Последние дни

– Я не смогу в них бежать.

– Тебе и не придется, если все пойдет по плану.

– Здорово. У нас всегда все идет по плану.

– А если что-то пойдет не так, бежать все равно будет бесполезно.

– Угу… что ж, драться в них тоже не получится.

– Я привел тебя сюда. Я буду тебя защищать.

Меня так и подмывает напомнить ему, что именно я выволокла его с улицы, словно мешок с картошкой.

– Что, и впрямь нет другого выхода?

– Да.

Вздохнув, я надеваю бесполезные туфли. Надеюсь, что не сломаю лодыжку, пытаясь в них идти. Сняв свитер, я опускаю солнцезащитный козырек машины, чтобы добраться до зеркала. Платье действительно обтягивает, но смотрится на мне лучше, чем я думала.

Однако мои волосы и лицо выглядят так, словно я полжизни провела в кишащем крысами шкафу. Я провожу рукой по жирным спутанным волосам. Мои губы обветрились и потрескались, щеки обгорели на солнце. На скуле чувствую синяк цвета манго, который мне поставил Боуден во время драки. По крайней мере, благодаря замороженному горошку щека не распухла.

– Держи, – говорит Раффи, открывая свой рюкзак. – Я не знал, что тебе может понадобиться, так что выгреб все из шкафчика в ванной.

Прежде чем отдать рюкзак мне, он достает мужской смокинг. Я смотрю, как он мрачно таращится на пиджак, словно о чем-то размышляя, затем поворачиваюсь и лезу в рюкзак.

Там я нахожу гребень, которым расчесываю волосы. Они настолько жирные, что их легко уложить в прическу, хотя результат мне не слишком нравится. Находится и лосьон, которым я натираю лицо, губы, ладони и ноги. Хочется сковырнуть струпья на губах, но по опыту я знаю, что они начнут кровоточить, и оставляю их в покое. Я крашу губы помадой и ресницы тушью. Помада неоново-розовая, а тушь голубая. Не слишком привычные для меня цвета, но в сочетании с обтягивающим платьем я похожу на проститутку, что, насколько я понимаю, и требуется. Теней для век нет, так что я слегка подвожу глаза тушью для ресниц, еще больше подчеркивая свой непристойный вид. Найдя какой-то крем, смазываю им скулу, чувствуя, как он смягчает кожу.

Закончив, я замечаю, что парни на капоте наблюдают за моим макияжем. Я перевожу взгляд на Раффи, который сооружает что-то из своего рюкзака, крыльев и каких-то ремней.

– Что ты делаешь?

– Я… – Он поднимает взгляд.

Не знаю, заметил ли он, когда я сняла свитер, но, похоже, в тот момент был занят, поскольку сейчас удивленно смотрит на меня. Зрачки расширяются, губы раздвигаются, на мгновение нарушая бесстрастное выражение его лица, и могу поклясться, что он ненадолго перестает дышать.

– Пусть им кажется, будто за спиной у меня крылья, – спокойно говорит он.

Голос звучит с томной хрипотцой, словно речь идет о чем-то очень личном. Словно он делает мне нежный комплимент.

Я прикусываю губу, внушая себе, что на самом деле он просто отвечает на мой вопрос. Но голос завораживает помимо моей воли.

– Я не смогу добраться до цели, если меня примут за человека.

Опустив взгляд, он затягивает ремень вокруг одного крыла, затем надевает рюкзак с привязанными к нему крыльями на спину.

– Помоги надеть пиджак.

Сзади в смокинге сделаны два параллельных разреза.

Ну конечно. Пиджак. Крылья.

– Крылья должны быть снаружи? – спрашиваю я.

– Нет, просто убедись, чтобы были прикрыты ремни и рюкзак.

Крылья надежно привязаны ремнями к рюкзаку. Я аккуратно поправляю сооружение, чтобы внешние перья прикрывали ремни. Перья до сих пор выглядят живыми, хотя несколько дней назад, когда я впервые коснулась их, они были посвежее. Я с трудом подавляю желание погладить перья, хотя знаю, что Раффи все равно ничего не почувствовал бы.

Крылья плотно прижаты к пустому рюкзаку, так же как они прижимались бы к спине. Удивительно, что при столь огромном размахе они занимают так мало места в сложенном виде. Однажды я видела семифутовый спальный мешок, складывавшийся в маленький кубик, но даже это выглядело не столь впечатляюще.

Я расправляю ткань пиджака между крыльями и по обеим сторонам от них. Белоснежные крылья проглядывают двумя полосами сквозь разрезы в темной материи, но не видно ни рюкзака, ни ремней. Пиджак достаточно велик, так что Раффи выглядит лишь слегка грузным. Он не привлечет к себе внимание – если только кому-то не слишком знакома его фигура.

Он наклоняется вперед, чтобы не сломать крылья о спинку сиденья:

– Как я выгляжу?

Его прекрасные широкие плечи и ровную линию спины теперь подчеркивают крылья. На шее серебристый галстук-бабочка с игривыми красными завитками под цвет моего платья. Такого же цвета и его широкий пояс. Не считая грязного пятнышка на щеке, вид у него такой, словно он только что сошел с обложки голливудского журнала.

Спина выглядит превосходно, учитывая, что пиджак не скроен специально для ангела. В моей памяти мелькает образ белоснежных крыльев, развернутых за его спиной, когда он стоял на крыше автомобиля лицом к врагу в ночь нашей первой встречи, и я начинаю понимать, что значит для него эта потеря.

Я киваю:

– Все нормально. Отлично смотришься.

Он поворачивается ко мне, и я замечаю в его взгляде едва заметную смесь благодарности, утраты и тревоги.

– Вовсе не значит, что… до этого ты смотрелся хуже. Я хотела сказать… ты всегда потрясающе выглядел.

Потрясающе? Я закатываю глаза. Что за чушь! Сама не знаю, почему так сказала. Я откашливаюсь:

– Может, поедем?

Он кивает, скрывая дразнящую улыбку, но я замечаю ее в глазах.

– Езжай мимо той толпы, прямо к пропускному пункту. – Он показывает налево. – Когда охранники остановят, скажи им, что хочешь попасть в обитель. Скажи, будто слышала, что туда иногда пускают женщин.

Он забирается на заднее сиденье, приседает в тени и накрывается старым одеялом – тем самым, в которое были завернуты крылья.

– Меня здесь нет, – говорит он.

– В таком случае… объясни еще раз, почему ты прячешься, вместо того чтобы пройти через ворота вместе со мной?

– Ангелы не ходят через пропускной пункт. Они летят прямо в обитель.

– Ты что, не можешь просто сказать, что ранен?

– Ты словно маленькая девочка, требующая ответов на вопросы во время секретной операции. «Почему небо голубое, папа? Можно спросить у того дяди с автоматом, где туалет?» Если не замолчишь, придется от тебя избавиться. Ты должна делать то, что я тебе говорю и когда я тебе говорю, не задавая вопросов и не раздумывая. Если не нравится – найди себе другого помощника.

– Ладно, ладно. Поняла. Черт возьми, и почему некоторые так ворчливы?

Я завожу двигатель и выезжаю с парковки. Бездомные недовольно бурчат, и один из них бьет по капоту кулаком, соскальзывая на землю.

27

Я еду сквозь толпу по Монтгомери-стрит со скоростью вдвое меньшей, чем если бы шла пешком. Люди расступаются, но неохотно, и лишь после того, как бросают на меня оценивающие взгляды. Я еще раз проверяю, заперты ли дверцы, хотя вряд ли замки остановят того, кто решит разбить окно.