Последний Герой. Том 4

— Живу по соседству.

— Так это ж домик Кольки.

— Ну да, Кольки. Друг он мне. Попросился поночевать у него.

— А тебе что, жить негде было, что ли? — допытывался старик.

— Слушай, отец, тебе какое дело? Есть где, нет где? Мне вот нравится на природе воздухом дышать да из компостных ям пенсионеров вытаскивать.

— А, ну ладно, не хочешь — не говори, — буркнул он, но видно было, что в голосе осталась колючка. — Рука-то у меня со всем этим отнялась, зашиб, когда упал в яму. Еще и горло болит. Наорался, видать. Нужны лекарства.

— Приложи подорожник, — вздохнул я. — Хочешь, я тебя ещё народным способом полечу?

— Каким?

— У собачки боли, у кошечки боли, а у деда-соседа — не боли, — хмыкнул я.

— А, ну это… я в такое не верю, — отмахнулся он. — Давай-ка лучше за настоящим лекарством съездим.

— Съездим? Ты так-то не наглей, спасённый, — прищурился я.

— Тебя как звать-то?

— Макс.

— Максимка, значит, — ухмыльнулся дед. — А меня Тимофей Кузьмич. Можно просто Кузьмич, даже нужно просто Кузьмич. Вот что, Максимка: страсть как рука болит и горло дерёт. Лекарство, говорю, нужно. Пешком я не дойду, но есть у меня машинёшка добрая. Давай-ка сядешь за руль, мужик ты или кто, и махнём до аптеки.

— Аптека же только в городе, — удивился я.

— Ох, ёбушки-воробушки, — покачал головой старик. — Молодёжь! Всё бы вам в город. А тут, если хочешь знать, в нашем дачном посёлке всё есть. Даже стриптиз.

— Стриптиз? — хмыкнул я.

— Ну да, из-за него я сегодня в яму и шмякнулся.

— А, в этом смысле…

Он смотрел жалобно, с таким просящим взглядом, что я махнул рукой:

— Ладно, поехали, хрен с тобой. Всё равно пока делать нечего.

Мы зашли в гараж. В полумраке стоял пыльный «Москвич-412» бежевого цвета, с местами облезлой краской и чуть помятыми дверями. На их кромках тонкие рыжие полосы ржавчины уже обосновались, как давние жильцы. Хромированные бампера потускнели, решётка радиатора с эмблемой чуть перекошена, словно после несильного удара.

Сквозь боковое стекло виднелась матерчатая обивка в крупную серо-коричневую клетку, местами протёртая до поролона. Панель — матовый пластик с тонкими трещинами, в центральной нише — старенький радиоприемник с тугими кнопками.

Мы погрузились, и я, не сдерживаясь, повёл носом. Запах, знакомый каждому, кто садился в советскую машину: смесь бензина, пыли, старого автопластика и чуть сладковатого духа мятных леденцов, что уже давно перекочевали в пепельницу и так там и остались.

Я сел за руль, повернул ключ — мотор чихнул пару раз, дёрнулся, но всё-таки ожил.

— О, завёлся! — удивился я. — Признаться, не верил, что этот драндулет заработает.

— Это тебе не современные шмарки-иномарки. — возмутился старик. — Это зверь! Я на нём знаешь, сколько баб скадрил?

— Не знаю и знать не хочу, — махнул я рукой. — Поехали уже.

Включил заднюю, выехал из гаража. Кузьмич всё это время косился на меня, будто что-то во мне его забавляло или настораживало.

Мы поехали по просёлку, мимо узких дачных улочек, миновали автобусную остановку.

— И где тут аптека? — спросил я, хмурясь.

— Да вон там, за поворотом.

Подъехали к магазину «Людмила». Вывеска с облупившимися буквами, рядом табличка: «Пиво. Колбасы».

— Это, что ли, аптека? Это же продуктовый.

— А я, думаешь, чем лечиться собрался? Таблетками, что ли? — от души фыркнул Кузьмич. — Тьфу ты, ядрена вошь, я ни одной таблетки за всю жизнь не съел!

Старик выскочил из машины, не прошло и пяти минут, как он вернулся с бутылкой водки, палкой колбасы и буханкой хлеба.

— Вот, — сказал он, вертя в руках бутылку. — Самое лучшее обезболивающее.

Мы двинулись обратно. Но стоило мне выехать на проселок, как из-за поворота показался «УАЗ Патриот» ГАИ. Машина резко встала поперёк дороги. Вышли двое в бронежилетах с автоматами, третий — с полосатым жезлом, тоже в бронежилете, но только с табельным пистолетом на поясе. Начали тормозить все машины подряд.

— Твою ж дивизию… — пробормотал Кузьмич. — Какая-то облава. Ищут кого-то… уж не тебя ли, часом? — хитро глянул он.

Мы ехали прямо на них. Я уже прикинул — резко развернуться, дать газу… Всё-таки я в розыске, и наверняка есть ориентировка у наружных нарядов. Но тут инспектора остановили другую машину — старую, тёмно-зелёную «Волгу» с ржавыми арками и полуспущенным передним колесом. Занялись ею.

Я решил — проеду, не привлекая внимания. Но автоматчик шагнул на дорогу и замахал рукой: остановиться.

Черт. Сбить его и уйти — или сыграть по обстоятельствам? Нет. Жизнь мента на себя не возьму, даже если он меня ищет.

И я притормозил посреди дороги, не уходя на обочину — так удобнее будет рвануть, если что.

Глава 20

Сотрудник с автоматом подошёл к «Москвичу», наклонился к окну:

— Добрый день. Ваши документы.

Я опустил стекло до упора, делая вид, что собираюсь достать водительское, которого, конечно, при мне не было. Да и будь оно — всё равно бы не показал. Всё-таки я в розыске.

— План «Перехват». Проверяем, — сказал он ровным голосом, явно заезженной фразой, которую, наверное, произнёс уже с десяток раз за день. — Операция. Проверяем всех, все машины.

Рядом со мной Кузьмич вдруг застонал, схватился за грудь и осел на сиденье.

— Сынок… таблетку… — прохрипел он, морщась. — Дай скорее таблетку.

Он сполз по сиденью, сгорбился, как будто каждый вдох давался с усилием.

— Что с ним? — нахмурился автоматчик.

— Сердце, — ответил я, стараясь придать голосу тревожности. — Дома таблетка, отец… Потерпи чуть-чуть.

— Ох, щас богу душу отдам… не могу терпеть… — простонал Кузьмич, и даже цвет лица у него стал какой-то землистый,. как мне показалось.

Сзади подкатила тёмная «девятка», затонированная вкруг, с ревущей музыкой и басами, гремящими так, что дрожал воздух. Передние окна открыты. Внутри — типичная компания: кепки, наколки, пакеты на заднем сиденье. На их фоне старый «Москвич» с умирающим дедом выглядел куда менее интересным трофеем.

— Ладно, проезжайте, — махнул автоматчик и переключился на новую цель.

Я воткнул передачу и аккуратно тронулся, а потом, отъехав на пару десятков метров, добавил газу. Кузьмич, всё так же полулёжа, еле заметно подмигнул.