Последний фей

Заинтересованно подняла голову и из-за раскрытого веера как бы невзначай поглядела на зашевелившуюся когорту претендентов даже принцесса.

Ожидали ли все они найти замотанного в шкуры косматого вандала с каменным мечом, или нечто еще более экзотическое и ужасное – осталось неизвестным, потому что бесстрастные фанфаристы получили от герольдмейстера условный знак[31], приложили трубы к губам и выдули задорный сигнал к началу поединков.

Агафон облегченно перевел дыхание, и только тогда понял, что последние несколько секунд все мышцы его были сведены от крайнего напряжения, будто кто-то перед самым его горлом всё это время держал раскаленный, остро отточенный отравленный кинжал.

«Точно с этим лесогубом психом скоро станешь…» - передернуло студента. – «Вот прорвемся через турнир, отгуляю на свадьбе – и обратно в школу: на рыбалку буду каждый день ходить, с утра до вечера, и провались оно всё синим пламенем, как говорит Шарлемань Семнадцатый…»

Лесорубу в противники в одной восьмой финала достался грузный герцог с труднопроизносимой фамилией, перемежающейся многочисленными «де» и «дю» – верным доказательством того, что длиной родословной он мог смело померяться с самим королем.

Окинув друг друга изучающими взглядами, будущие противники позволили оруженосцам развести себя по разным сторонам отданной в их распоряжение улицы, сделали вид, что соперника не существует на этом свете, и с интересом – сначала поддельным, а потом и настоящим – принялись наблюдать за ходом отборочных схваток.

Лесли дрогнул и побледнел через пять минут, когда после третьего захода граф какой-то там под точным ударом оппонента грохнулся на мостовую, словно выброшенная раздраженным хозяином кукла.

– Боже милостивый… - даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, не слышит ли его кто кроме крестного, сухим шепотом охнул лесоруб. – Боже мой… У меня ведь так никогда не получится…

– А, по-моему, для такого номера тренировок нужен самый минимум, - отстраненно заметил бледный и нервный не менее крестника Агафон. – Главное – посмешнее дрыгнуть ногами…

– Я не про это, фей! – таким же шепотом взорвался белый как полотно Лес. – Я про того, победителя! Ты видел, как он ловко прицелился – а сам в это время словно отклонился!..

– Ну, видел… - хмуро признал студиозус. – Ну, и что?

– Да как это что?! – отчаянно вытаращил глаза дровосек. – Ведь этому же учиться, наверное, надо! Тренироваться!..

– Кому надо – пусть тот и тренируется, - с несравненно большей уверенностью, чем чувствовал хоть когда-нибудь, не говоря уже про настоящий момент, важно изрек в ответ Агафон.

– А я?..

– А ты во всем положись на меня. Дитя… ё-моё. Крестный я тебе, или кошкин хвост? С трех раз угадаешь? Ты, самое главное, не волнуйся. Я всё устрою.

Подумать только – еще полминуты назад Агафон думал, что больше побледнеть человеку не под силу.

Герцог и дровосек встречались в последней паре из восьми.

Презрительно глянув на замешкавшегося у посадочной подставки конкурента, его сиятельство демонстративно занял исходную позицию у ближнего конца ристалища и, не теряя времени даром, принялся активно строить глазки принцессе.

Та свернула веер и уперла скучающий взор в небо.

Сердце Агафона при виде диспозиционной несправедливости, чтобы не сказать, вызывающего нахальства, граничащего с нахальным вызовом, радостно пропустило такт.

– Послушай, дядя, - вразвалочку подошел он к противнику и похлопал по барду коня, словно пытаясь привлечь внимание. – Как насчет жребия, кто где стоит?

На высокомерной физиономии герцога было написано, что прожужжи у него под ухом насекомое, он проявил бы несравненно больше интереса.

Но зато как из-под земли рядом с его премудрием вырос плечистый развязный парень в табарде с герцогским гербом.

– Жеребец моего господина сегодня с такими, как ты, не разговаривает, - нагло ухмыльнулся ему в лицо оруженосец. – Так что, топай отсюда, варвар. И приготовься собирать по кусочкам своего принца!

– Всегда готов, - ядовито усмехнулся студент, подхватил с мостовой парочку запасных копий для крестника, и с чувством выполненного долга потрусил за бодро удаляющимся Сивым.

Когда исходная позиция была занята и его подопечным, трубачи дружно грянули короткий сигнал из шести задорных нот, и так же дружно кинулись с середины площади под защиту трибуны.

Поединщики пришпорили скакунов.

Вернее, скакуна пришпорил герцог, а лесоруб – добросовестного, миролюбивого и исполнительного, хоть иногда и своенравного тяжеловоза.

Конечно, Сивый дураком не был, и острый намек на начало движения понял. Но, поскольку прыть в жизни тягловой коняги – добродетель, стоЯщая в последнем десятке, то и в неизвестный путь мерин, в отличие от своего коллеги, отправился не спеша, вдумчиво и с оглядкой.

За стартовой линией Агафон в состоянии, близком к истерике, наблюдал за ходом схватки.

Насмешливый свист и хохот болельщиков при виде выступившего в бой прогулочным шагом коня и отчаянно колотящего его по бокам хозяина резанул по сердцу студента как ножом по диплому. Сжавшись в комок оголенных нервов, он отчаянно бормотал под нос ключевое слово наложенного заклинания саморазрушения барда, экспериментируя с произношением, интонациями, громкостью и вспомогательными словами[32]. И с каждой пролетающей, как разъяренный жеребец, секундой понимание того, что этот момент не наступит никогда, всё ширилось и росло…

Когда до встречи противников оставались считанные мгновения, студент с тихим стоном закрыл глаза и обнял буйну голову руками.

А вот это конец.

Заклинание не ожило.

Лесли проиграл.

Рассчитывать было больше не на что, и не на кого…

Но и тут почти великий маг сегодня просчитался.

Увидев летящую ему навстречу на всех парах другую лошадь, да к тому же несущую на своей спине какого-то блестящего железного маньяка с опасно выставленной вперед острой палкой, Сивый среагировал так, как и должно было на его месте любое здравомыслящее животное.

Моментально припомнив, что в списке его достоинств прыть всё же имеется, он неожиданно для всех проворно шарахнулся в сторону за секунду до того, как копье конкурента выбило бы его всадника из седла. Острие оружия герцога легко скользнуло по щиту Лесли, и тучный рыцарь, внезапно оказавшийся в положении человека, ломящегося с разбегу в открытую дверь, потеряв равновесие и копье, повис на разделительном барьере подобно тряпичной кукле.

Конь-огонь налегке проследовал дальше.

Публика взревела – одобряя ли победу иностранца, возмущаясь ли ей, или просто оттого, что когда вокруг все орут, как оглашенные, удержаться невозможно.