Последний падишах

Вы с шахиней прогуливаетесь вдоль Нила, наблюдая за утками, цаплями, гусями и журавлями, которые с полнейшим спокойствием ведут свою каждодневную жизнь. Шахиня, громко вздохнув, замечает:

— А ведь это, похоже, тот самый вид уток, который зимой прилетает в Иран, разве не так?

— Скорее всего… И вы готовьтесь: мы завтра полетим в Марокко.

— А почему мы не летим в Америку?

— Пока они сами не пригласят нас и не расстелют красную дорожку, мне невозможно ступить на их землю.

— Хорошо, тогда почему не остаться здесь?

— Находиться у Садата — учитывая нынешнюю ближневосточную ситуацию — неуместно. Нужно поехать в Марокко и уже там решить, что делать дальше.

Провожаемые Садатом и его супругой, вы вылетаете в Марокко, где вас ждет красивый дворец Дженан Аль-Кабир — место уютное, безопасное и спокойное, с величественным видом на окрестности. Король Марокко — твой большой должник и искренне хочет выручить тебя в трудные дни.

Глава пятнадцатая

Ты весь горишь и корчишься. Ужасающая боль давит твою грудь, живот и спину — днем и ночью, час за часом, каждую минуту и секунду… Ты стал как мешок, полный страдания.

«Чертова боль, чего она хочет от меня?»

Эти боли свидетельствуют о страшных процессах. Обследования показывают, что раковые опухоли — большие метастазы — прошили твои внутренние ткани: не только селезенку, но и печень, и лимфатические узлы. Они взламывают твое тело и наполняют внутренние полости гнилью. За время болезни тебе сделали столько вливаний, что на венах не осталось живого места. Иными словами, ты катишься по крутому склону к смерти. Хотя вообще-то у тебя нет жалоб даже на метастазы, и ты пытаешься улыбаться — пусть слабой, горькой и гниловатой улыбкой.

Ни дня не проходит без плохих новостей. Каждое утро, проснувшись, ты первым делом включаешь радио и ждешь нужные тебе сводки. Словно осужденный на смерть в своей камере, ты считаешь секунды и явственно слышишь уходящее время. Ни одна радиостанция не передает радостных для тебя известий. Словно все люди на планете Земля одновременно решили стереть тебя из памяти или очернить твое имя.

Правда, однажды в пасмурный мрачный день счастье все-таки улыбнулось тебе: появляется старик — твой управделами — с целым тюком финансовых документов и с глазами, расширенными от изумления. Он пришел, как он говорит, чтобы выслушать монаршие приказы.

— Объявите всем заинтересованным банкам и фирмам, что с сегодняшнего числа падишах берет все имущественные дела в свои руки. И пошлите им образец моей подписи!

Хранитель тайн — управделами — принимается за отправку писем банкам и финансовым учреждениям. Старик свое дело знает. Словно потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове, он неутомим в попытках связаться с внешним миром: посредством писем, звонков, телексов и прочих средств коммуникации, которыми владеет мастерски.

Твоя же работа вновь свелась к тому, чтобы слушать ужасные новости из Ирана и обсуждать их с приближенными…

Невероятно! Расширенными от изумления глазами ты смотришь на экран телевизора и видишь старого муллу, который, бормоча молитвы, спускается по трапу самолета и вновь, после пятнадцати лет ссылки, ступает на землю своей страны.

«Ах, мой венценосный отец! Вот он проезжает мимо памятника ‘Шахйад. Его автомобиль едет по проспекту Эйзенхауэра, но из-за народного столпотворения муллу приходится пересадить на один из наших вертолетов и по воздуху доставить на самое большое кладбище Ближнего Востока, которое мы своими руками обустроили. И там, под одной из сосен с длинными иглами — миллионы штук таких же деревьев посажены нами по всей стране, — этот старик в чалме произносит речь и выкрикивает:

— Я плюю на это правительство… Я, при поддержке всего народа, создаю свое правительство!

И все это действо показывает в прямом эфире — кто? Наше национальное телевидение, которым управляет САВАК — поистине все они адскими силами повязаны! А наши военные — те самые, которых я распекал за отросшие животы и которым дал строгий приказ срочно похудеть, — попрятались, словно беременные ящерицы, по своим казармам и смотрят на это непотребство…»

Ты почти явственно слышишь, как сам ты, треща, распадаешься на куски в этой жаркой битве: словно ледяная гора, которая день ото дня тает и уменьшается. Порой новости столь плохи, что приемник, озвучивая их, хрипит и раскаляется от стыда. Народ не соблюдает военное положение, громит полицейские участки, грабит оружейные заводы и военные склады; военные летчики проходят парадом перед аятоллой; а еще — бои твоей гвардии с революционными отрядами, горящие танки, объявление о нейтралитете вооруженных сил и возвращение их в казармы, и… конец!

Вы завтракаете во дворце Дженан Аль-Кабир, как вдруг влетает заполошная новость, похожая на разбуженную днем летучую мышь, и врезается прямо тебе в лицо:

— Америка отказалась принять Ваше Величество!

Ты каменеешь и пытаешься казаться безразличным, но ты уже понял, что свержение, возможно, было далеко не самым страшным несчастьем, а вот теперь начались настоящие последствия. Что может быть более ожидаемым? Вслед за потерей трона от тебя отвернулась и самая могучая держава на свете. И теперь уже последние немногие приближенные решают сами с собой: оставаться ли им и дальше возле тебя или нет? Возможно даже, оставаться рядом с тобой теперь опасно, и у тебя откровенно начинают выпрашивать деньги. Вечная история о паршивой овце и клочке шерсти!

…Входит министр марокканского двора и сразу приступает к делу:

— Поскольку Королевство Марокко официально признало Исламскую республику Иран, пребывание Вашего Величества в Марокко нежелательно. Специальный самолет для Вашего Величества будет завтра в аэропорту готов к полету.

Он не ждет твоего ответа и, как гласит иранская поговорка, «возлагает надежду на ноги» — удаляется…

«Ах, мой венценосный отец! Теперь я понимаю, какие муки ты пережил в изгнании. Этот король Марокко, приезжая к нам, исходил белой завистью! После его отъезда служба СА-ВАК принесла мне пленки — запись его разговора с начальником собственной безопасности в одной из комнат дворца в Рамсере. Он тогда сказал: ‘Посмотрите, какие богатства, и кому достались! Горы, пустыни, леса, два моря, а сколько нефти и газа! Клянусь Аллахом, если бы у меня все это было, я бы ого-го чего достиг!’ И вот теперь этот же господин выгоняет нас из своей безводной и выжженной солнцем страны».

Развернув карту мира, ты ищешь на ней место, где мог бы приткнуться. Ты просил оставшихся у тебя друзей подыскать тебе убежище — любое, кроме Ирана. Но такого места нет, даже на Северном полюсе или где-нибудь посреди Тихого океана, на островке, который можно обойти пешком за день. Даже среди людоедских африканских племен или в джунглях Амазонки, где земля под деревьями никогда не видела солнца. Страны без властей, власти без стран — всё есть в мире, а податься тебе некуда!

— Во всем этом огромном мире нет ни единого местечка, где я мог бы приклонить голову и спокойно умереть?!

Эту фразу ты сказал в телефонном разговоре с одним твоим влиятельным американским другом, и яд этой фразы, видимо, произвел на него такое впечатление, что правдами и неправдами, ценой крупной взятки, но место для тебя нашлось.

Глава шестнадцатая

Войдя в ворота дворца Ниаваран, мы видим тех самых ворон, которые ровно три месяца назад наблюдали твой с шахиней отъезд, — тех ворон, чьи когти остались в жестяной памяти крыш и которые теперь изумленно смотрят на людские толпы, нарушающие благородный покой дворца.