Последнее танго в Бруклине

– А, отец, приехал уже! – Она сняла очки, пошла ему навстречу, улыбаясь. Поцеловала в щеку, этакий образцовый поцелуй дочери, забрала у него сумку из рук. – Комната для тебя уже приготовлена. – Он двинулся за нею вверх по лестнице. – Ты не сможешь мне помочь в саду, надо, знаешь, листья собрать, а мне одной трудно. Из-за ветра все деревья облетели.

– Какой разговор, – успокоил ее Бен. – Прямо сейчас и примусь. – Ему нравилось что-нибудь делать своими руками, да и дождь вот-вот соберется, откладывать незачем. – Кстати, раз уж я буду в саду, не позволишь ли немножко подровнять изгородь?

– Да нет, к чему, ты ведь это уже делал в прошлый раз.

– Понимаешь, сейчас такое чувство, как будто тебя сквозь строй прогоняют, когда к двери идешь, а я попробую сделать поуютнее.

– И тогда что, не будешь тяжести ощущать?

– Конечно, только надо еще какие-нибудь маргаритки посадить на лужайке, белые там или розовые, знаешь, рядком.

Мэрион, надев очки, с минуту внимательно его разглядывала.

– Тебе нужно, чтобы дом обязательно был с садом, так, папа?

– Угу, – буркнул он, отмстив про себя, что она ни с того ни с сего назвала его «папа».

– Ну так приезжай в следующую субботу. Можно будет эту изгородь совсем снять, а вместо нее разобьем сад. Я найму кого-нибудь из студентов тебе в помощь.

– Хорошо… – он заколебался. К такому повороту Бен не был готов. И уж точно, совсем не хотел приезжать еще раз через неделю. – Только вот не знаю, как будет погода. Ведь сама знаешь, ноябрь, уж если задождит, так на неделю, не меньше.

И тут, словно подтверждая его слова, на оконном стекле появились первые капли, зашумело на дорожке. Мэрион подошла взглянуть на небо.

– Ах, незадача какая. Ведь и правда дождь, а я столько гостей сегодня позвала!

– Ничего, ведь не на лужайке же ужинать, сезон не тот, так что не вижу, чем дождь помешает.

– Просто терпеть не могу, когда понавешаны мокрые плащи, зонтики всюду мокрые расставлены, в доме сырость и так далее.

– Можно подумать, тут за один вечер все плесенью покроется. – Вечно эти ее странные привычки: и то не так, и это она не выносит, помягче бы ей, помягче. – Да и дождь… это же так по-английски.

Она бросила на него удивленный взгляд, но смолчала.

Когда Бен вышел в сад с граблями, слегка моросило. Ничего, он куда охотнее вымокнет, чем станет вести эти разговоры с Мэрион.

Но от разговоров совсем уйти не получалось. Вернувшись, он объявил, что неплохо бы вздремнуть, пока гости не пришли, но только вытянулся на софе, как в дверях появилась его дочь.

– Тебе удобно?

– Отлично, – пробормотал он, не открывая глаз. Однако она не уходила.

– Послушай, папа…

«Чего ей еще?» – сонно подумал он.

– Ты всю жизнь работал, себя не щадя, но теперь, когда умерла мама, мне кажется, тебе нет необходимости столько зарабатывать, так что прошу тебя, сбавь обороты.

– Обязательно, – ему не хотелось вступать с нею в долгие беседы.

– Я понимаю, совсем без работы ты не сможешь, но почему бы тебе не перевести свою программу на трехразовые занятия?

– Три раза в неделю? А остальное время чем заполнять?

– Напрасно ты опасаешься, вот возьмись, к примеру, устраивать туг сад, так у тебя вообще времени свободного не будет.

– Ты к чему клонишь? – теперь глаза Бена были широко открыты. Ясно, от разговора никуда не уйти.

Она присела на краешек софы.

– Понимаешь, это такой большой дом… а тебе ведь нравится твоя комната, верно?.. Ну, будешь три раза в неделю ездить через мост, не такой уж и труд, если подумать.

– Ты хочешь, чтобы я тут жил? – Он ушам своим не верил. Они же всегда не очень ладили друг с другом. Неужели Мэрион настолько одинока?

– А разве лучше жить квартирантом Бог весть у кого?

– Но мне нравится.

– Больше, чем жить с собственной дочерью? Ах вот оно что, ревность ее одолевает.

– Мэрион, давай, я уж сам разберусь, где и как мне жить.

– Но ты же говорил, что поселился там ненадолго.

– Ну, говорил.

– А живешь там уже шесть месяцев.

– Ты что, считала?

– Да, считала.

– Тебе-то что, никак не пойму.

– А то, что не хочу, чтобы из тебя делали дурака. Бен резким движением поднялся.

– Когда ты выросла, в твои личные дела я не вмешивался, даже, наоборот, оплачивал половину, чтобы только ты могла обзавестись собственным домом…

– Но при чем тут…

– Не надо меня прерывать, Мэрион. Помнишь, ты мне тогда подсунула какую-то книжку по психологии, и там было написано, что для взрослого естественно стремление ни от кого не зависеть?

– Помню, только…

– Так вот, считай, что я взрослый, и предоставь мне возможность оставаться независимым.

– Извини, папа, я никак не хотела тебя обидеть. – Она склонилась к нему, положила руку на запястье. – Но только ты сам не замечаешь, до чего изменился после маминой смерти.

От ее близости, от этих слов он утратил душевное равновесие. Встал на ноги, прошел к окну. Дождь заметно усилился, вот и трава полегла. Стучали капли, и Бен словно прочитывал выстуканное азбукой морзе: «Выметайся! Выметайся!»

– Ты всю жизнь так следил за своим телом, – талдычила, не останавливаясь, Мэрион. – Ты такой сильный, твоей форме молодые позавидуют. Но пойми, источника вечной юности еще никто не обнаружил.

– Прости, Мэрион, я не лекции слушать к тебе приехал, – усталым голосом отозвался он.

– Но ведь ты такой упрямый, ужас просто! – Мэрион явно теряла терпение. – Вот будь мама жива…

– Но мамы уже нет, а я еще живу. Мне что, тоже на тот свет убираться?

– Как тебе не стыдно! Живи подольше, только надо же быть разумным. Ты стареешь, папа. Смирись с этим.

– Хватит, не желаю я тебя больше слушать.

– Послушай, я же по специальности психолог, мне много известно такого, что не изучавшие работу подсознания знать не могут. Я всего лишь хочу уберечь тебя от потрясений… совет тебе хочу добрый дать…