домой и дала Мозесу возможность выступить сегодня утром – после того как сообщила присяжным, что с тобой все хорошо.
Справедливость по отношению к прокурорам в любом случае требовала от Сонни произнести эти слова – даже если бы тело Стерна уже остыло и находилось в похоронном бюро.
– И как тебе его выступление?
– Сильное. Очень хорошее. Но не такое потрясающее, как твое. Однако он, без сомнения, извлек определенную выгоду, получив вчера вечером дополнительное время для подготовки, и сумел разложить все по полочкам. Начал он очень робко. «Мне очень жаль, – сказал он, – но мне никогда не стать таким красноречивым, как мистер Стерн». Ну и все в таком духе.