Последний бог

Те, кто находился внутри, обернулись на вошедших, взгляды сосредоточились на Ожегове. Из присутствовавших шести человек, он знал только Лилина и Ванина. Оба смотрели на него в обычной манере. Первый мягко, но с ожиданием, а второй с негодованием, как на источник всех бед.

– Это он?
– раздался слабый голос, который можно было услышать только потому, что в больничной палате царила тишина, - расступитесь, дайте ему пройти.

Все изваяния, как будто подчиняясь магии, разошлись в стороны, открыв Ожегову путь к кровати, на которой лежал худой и дряхлый старик. Да, совершенно определённо, это не то состояние, в котором стоило представать бывшему великому лидеру, остающемуся легендой, но по-другому было никак.

Ожегов осторожно прошёл по освобождённому для него коридору, и встал у изголовья кровати. Щёки Ланова ввалились, седые волосы были редкими и слабыми, всё лицо и лоб покрывали морщины. Если бы не его глаза, хоть и обесцветившиеся, но всё ещё не утерявшие искру, его нельзя было бы узнать вовсе. Именно она, эта искра, который раз заставляла сильных мира сего приходить к нему за советом и выглядеть при этом как беспомощные глупцы, хотя таковыми они, конечно же, не являлись.

Ланов подвинул рычажок на боковине кровати, и верхняя её половина поднялась, приводя пациента в сидячее положение. Как будто бы раньше из-за слишком большого расстояния он не видел Вадима, а сейчас сумел его разглядеть, поэтому легко улыбнулся. Его зубы в противовес всему остальному выглядели так, будто бы ему двадцать лет. Первая часть тела, которую человечество научилось легко и качественно протезировать. Так, чтобы она была даже лучше оригинала. Для бывшего лидера могли бы сделать и больше, даже несмотря на возраст, но, раз он пребывает в таком плачевном состоянии, не всё так просто.

– Ну здравствуй, Вадим, - сказал Ланов.

– Здравствуйте, - легко склонив голову, сказал священник.

– Истории повторяются. Всегда-всегда повторяются. Мы боролись с богами, хотели сделать так, чтобы они служили нам. У нас даже получилось, но потом они нагрянули оттуда, откуда мы их не ждали. Из глубины космоса.

Он кашлянул, и ближайший незнакомец, стоявший по другую сторону от кровати потянулся к какому-то аппарату, на котором Ожегов разглядел кислородную маску, но Ланов остановил его жестом руки.

– Я в порядке, хоть это и не видно.

В этих словах, несмотря на то, что голос Ланова был слаб, слышались чёткие командирские нотки, которым хотелось следовать даже Ожегову, не являвшемуся прямым подчинённым генерала и никогда его не знавшему.

– Когда-то давно умирающий хотел видеть возле себя священника. Я сам не застал этих времён, но слышал. Хоть я и был сторонником оставления религии, никогда не думал, что однажды захочу видеть священника около своей кровати. Истории, - он легко кашлянул, - повторяются.

Ожегов хоть и не ощущал напряжения, которое можно было бы ожидать, всё равно стоял, как остолбенелый, не зная даже, что сказать. Но ничего говорить и не требовалось. Не он был инициатором этой встречи, и от него лишь требовалось присутствовать.

– Дай свои руки.

Генерал немного откинул одеяло, чтобы ему удобнее было взять ладони Ожегова. Он был в больничной пижаме. Кожа на его руках была бледна и выглядела почти безжизненно. Суставы пальцев казались огромными узлами на тонких прутах пальцев, а кисти выглядели громадными на фоне тонких предплечий, немного выглядывавших из-под рукавов. Он взял Вадима за руки и ощупал его ладони.

– Вот эта ненастоящая, - он сильнее надавил на правую, - но твёрже. Она подходит тебе лучше, не так ли?

– Я бы не отказался и от своей.

– Как думаешь, смогли бы те инопланетяне сделать тебе твою новую руку целиком?

– Думаю да. Мы сами можем это сделать.

– А как думаешь, удастся их эксперимент? Сделать одного из нас целиком.

– Нет. Даже если внешне это будет выглядеть хорошо, на деле этот человек не сможет считаться настоящим.

– Да? А я уж и не знаю, чему бы я обрадовался больше, - он немного закашлялся и отпустил руки Вадима, а потом сам взял кислородную маску и сделал несколько вдохов.

– Почему?
– осторожно спросил Ожегов.

– Все здесь присутствующие просят моего согласия. Не на сам эксперимент, а на то, кто станет его объектом.

Слегка ошеломлённый Ожегов поднял глаза на Лилина и Добрякова, стоявших рядом.

– В одном ты точно прав. Если мы попросим сделать обычного человека, примерного среднего представителя нашего общества, у них получится нечто, что будет выглядеть подобающе. Нам нужен некто, кому непросто будет соответствовать по умолчанию, и чьё несоответствие легко будет определить. Ты понимаешь меня?

– Да.

– Я не совсем согласен, но все эти люди пришли сюда сами. Они просят меня. Я не уверен, что этому миру нужен второй я. Но я не могу не признать, что будь я сейчас так же молод, как и ты, я бы многое смог изменить к лучшему. Я многое мог бы сделать. Я хотел спросить тебя.

– Нет, вы не можете. Не можете меня спрашивать. Я не имею права давать вам советы по этому поводу.

Ланов снова посмотрел ему в глаза и сжал губы.

– Оставьте меня с господином священником наедине.

Никто не возразил ни слова. Все только переглянулись, ещё раз посмотрели на Ожегова и вышли.

– Возьми в углу стул и присядь рядом. Хочу быть с тобой наравне, но стоять мне тяжеловато, и врачи бы это не одобрили.

Вадим быстро отыскал стул, о котором говорил генерал, и выполнил его просьбу.

– Послушай меня. Я очень долго не хотел умирать. Видишь, до чего я дошёл? Все вы говорите, что тело слабо, а душа бессмертна. Врачи сбились с ног, пытаясь наладить моё здоровье. На мне уже испробовали два сердца, выращенных специально для меня, по моему образцу. Моё тело отторгает их. Они пробовали полностью искусственное, и оно тоже не пришлось в пору. Я не скажу, что когда-либо был верующим. Напротив, я оставлял религию не для себя, а для других, веря, что она нужна людям. Но сейчас я чувствую усталость. И эта усталость не имеет отношения к телу. Это моя душа уже не хочет ничего. Она заставила меня поверить в то, что это - не просто вымысел.

Он протянул свои узловатые пальцы и приподнял на них символ, висевший на шее Ожегова.

– Дело ведь не только в оболочке. Да?

– Если я скажу "да", вы откажете им в эксперименте?

– Скажи мне всё, как есть. Сам я не буду ругать тебя, а за дверью никто не узнает. Пожалуйста, помоги. Не мне, но хотя бы всем остальным.

– Вы нужны им, и именно поэтому они до сих пор приходят к вам за советом. И именно поэтому они хотят, чтобы вы снова были с ними. А если эксперимент не удастся, то это будет легко подтвердить. Вы сами сможете сделать это.

– Почему бы им просто не отпустить меня? Я ведь не бог, чтобы цепляться за меня. И мучить, мучить, мучить. Я уже не тот. Мой мозг, пожалуй, в самом хорошем состоянии из всего, что от меня осталось, но и он знавал времена получше.

– Вы не можете спрашивать меня. Я не могу давать вам совет, - ответил Ожегов, - вы сами вольны принимать это решение.

– Я так долго принимал решения. Я и сейчас могу. Но я хочу, чтобы это сделал кто-то другой. Просто потому что хочу. Я не хочу оставлять этот мир так. Так, как будто бы кроме меня здесь никто ничего не может.