Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Шрифт:
Гостомысл, знающий выработанную опытом осторожность своего сотника, понял, что тот не видит иного выхода из положения. И, наверное, он прав… Если отступать, и идти другой дорогой, ляхи и пруссы наверняка надолго привяжутся, и будут преследовать, пуская стрелы из-за кустов до тех пор, пока их, на ихней же земле, не соберётся столько, что они смогут окружить словен, и не выпустить. И княжич готов уже был дать согласную команду, когда чуть вперёд выехал князь Войномир, по-прежнему сопровождаемый двумя воями охраны.
– В лесу они в преимуществе будут. Легче вооружены, легче передвигаются, три удара нанесут, пока вой в доспехах один раз замахнётся. Там меч с дубиной вровень пойдут. Княжич, дозволь совет дать. Прикажи-ка выстроить дружину в поле, и не двигаться, а стрельцов наперёд вокруг поля запусти, по леску, с двух сторон по полусотне…
– Зачем рассеивать силы? – ворчливо не согласился Бобрыня не столько оттого, что не понял маневра, а, скорее,
– Не перебьют, – настаивал на своём Войномир. – Просто не успеют. И характера не хватит. Мы их умом поборем. Тут, главное, княжич, – выдержку проявить, и ни шагу вперёд, ни на корпус лошади… Пруссы сами вынуждены будут из леса, где они, без строя, преимущество имеют, выйти. И ляхи долго не выдержат. Эти вообще ждать не любят. Они могут мечом махнуть, налететь, покричать, порезать, пограбить, и улететь. Но ждать – на это у них нутра не хватит, народ бесшабашный и бестолковый, хотя в сече, не могу не признать, хороши. Из лесу они выйдут сразу, как только мы дружину остановим. Поймут, что мы дальше не пойдём. И сами в обхват двинут. Через поле. В поле грязь и снег. Кони шибко не разбегутся. Тут стрельцы ляхов тучами и накроют со спины. До дружины, может, даже и не допустят. А допустят – так, чать, меньше половины.
Бобрыня долго не думал, пожал плечами, и, соглашаясь с доводами, против которых трудно возразить, отодвинул щит на прежнее место. Это было знаком и для Гостомысла. Если уж такой опытный сотник, как Бобрыня согласился, а он много схваток и сражений прошел, то молодому княжичу соглашаться требовалось тем паче.
– Вильчан дело говорит, – Гостомысл с благодарностью, хотя и строго, глянул на пленного князя, но не удержался, чтобы не усмехнуться. – Хорошую ты школу, наверное, прошёл у Войномира. Помогал ему наши дружины в Бьярмии побивать…
– Я иногда давал князю неплохие советы, – скромно ответил пленник, и опустил глаза, чтобы себя не выдать. Но глаза эти уже горели боевым пылом и вызовом опасности.
– Русалко, разводи стрельцов! Как выйдешь к месту, шли стрелу! [94] С другой стороны тоже! Бобрыня, дружину выстраивай… – это прозвучало уже приказом, и сотники сразу приступили к выполнению. – Вильчан, рядом со мной держись. Может, и мне что-то ещё подсоветуешь…
Лёгкие конные стрельцы из сотни Русалко быстро разделились на две полусотни, и стали расходиться двумя полукругами через лес, чтобы обогнуть открытое пространство и не показать себя противнику. Сотня тяжёлых дружинников Бобрыни выстроилась плотным строем и ощетинилась копьями. Осталось только ждать сигнала от стрельцов.
94
Сигнальные стрелы с глиняными «поющими» наконечниками-свистульками издавна использовались в славянских племенах. Предположительно, пришли к славянам от их предков – сарматов (в греческой терминологии, роксолан или русколан).
Чувствительные кони хорошо знали, что предвещает построение в боевой порядок, и нетерпеливо перебирали копытами, фыркали, злобно помахивали хвостами, и звенели медными бляхами на упряжи – в бой рвались. Наконец, тонкий затейливо-прерывистый свист разнёсся над полем – пролетела стрела. И ей ответил точно такой же свист, пришедший с противоположной стороны.
– Вперёд! – дал команду Гостомысл, и первым отпустил натянутые удила, но коня пустил не в полную прыть, чтобы не растягивать ряды дружины.
Дружина, возглавляемая Бобрыней, двинулась следом сомкнутым развёрнутым строем.
– Княжич, случись сеча, я беззащитен… – сказал князь Войномир, не отставая от Гостомысла, как тот и приказал. Гостомысл посмотрел через плечо, и окинул князя взглядом от копыт его коня до яловца шлема.
– Вижу, что не на сечу собран. И что велишь? Охранять тебя? Или по доброте сердечной отпустить на все четыре стороны?
– Прикажи-ка мне меч дать. Слово сковываю [95] , не убегу и не обману. А в сече моя рука может понадобиться, – густой голос молодого князя звучал твёрдо, и вызывал доверие.
95
Сковать слово – дать клятву.
– Бобрыня! Прикажи меч Вильчану дать, – распорядился Гостомысл. – И щит не забудь… Он же ныне без доспеха…
– Щит не надо… – возразил Войномир. – Два меча, если есть.
И он поднял обе руки с раскрытыми ладонями, словно показывая, куда следует вложить оружие.
– Ты, как Александр Двурогий [96] , двумя мечами воюешь? – удивился Гостомысл, потому что видел князя Войномира в сече, но тогда тот
ничем внешне не отличался от других воев, ни оружием, не способом владеть им.96
Александр Двурогий – Александр Македонский. Удивляться знакомству славянских племён с историей Александра Великого не приходится. Согласно славянским хронографам и европейским средневековым летописцам, Александр Македонский доходил в своих походах до Ледовитого океана, и тогда славяне составляли часть его войска. За это «повелитель Вселенной» пожаловал славянам грамоту, многократно воспроизведённую в различных источниках: «Мы, Александр, сын верховного Бога Юпитера на небе и Филиппа, короля Македонского на Земле, Повелитель мира от восхода до захода Солнца и от полудня до полуночи, покоритель Мидийского и Персидского королевства, Греческих, Сирийских и Вавилонских и т. д… Просвещённому роду славянскому и его языку милость, мир, уважение и приветствие от нас и от наших приемников в управлении миром после нас. Так как вы всегда были с нами, в верности искренни, в бою надёжны и храбры, и всегда безустанны были, мы жалуем и свободно даём вам навечно все земли от полунощного моря великого Ледовитого океана до Итальянского скалистого южного моря, дабы в этих землях никто не смел поселяться или обосновываться, но только род ваш, и если бы кто-нибудь из посторонних был здесь обнаружен, то станет вашим крепостным или прислужником со своим потомством навеки» (текст дан: «Хроники всего мира» Марциана Бельского, 1551 год. Марциан Бельский – польский поэт и историограф, дипломат и королевский секретарь) «Италийское скалистое море» здесь упоминается потому, что Скалистым морем называли Венецианский залив, а Венеция, согласно древним летописям, была построена славянами-венедами. И Александр Македонский прекрасно знал об этом.
– Когда совсем без доспеха или в доспехе лёгком, двумя мечами бить и защищаться легче. Попробуй, увидишь сам…
С задних рядов, где к вьючным сёдлам заводных коней были приторочены связки с запасным оружием и запасом стрел, быстро доставили для варяга два меча в простых деревянных ножнах. Войномир сразу же прицепил оружие к поясу, и пристроился рядом с княжичем, отставая на полкорпуса коня.
Глава десятая
Во дворе толпилось и просто ходило много воев, в несколько раз больше, чем в момент, когда Власко въехал сюда с дороги. Стояли группами по трое, по пять человек. Разведчик сразу заметил, как все дружинники оружны, хотя в бой их никто не звал, возбуждены и взволнованны. Видимо, весть о покушении на князя-воеводу, всеобщего любимца, быстро распространилась по поместью, и возмутила дружину, частично всегда стоящую здесь на кормлении. Вои в гневе растерзать готовы были того, кто попался бы им под горячую руку.
Князь-воевода Дражко, выйдя во двор, отдал короткие распоряжения. Власко уже на коне сидел, и видел, как быстро готовятся выступить в сопровождение десять княжеских дружинников, как грозно они поправляют на боку мечи, как перебрасывают в удобную хватку остро отточенные копья. И два стрельца пристроились позади, заранее наложив по стреле на тетиву. Трудно позавидовать тому, кто вызовет неудовольствие этой охраны! Значит, Дражко сам, без подсказки разведчика начал беспокоиться о сохранении своей жизни. Достойному воину никогда не обидно бывает на поле сечи погибнуть, хотя собственную жизнь жалко всякому. А вот от отравленной стрелы, пущенной из засады, точно так же, как от удара кинжалом наёмного убийцы, погибать всегда горше. И Дражко, дважды наученный опытом, принял необходимые меры предосторожности.
– Может, княже, кружной дорогой поедем?.. – на всякий случай, в дополнение, предложил Власко. Все знали, что Дражко постоянно пользуется короткой дорогой. И если его будут ждать, то только там.
А кружная дорога, пересекая мелколесье и окультуренные зерновые поля, принадлежащие князю, потом пролегая по краю обширного Микулина бора [97] , выходила в стороне на главную, и дальше уже шла ровно, всегда заполненная потоком путешествующих по своим нуждам людей. Но езда по этой загруженной дороге занимала, как правило, лишний час, потому что там невозможно было разогнать коней. А князь-воевода Дражко, как правило, любил быстрое перемещение, и всегда гнал коня в быстрый аллюр.
97
Микулин бор – бор неподалёку от Рарога. Иногда, в период расцвета ободритского союза, и саму столицу княжества по имени бора называли Микулиным бором. В бору, согласно летописным источникам (Саксон Грамматик), стояла большая ведическая школа-монастырь, где учили детей грамоте, но вовсе не готовили из детей волхвов. Основная часть детей набиралась из семей простых горожан, торговцев и ремесленников, и даже крестьян-смердов, если те показывали желание научиться грамоте.