Последнее лето ярла Ульфа

Что ж, убить так убить. Я был не против. Но только после вдумчивого допроса.

А еще нам достались лошади. Пастухи сами пригнали табун, не ведая, что власть на территории поменялась.

Полторы сотни строевых лошадей. Тоже пригодятся. Конечно, с некоторыми придется повозиться. Степные лошади не очень охотно меняют хозяев. Но это решаемо. Опыт есть. И не только у Бури.

И время тоже есть. Я решил дать бойцам расслабиться. Обещал три дня непрерывных пиров всем, кроме дозорных и «тревожной группы», состав которой менялся ежеутренне. Даже если дружина Рюрика подтянется раньше, три дня — наши. Степная охота, рыбалка, а главное — возможность вообще ничего не делать. Лежать в тени на травке, попивать винишко и думать о прекрасном. Например, о послеобеденном сне.

Для полного счастья бойцам не хватало только женщин, но — перебьются. Или договорятся. Женщина в нашей команде только одна, и делиться ею я не собирался. А те, что жили на заставе…

Печенежские женщины, прямо скажем, на любителя. Любителям же придется именно договариваться, потому что ярл у моего хирда замечательный во всех отношениях, но вот беда: резкий противник сексуального насилия. Причем настолько резкий, что, осерчав, может отрезать нарушителю что-нибудь нужное для воспроизводства.

Так что особо озабоченным приходилось решать полюбовно.

Всем, кроме Медвежонка. На братца мои запреты не распространялись, так что он выбрал самую сисястую молодую сам… девушку и увел на бережок.

Девушка, впрочем, была только за. Еще бы! Такой красавчик!

И без подарка она тоже не останется, можно не сомневаться.

В общем, мои герои приняли мои правила безропотно. По крайней мере, я этого ропота не слышал ни от кого, кроме моей юной супруги.

Заря сочла нужным напомнить мне, что я должен заботиться о мужских потребностях. Потому что лично ей надоело, что кое-кто на нее постоянно… облизывается.

— И кто именно? — осведомился я.

— Да все! — расстроила меня Заря.

— Это потому, что ты красотка, — ухмыльнулся я. — А еще они знают, какая ты страстная. Все знают… кроме меня.

— Почему кроме тебя? — насторожилась Заря.

Самооценка у нее высочайшая. Но не в области личных отношений. Потому что перед ее внутренним взором непрерывно маячит Идеал. Гудрун.

— А потому что у меня очень плохая память, — сообщил я, взявши ее обеими руками чуть пониже копчика. — И тебе придется как можно чаще об этом напоминать.

— Может, прямо сейчас? — Заря хищно улыбнулась и отзеркалила мой хват.

— Что? Прямо здесь?

Мы стояли на берегу и наблюдали за тем, как упряжка из двадцати лошадей аккуратно протягивает по каткам установленный на специальные санки-волокушу кнорр.

— Можно и здесь, — Заря лизнула меня в губы. — Но лучше там, — она показала на кнорр. — Там есть тень и ветерок приятный.

— А еще там люди, — заметил я.

— А мы их выгоним, — еще одна улыбка. — Пойдем, муж мой. Пока они дотащат корабль, а успею дважды напомнить тебе, какая я страстная!

— Только дважды? — ухмыльнулся я, прижимая ее теснее.

— А куда нам торопиться? — И лизнула меня еще раз.

Глава двадцать вторая, в которой Ульф Хвити в очередной раз убеждается, что предавший однажды предаст снова

Прошло три дня. Без каких-либо интересных событий, если не считать припозднившегося вестника о падении предыдущего гарда. Вестником оказался тот самый печенег, который предлагал мне уступить ему Зарю. Печенег настолько торопился, что его коняшка сломала ногу, угодив ею в сусличью нору, так что большую часть пути ублюдок отмахал пешком. Вернее, отковылял. Ходоки из степняков так себе.

Но молодец. Добрался.

И был очень удивлен, повстречав не своих соплеменников, а конный дозор варяжат. Они его и доставили на «базу», прописав заодно лекарство от проворства: стрелу в ляжку. Стрелу из печенега вынули, и поскольку ничего интересного он сообщить не мог, то, по совету Фроста, копченого (таково было собирательное прозвище всех печенегов в Киеве) отправили домой, к родным кочевьям. В лучших печенежских традициях. То есть пешком и избавив от всего, кроме исподнего. А поскольку исподнего у печенега не имелось, то с одной лишь повязкой на простреленной ноге.

Судя по роже ухромавшего в ковыль печенега, он ожидал худшего. Но у меня в тот день было отличное настроение. И было оно таковым еще целых два дня. А потом на реке вместо ожидаемых лодий и драккаров Рюрика появились торговые насады, принесшие неожиданные новости. И как только я их услышал, настроение резко испортилось.

А новости были такие. Взятый нами несколько дней назад гард оказался покинут. Но что куда неприятнее: за сутки до этого купцы встретили флот князя Рюрика. И флот уходил вверх по Днепру.

Рюрик нас бросил.

Через час я собрал хольдов для совета.

— Я выпущу ему кишки! — прорычал Медвежонок. — Закончу работу, которую не доделал Змееглазый!

Когда-то мой брат ходил под парусом с Красным Соколом и безмерно уважал того, чьим гербом он был. Теперь от уважения и следа не осталось.

— Может, что-то случилось? — осторожно предположил Витмид, который тоже когда-то был хирдманом тогда еще не князя Рюрика, а Хрёрека-ярла, славного викинга и потомка самого божественного Ингве[1].

— Случилось. Честь где-то потерялась! — поддержал моего брата Стюрмир.

Еще один бывший Хрёреков хирдман Оспак Парус тоже буркнул что-то неуважительное в адрес прежнего вождя. Кажется, с престарелой шлюхой его сравнил.

Но каковы бы ни были мотивы и сексуальные привычки Рюрика, это нам вряд ли поможет. Надо решать: что делать дальше? Следовать прежнему плану, то есть попытаться произвести коварный захват очередной заставы, было глупо. Тем более, по словам Фроста, с которым я успел поговорить чуть раньше, там была не просто застава, а гард покрепче того, который мы взяли накануне. И размещалось в нем минимум полсотни хузар и втрое большее количество печенегов. Более того, там было место впадения в Днепр какой-то речки, вдоль которой шла дорога к какому-то крупному селению, а оттуда чуть ли не к самой столице Хузарского каганата. В последнем, впрочем, Фрост был не уверен. Слухи слышал, но не более. Но место знал хорошо. По его словам, там даже имелось что-то вроде ярмарки на здешний лад. Причем с большими таможенными льготами для тех, кто спускался по реке.

— Надо возвращаться! — заявил братец. — Мне не терпится посмотреть в глаза лисице!

— Всем хочется, но, думается мне, с этим стоит повременить, — заметил Витмид.

— Это почему? — вскипел Медвежонок.

— Мы, Сваресон, не пустые идем, — напомнил Витмид. — У нас полным-полно отменного товара. Повезем его обратно, туда, где в беличьи шубы бонды жен наряжают?

Медвежонок задумался. Витмид задел главное чувство настоящего викинга. Жадность. Опять-таки напомнил о нашем прежнем плане. Спуститься до моря.