Последний Герой. Том 4

— Странная формулировка. При задержании бывает, что люди погибают, — пожал я плечами.

— Ну-ну, — скептически протянул он. — У охранников Валькова, которых мы нашли в лесу, в телефоне было видео с вами. У утопленника по месту жительства нашли копию вашего дела. И ещё на записи видно, как вы устраиваетесь работать в службу безопасности Валькова. Какую игру вы затеяли, Яровой?

— Я обычный сотрудник полиции. Я действовал под руководством Зуева, только, естесственно, не как криминальный элемент, а как подчинённый. Остальное — ваши домыслы. Там, где надо было поставить плюс, вы поставили минус, — мне даже захотелось произнести это хриплым голосом актёра Ливанова. — Всё это шито белыми нитками.

— Ну-ну, — повторил Бульдог, покачав головой. — Я выбью санкцию на обыск по вашему месту проживания. Посмотрим, что там. А пока вы задержаны, Максим Сергеевич. Вот, ознакомьтесь и распишитесь.

Он подвинул мне лист — протокол задержания. Я пробежал глазами.

— Дай сигарету.

— В кабинете не курят, — злился следак на мое спокойствие.

— Тогда я ничего подписывать не буду. И без адвоката слова не скажу.

Сметанин вздохнул, но достал пачку, протянул мне. Я поднялся, подошёл к окну, распахнул створку. С улицы тянуло свежим прохладным воздухом, щебетали птицы. Под самым подоконником тянулась толстая ветка дерева — я её приметил ещё, когда шёл сюда.

— Знаешь, Сметанин, — сказал я, чиркнув зажигалкой, — слишком рьяно ты под меня копаешь. Твоя задача — распутать сеть Валета, а ты занимаешься не тем.

— Не вам решать, чем мне заниматься, — отрезал он. — Если вы часть этой сети, значит, мой клиент.

— Одно скажу, — я бросил горящую сигарету на пол и посмотрел ему в глаза. — Я всегда был против криминала. И всегда боролся с ним… Аривидерчи.

Прежде чем он успел ответить, я вскочил на подоконник, шагнул на ветку, ухватился за ствол и ловко спустился вниз. Сметанин вскрикнул, метнулся к окну:

— Задержите его!

В коридоре дверь дёрнули, но она была заперта изнутри — я незаметно провернул защёлку, когда заходил.

Я же обогнул здание, вышел к парковке. У крыльца курил второй ОСБшник. Я сбавил шаг, подошёл, похлопал его по плечу:

— Ты чего тут прохлаждаешься? Тебя следак вызывает.

— Э-э… — округлил тот глаза. — Вас отпустили?

— Ну да. Всё разъяснил, иди. Он тебя ждёт.

Тот затушил сигарету и пошёл внутрь. Я же обошёл здание — там, в тени, стоял внедорожник Грача. Прыгнул на пассажирское сиденье.

— Гони, — сказал я.

— Всё так плохо? — спросил он, выворачивая руль.

— Как и ожидал, — сказал я, глядя вперёд, на оживленную утреннюю дорогу. — Пока, скажем так, всё сложно.

— И куда теперь? — спросил Грач, чуть сбросив скорость перед светофором, будто давая мне время подумать.

Ещё у себя, когда вдруг постучали, я успел отправить ему короткое сообщение. Пока ОСБшники пытались меня «выковырять» из моего кабинета и вежливо препроводить к следаку, я тянул время под предлогом, что не закончил свой утренний кофе. Грач успел подъехать вовремя — как раз, когда я выскочил через окно.

— В общагу мне сейчас точно нельзя, — сказал я. — На старую квартиру тоже… надо подумать.

— А что думать? — Грач бросил быстрый взгляд. — Дача моего дружка сейчас пустует, это на которой я недавно ныкался. Хозяин за границей, ключи у меня. Можешь там перекантоваться. Там точно никто тебя искать не будет.

— Заманчиво, — кивнул я. — Только мне нужны ещё колёса.

"Нивы'-то теперь нет.

— Да не вопрос, — Грач усмехнулся. — Найду что-нибудь.

— Значит, делаем так, — сказал я, чуть развернувшись к нему. — Сейчас ты везёшь меня на дачу. Потом — рысью в общагу. Дам ключ. Заберёшь там все мои пожитки. Деньги — лежат в шкафу, в постельном белье.

— Понял.

— И самое главное — рюкзачок прихвати.

— С оружием? — уточнил он, не меняя тона.

— С ним самым. Не хотелось бы, чтобы его нашли. Не докажут связь с Валетом — так впаяют 222-ю.

— Сделаю, — коротко ответил Грач и прибавил газу.

Машина мягко ускорилась, унося нас подальше от города, в сторону дачных массивов.

* * *

Грач выглядел как престарелый мачо: модные узкие брюки, светлая шёлковая рубашка без единой складки, на глазах — тёмные очки в тонкой оправе, ботиночки без лишних потертостей. Такой персонаж в коридорах общаги МВД смотрелся, как новенькая иномарка на колхозном рынке.

Он шагал уверенно, без оглядок, но прямо в холле напоролся на бабу Любу. Комендант вынырнула из своей каморки и встала на пути, перекрыв проход квадратной фигурой, как бронеплита. Рыжая прическа полыхнула под светом ламп — хоть на перекрёстке ставь вместо светофора.

— Мужчина, — строго проговорила она, вперив в него взгляд поверх очков, — вы к кому?

Её наметанный глаз сразу определил: этот точно пришёл не в гости и не по службе. Ментом он не был — и не из-за отсутствия удостоверения, а потому что от головы до ботинок в нём читалось что-то постороннее, чужеродное. Не тот гардероб, не та осанка и уж точно не тот взгляд. На лице отпечаталась харизма совсем другого толка — негосударственного.

Грач стоял перед бабой Любой, улыбался так, как умел только он — с ленцой, с прищуром, будто знал что-то, чего не знал никто вокруг. Снял очки, глянул прямо в глаза, и у комендантши в голове, похоже, что-то щёлкнуло.

— Боже мой… Какая фактура… — он сказал это так мягко, будто пробовал на вкус слова, — уважаемая, вам когда-нибудь говорили, что у вас редкая осанка?

— Какая ещё осанка? — она чуть растерялась, но подбородок всё-таки непроизвольно подняла.

— Та самая, несгибаемая. Но в ней есть… — он сделал паузу, словно подбирал слово, — изюминка. Это можно усилить. Вы прежде всего — женщина…

— Усилить? — она прищурилась, но не так, как обычно, когда собиралась кого-то прижучить за непорядок, а, скорее, из любопытства.

— Да, — он кивнул. — Я веду занятия… особые. Круг, — произнёс он это так, что слово само по себе стало звучать как обещание. — Мы работаем с внутренней силой, уверенностью… учим открывать то, что делает женщину по-настоящему заметной. У вас это есть. Просто… пока спрятано. И когда вы позволите этому выйти наружу, мужчины будут терять голову.

Баба Люба, которая полжизни ходила в берцах и тянула лямку прапорщика в изоляторе, женской энергией себя никогда не мерила. Но тут Грач глянул на неё так, что ей вдруг вспомнилось, что в паспорте у неё всё-таки стоит пол «женский», и в графе «семейное положение» можно бы и поправку сделать, ведь, страсть, как хочется.

— А-а… — протянула она, — это что, танцы какие, что ли?

— Танцы тоже бывают, — кивнул он, — но главное — это вы сама. Чтобы вас видели и слышали. Как личность, как женщину… Какова вы внутри…

Слово «внутри» он произнёс чуть тише, чем надо, и это отчего-то пробрало её до мурашек.

— Приходите, уважаемая. Хоть сегодня. Уверен, вы удивите не только меня, но и себя. До круга…

— Ага, до круга… — закивала улыбающаяся коменда.

Она так и не узнала, куда он, собственно, шёл и зачем. Махнула рукой, мол, проходи уже, и осталась стоять в коридоре, глядя ему в спину. В голове у бывшей прапорщицы, закалённой в ментовской службе, вдруг закружились самые настоящие бабочки — те, про которые она давно думала, что повымерли.