Последний интегратор
Шрифт:
Студенческая дружина была похожа на Легион или Преторианскую гвардию. Но теперь я почему-то сомневался. Я думал, что чиновники, которые придумали СД, наверняка дифферы. Как и все чиновники. А в дифферских делах я участвовать не собирался. Я хотел посоветоваться с Карапчевским. Поэтому носил нашивку в кармане.
Из кабинета вышел Денис. Он показал мне пять пальцев -- конечно, пятёрка, и спрашивать не надо!
– - и подошёл к Наташе. Она пришила ромб золотыми нитками -- так он был ещё заметнее.
Я решил, что зайду среди последних. Латынь никогда мне хорошо не удавалась, и подготовился я плохо.
Артём тоже ждал конца экзамена. Он тоже плохо подготовился. Но по другим причинам. Он так старательно притворялся равнодушным, когда смотрел в сторону Дениса и Наташи, что всё было ясно.
Артём получил четвёрку, а я напереводил на тройку, но профессор сжалился и поставил четвёрку. Мы вышли и со словами: "Друг мой, брат мой!" -- начали так прыгать и танцевать, что у меня опять стрельнуло между рёбрами. Профессор нас наверняка услышал, но нам было всё равно. Мы были уже третьекурсники, а не какие-то второкурсники и тем более не эти малыши-первокурсники. В коридоре никого не было, никто не хотел разделить нашу радость.
За окном шумел бесконечный мелкий дождик. Такой серый, такой нудный, такой осенний... Печальное сопровождение для нашего триумфа.
– - Тебе же к ректору, -- сказал Артём.
– - Тебя подождать?
– - Не надо, -- сказал я.
– - Я потом...
– - В Интеграционный комитет, -- понял Артём.
– - Может, ты со мной?
– - спросил я.
– - Мне вечером в патруль, -- сказал Артём и похлопал по ромбу на рукаве.
Мы распрощались, и я пошёл к ректору. Строгая женщина в приёмной ректора велела мне сидеть и ждать. Я сел в приёмной. Строгая женщина велела мне сидеть в коридоре и ждать. Я ждал полчаса.
Через полчаса из кабинета вышел сам ректор и его посетитель. Посетитель был невысокий мужчина, в очках, с залысинами. Сам он был довольно щуплый, но лицо у него было по-младенчески круглое. Он пытался придать своему младенческому лицу сердитое выражение -- хмурил брови и сжимал пухлые губы.
– - Виктор Викторович, -- сказал ректор, -- не беспокойтесь. Наш институт на вашей стороне.
В присутствии круглолицего он как будто старался сузить своё расплывшееся квадратное тело.
– - Хотелось бы верить, -- сказал круглолицый и сердито посмотрел на меня.
Проводив посетителя, ректор тоже посмотрел на меня, но не позвал, а ушёл к себе. Я просидел ещё пять минут. После этого строгая женщина разрешила мне войти.
Я уже был знатоком начальнических кабинетов, и меня не удивил ни Т-образный стол, ни портрет президента, ни египетские безделушки на столе. А сам ректор меня тем более не удивил.
– - Тюменев?
– - сказал он, что-то записывая.
– - Что у вас, Тюменев?
Как будто не он меня вызвал, а я сам к нему припёрся.
– - Последний экзамен?
– - спросил он.
– - Да, по латыни, -- сказал я.
– - И что получили?
– - Четвёрку.
– - Поздравляю. Но можно было лучше. Ведь можно было?
Я думал о том, зачем он меня вызвал. Это же не гимназия, а он не классный руководитель, чтобы ругать каждого за оценки.
– -
Вы ведь член Студенческой дружины, -- сказал ректор.– - Почему не носите нашивку?
– - Не успел пришить, -- соврал я.
– - Завтра пришью.
– - Может быть, вы против Студенческой дружины?
– - сказал ректор.
– - Не против, -- сказал я.
– - Завтра пришью -- не оторвёте.
– - Вы остроумный человек, -- сказал ректор.
Он встал, подошёл ко мне и предложил садиться. Мы оба сели. Ректор взял в руки карандаш.
– - А чем вы занимаетесь, помимо учёбы?
– - спросил ректор.
– - Помогаю музейщикам, -- сказал я.
– - Копаю подземный ход в овраге за музеем.
– - А чем занимались до раскопок?
– - сказал ректор.
– - Ходил в Луна-парк.
– - И девушка, конечно, есть?
Я не ответил.
– - И подраться вы тоже любите.
– - Он обвёл карандашом моё лицо.
Я опять не ответил.
Ректор оглянулся на дверь, как будто боялся, что кто-нибудь войдёт.
– - А чем ещё? Есть у вас какое-то важное занятие?
Я молчал.
– - У вас есть важное занятие, -- утвердительно сказал ректор.
– - Почему вы скрываете? В этом нет ничего постыдного. Вы работаете в Интеграционном комитете. Проводите там много времени, получаете жалованье. Хорошо знакомы с Александром Дмитриевичем Карапчевским.
Мне не понравилось, каким тоном он произнёс имя Карапчевского.
– - А разве работа в Инткоме -- это нарушение институтского устава?
– - спросил я.
– - Конечно, не нарушение, -- сказал ректор.
– - Я только приветствую ваше желание принять участие в интеграции. Наш город прославился на всю страну как площадка для интеграционного эксперимента. Но вот вопрос: насколько эта работа совместима с учёбой в Педагогическом институте? Совместима ли?
– - Я работаю только полдня. А полдня учусь.
– - А как же библиотека? Как же подготовка к семинарам, к экзаменам? Вы сами говорите, что на экзамене по латыни получили четвёрку. А если бы вы не работали в Интеграционном комитете, то что бы вы получили?
– - Тройку, -- сказал я.
Ректор засмеялся.
– - Вы остроумный человек. Я ценю в людях остроумие. Но чтобы добиться успеха в жизни, мало остроумия. Знаете, что нужно, чтобы добиться успеха в жизни? Знаете?
Он так наседал, что заставил меня ответить:
– - Не знаю.
– - Нужно выбрать себе правильное занятие, -- сказал ректор.
– - Нужно выбрать одну-единственную дорогу и идти по ней, не сворачивая. У меня в молодости тоже был выбор: остаться на заводе или идти в науку. Я выбрал науку и не жалею о выборе. А если бы вам предложили выбрать одну-единственную дорогу, что бы вы выбрали? Учёбу в Педагогическом институте или интеграцию?
Так вот на что ты намекаешь, подумал я. И как я сразу не догадался? Ещё один диффер!
– - Я вас не заставляю, -- сказал ректор.
– - Не имею права вас заставлять. Но поверьте опытному педагогу, что продолжение работы в Интеграционном комитете -- или где-то ещё -- только отвлёчёт вас от учёбы. Вы перешли на третий курс, а это самый сложный курс. Спросите у старших товарищей. Многие срываются, бросают учёбу. Зачастую это происходит из-за посторонних занятий.