Последний дракон

— Брачный договор? — пробормотал я.

— Ей хотелось быть хозяйкой замка.

Дина укрепила свободный конец бинта, положила его в корзинку и не глядя потянулась за следующей повязкой.

— Хозяйкой замка? — Кармиан глядела на Нико. — Тебе хочется, чтоб я стала хозяйкой замка?

— Да!

Слово было все равно что вдох, но все его расслышали. Его волосы были такими мокрыми от пота, что блестели, и я только догадывался, как ему больно. И все же он не сводил глаз с Кармиан. И продолжал смотреть на нее до тех пор, пока не сказал то, что хотел.

— Почему?

— Ты. Понимаешь. Малыши. И ты. Сильная. — Ему пришлось ненадолго замолчать. — Сильная. Достаточно… Хитрая достаточно. Чтобы. Объяснить. Им. Взрослым.

Она фыркнула гневно и отчаянно, и было в этом звуке что-то еще, чего я не понял.

— Да! Слова-то хороши. Но если ты, Нико, сегодня умрешь, дадут ли мне исполнить твою волю — въехать в Дунарк хозяйкой? Они взвоют от зависти, станут сопротивляться. Они никогда не признают, не примут меня.

— Оставь. Их. Пусть. Воют.

Он сделал легкое движение рукой, и моя мать явно его поняла. Она протянула Кармиан листок бумаги:

— Он поставил на бумаге свою печать. Это законное неопровержимое свидетельство. Он прав, пусть их воют, но им ничего не поделать.

Кармиан смотрела на бумагу так, словно думала: она ее укусит. А потом сказала:

— Это же завещание!

Он кивнул — неуловимо короткий кивок. Он с величайшей скупостью использовал остававшиеся у него силы, будто старый скряга, что рассчитывает каждый грош.

— Ступай. В Дунарк. К одному. Гельту. В город.

Я ничегошеньки не понимал. Но Кармиан-то его понимала.

— Я не могу сделать это! Ты видел их там? Им даже в голову не придет отправиться домой без приказа. И ты думаешь, будто они могут решать, кому ими править? Нико, они этого не могут!

— Ты. Научишь. Их.

— На это уйдут годы. Вся жизнь уйдет на это!

— Да.

Он так долго глядел на нее, что она поняла: он так и думал, этого он и хотел. Этого он от нее и требовал. Вид у Кармиан был сокрушенный.

— Нико! Ты не можешь так поступить! Ты не можешь только… ты не можешь…

Мать беспокойно шевельнулась. Я знал, что она внимательно следит за Нико, за каждым признаком его усталости, за каждым самым мелким знаком грозящей ему опасности. Кармиан, заметив ее беспокойство, повернулась к ней:

— Ты спасешь его!

— Я делаю все возможное, чтобы помочь ему, — ответила мать.

Но то, что она вообще позволила Нико столько говорить, когда ему так худо… Я хорошо знал: она поступала так потому, что это нельзя было откладывать на завтра. И быть может, Кармиан тоже знала это.

Она снова глянула на Нико.

— Тебе это непонятно? — спросила она. — То, о чем ты просишь, — невозможно!

Он так долго молчал, что я было подумал: у него вообще нет сил. Но он собрался с духом:

— Ты. Сможешь!

И тут он закрыл глаза, а мать снова выгнала всех.

Весь вечер Кармиан ходила взад-вперед по крепостному двору, словно волк в западне. Вообще-то мне и самому этого тоже хотелось, но моя лодыжка по-прежнему болела. Мне пришлось молча сидеть и ждать.

— Пусть он только посмеет! — стиснув зубы, молвила Кармиан. — Пусть только посмеет умереть!

— Сдается мне, тебе не терпится стать хозяйкой замка? — горько спросил я. — Разве не это говорила Дина?

Она на миг остановилась, глядя на меня. Сегодня ее глаза были серыми, зелени в них не осталось совсем. Она помолчала, а потом ответила:

— Только с ним…

Уже начало светать, когда к нам вышли мать с Диной. Вид у обеих был смертельно усталый, а на лице у Дины были мелкие брызги крови, и большие пятна на белой блузке матери. Но хуже всего было то, что ни одна из них не смотрела мне в глаза.

— Я в горе, — сказала мать. — Мы сделали все, что в наших силах. Но этого было недостаточно.

Дина не произнесла ни слова. Она лишь смотрела на Кармиан.

Несколько кратких мгновений они смотрели друг другу в глаза.

А потом Кармиан повернулась и побежала по крепостному двору, вверх по лестнице к караульному мосту. Она прислонилась к брустверу, и даже издалека я видел, как содрогались ее плечи. Она плакала и плакала так, словно слезам ее конца не будет.

И только по-прежнему, будто окаменев, стояла, не произнося ни слова, Дина.

Могила героя

Два дня спустя мы хоронили его. Был тихий, морозный, ясный день, и туман наконец-то исчез. Обитатели замка и крепости стояли так безмолвно и неподвижно, что можно было подумать: они — каменные изваяния, если бы не их дыхание, что отчетливо виделось в холодном воздухе.

Шесть человек, чтобы нести его. Я бы охотно подсобил, но нога моя по-прежнему болела, и я не мог бы это сделать, не хромая. Астор Скайа и Ивайн Лаклан шли с носилками на плечах первыми.

Они облачили его в броню и шлем и положили сбоку меч, а щит, сработанный Тано, на грудь. По-прежнему видны были следы ударов, полученных во время поединка, — следы меча Дракана. Я лишь мельком разглядел его лицо, наполовину скрытое шлемом, лицо уже чужое и странное — уже не лицо Нико.

И меня охватило такое желание громко закричать и рассказать людям, что все это сплошная ошибка. Он вовсе не был таким. Они заставили его стать солдатом, а на свете не было ничего, что Нико ненавидел больше этого. Но так погребали героев, а Нико был мертвым героем.

Он бы разозлился на все это. На бой барабанов и звуки труб и фанфар, на все эти мундиры. Думается, только слова Дины, сказанные напоследок, пришлись бы ему по душе.

— Он говорил, что я должна рассказать вам о его последней воле, — произнесла она, и голос ее отчетливо прорезал воздух, хотя она не кричала. — У Дома Равнов нет больше наследника-мужчины. Дунарк остается без князя в замке-крепости. Однако же Нико желал бы… Никодемус Равн вступил в брак с Кармиан Гельтерс, и он изъявил свою волю: она станет владетельницей замка-крепости и будет править замком-крепостью и городом Дунарк. Это написано для тех, кто умеет читать, и заверено его печатью. Но я прошу всех вас подойти сюда и убедиться, что я говорю правду.