Последний из могикан (адаптированный пересказ)

Путешественники успокоились и решили заняться ужином. Ункас вел себя по отношению к Коре и Алисе исключительно радушно и предупредительно. Дункан был удивлен, потому что знал, что такая услужливость не в обычаях индейцев. Скоро он заметил, что Кора пользовалась особым расположением юноши. Ункас часто смотрел долгим взглядом на красивое выразительное лицо старшей сестры, обращался к ней только по-английски, по-особому, мелодично и нежно выговаривая слова.

Ничто не нарушало важного спокойствия Чингачгука; он сидел в свете костра, и путешественники, беспокойно поглядывая на старого индейца, увидели наконец истинное выражение его лица, которое проступало сквозь боевую раскраску. Свирепое выражение смягчилось, и от старого вождя веяло теперь ясным спокойствием, которое отличает индейского воина. Соколиный Глаз же беспрестанно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, прислушиваясь к отдаленному шуму. Учитель пения по-прежнему сидел в глубокой печали и задумчивости.

– Друг, – заговорил Соколиный Глаз, вынимая из-под листьев небольшой бочонок, – попробуйте этого вина – оно улучшит вам настроение. Я пью за нашу дружбу. Как вас зовут?

– Давид Гамут, – ответил учитель пения, охотно соглашаясь залить свои печали глотком сильно приправленного пряностями напитка.

– Отличное имя. Жаль только, что изобретательность христиан, дающих имя ребенку, значительно отстает от остроумных обычаев индейцев. У индейца имя – дело чести. Например, «Чингачгук» значит «Великий Змей». Это имя говорит, что его владелец мудр, молчалив и умеет наносить своим недругам удары в самый неожиданный момент. А чем вы занимаетесь? – обратился Соколиный Глаз к Гамуту.

– Я преподаватель благородного искусства псалмопения.

– Вы могли бы выбрать занятие получше. Умеете ли вы, по крайней мере, обращаться с ружьем?

– Слава Богу, мне еще никогда не приходилось иметь дело со смертоносным оружием.

– Может быть, вы умеете находить путь по компасу, наносить на карту направление рек, обозначать на бумаге горы и пустыни, чтобы люди сумели отыскать эти места?

– Нет, этим я не занимаюсь.

– Ваши ноги вполне могут превратить длинную дорогу в короткую. Генерал посылает вас с донесениями?

– Никогда. Я следую только моему высокому призванию, то есть обучаю людей церковной музыке.

– Странное призвание, – произнес Соколиный Глаз и усмехнулся. – Всю жизнь повторять, как пересмешник, высокие и низкие ноты! Впрочем, простите, друг мой. Пение ваш талант, и я не стану порицать его. Покажите-ка ваше искусство. Пусть это будет нашим дружеским прощанием на ночь.

Поправив очки в железной оправе, Гамут вынул маленький томик и передал книгу Алисе.

– Споем же вечернюю молитву после дня, полного опасности и риска! – назидательно произнес Давид.

Алиса приготовилась петь. Кора вызвалась поддержать сестру. Полился торжественный напев. Природный вкус и верный слух Давида руководили певицами. Он дирижировал, соразмеряя силу голосов с размерами узкой пещеры. Задушевные звуки даже Хейворда не оставили равнодушным. Обернувшись, он заметил, что индейцы все это время с таким пристальным вниманием смотрели на скалы, что, казалось, сами превратились в камни. Дункану стало немного неловко за свой душевный порыв. Однако, переведя взгляд на разведчика, Хейворд увидел, что мало-помалу и его суровые черты смягчились. В благостном настроении усталые путешественники готовились отойти ко сну.

И вдруг с реки донесся нечеловеческий вопль.

– Что это? – прошептала Алиса.

– Что это? – громко спросил Дункан.

Соколиный Глаз и могикане только напряженно прислушивались. Разведчик объяснил своим спутникам, что это не боевой клич индейцев. Однако никто не смог объяснить происхождения странного звука.

Соколиный Глаз распорядился, чтобы девушки шли спать в дальнюю пещеру. Сестры долго не могли заснуть. Они сильно тревожились – не за себя, а за старика отца, который, несомненно, беспокоился о том, куда пропали его дочери.

– Как глупо было с нашей стороны пуститься в эту поездку! – шепнула Кора сестре. Алиса грустно опустила голову.

Снаружи снова донесся ужасный вопль, и вслед за тем наступило долгое молчание. Путешественники переглядывались, со страхом ожидая продолжения. Суровая твердость разведчика сменилась неуверенностью. Его ловкость и опытность оказались бессильны перед неминуемой опасностью.

8. Тревожная ночь

Соколиный Глаз в сопровождении могикан и Хейворда вышел из пещеры. Необходимо было все же выяснить, откуда доносятся зловещие вопли. Мужчины поднялись на скалу, готовые отразить нападение, откуда бы оно не исходило. Девушки последовали за ними и встали чуть поодаль.

Сильный ветер реял над рекой. Луна поднялась, ее свет играл на поверхности воды; край скалы, на котором стояли люди, был погружен в густую мглу. За исключением гула падающей воды да сильных вздохов порывистого ветра все было тихо. Напрасно глаза путешественников напряженно всматривались в противоположный берег. Неверный свет луны обманывал зрение встревоженных людей, и их взгляд встречал только обнаженные утесы и неподвижные деревья.

Снова раздался тот же звук. По-видимому, он доносился с реки.

– Какой странный вопль, – заметил Соколиный Глаз. – Если кто-нибудь понимает, в чем дело, пусть скажет. Я считаю, что это нечто сверхъестественное.

– Эти звуки хорошо знакомы мне, – сказал Дункан, – я часто слыхал их на поле сражения. Это ржание испуганной лошади. Вероятно, это мой конь видит опасность. Я не смог узнать его голос, пока сидел в пещере, но на открытом воздухе не могу ошибиться.

– У-у-ух, – только и произнесли могикане. Соколиный Глаз подумал немного и ответил:

– Я плохо знаю повадки лошадей. Думаю, на берегу собрались волки… Ункас, – обратился он к молодому индейцу, – сойди-ка в пирогу, спустись по течению и швырни в стаю волков горящую головню, иначе мы останемся без лошадей. Между тем завтра нам необходимо двигаться быстро.

Молодой туземец спустился к воде, как вдруг раздался протяжный громкий вой. Казалось, волки бросились наутек, испугавшись какой-то неожиданной опасности.

Ункас поспешно вернулся обратно. Трое друзей снова стали совещаться, затем в молчании уселись на скале. Им требовалось время, и немалое, чтобы осмыслить, какие действия придется предпринять в сложившейся ситуации. Дункан тем временем, не желая мешать своим проводникам, устроил девушек на ночлег в расщелине на груде веток. Сам он расположился неподалеку.

Шли часы. Ничто не нарушало тишины и спокойствия ночи. Луна поднялась высоко, и ее отвесные лучи освещали двух сестер, которые мирно спали, обнявшись. Дункан прикрыл сестер большой шалью Коры, потом опустил голову на обломок камня и вскоре тоже задремал. Со стороны Давида несся такой громкий храп, который в минуту бдения воз мутил бы его же собственный слух. Словом, кроме разведчика и могикан, всех одолел сон. Только бдительные стражи не знали усталости.

Наконец над верхушками деревьев появилась розовая полоса и возвестила о наступлении нового дня. Тогда Соколиный Глаз впервые пошевелился, прополз вдоль утеса и разбудил крепко спавшего Дункана.