Последний полустанок

Помахивая обожженными руками, Тимофей поднимается вверх по кольцевому коридору и мельком заглядывает в камеры. Возле одной невольно останавливается. Еще бы: глядит на тебя какая-то оскаленная морда в прозрачном колпаке.

Из кармана, где лежит приемник, слышится мужской незнакомый голос:

– Яшка! На место! Ну, гипертоник, приготовились!

Морда исчезает. Тимофей заглядывает в окошко. Обезьяну в специальном костюме из голубой, плотной ткани с ремнями кто-то тащит к креслу. Ремни тянутся как будто бы в соседнюю камеру. Но Тимофей понимает, что никого там нет, ремни уходят под кресло и, вероятно, наматываются на барабан, который поворачивается по приказу с земли. От шарообразного колпака тянутся толстые резиновые трубки. Вполне возможно, что у Яшки-гипертоника изучается газообмен.

Кресло низкое, с далеко откинутой спинкой. Яшка лежит, туго привязанный ремнями. Но вот у Яшки начинает пухнуть живот. Бабкин глазам своим не верит: что же это творится с бедной обезьяной? Вздуваются пузыри на коленях.

– Ничего, ничего, Яшка, - кто-то уговаривает его с земли.
– Если хочешь знать мое мнение, то это совсем не больно. Сидеть, Яшка, сидеть!

У Яшки такая страдающая морда, что Бабкину его искренне жаль. Издеваются над животным, а зачем, неизвестно.

В приемнике слышится какой-то разговор о бандажах, о перегрузке, о давлении. Разговор прерывается ласковыми обращениями к Яшке, и Тимофею кое-что уже становится ясным. Испытывается противоперегрузочный костюм. В нем есть резиновые баллоны, они заполняются сжатым воздухом, давят на живот и ноги, чтобы при перегрузке не отливала кровь от верхней части тела.

"А как же я?
– неожиданно мелькает запоздалая мысль.
– У Яшки костюм, он в кресле... С ним ничего не случится... А со мной... Спасибо, хоть предупредили".

Надо как-то устраиваться. И, понимая, что готовится нечто для него неприятное, Тимофей смотрит, как расположено Яшкино кресло, садится на жгучий морозный пол, вытянув ноги в том же направлении, как и Яшка, охватывает голову руками и замирает.

– Готов!
– слышится спокойная команда.

Страшная сила прижимает Бабкина к стенке трубы, сдавливает грудь - не вздохнешь, - и диск стремительно вырывается в пустоту.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Самая короткая, но существенная, потому что автор не

хочет оставлять Багрецова в беде. Теперь надо

позаботиться о Бабкине, но что поделаешь, когда

дежурный по НИИАП занят научным трудом? И все-таки

попробуем.

– Дяденька, а дяденька!
– звенит над ухом тонкий мальчишеский голосок. Чего это с вами?
– И холодная вода льется в рот.

Багрецов приподнимает голову.

Перед ним на корточках сидит мальчуган с жестяной кружкой. Его черные живые глаза светятся сочувствием и любопытством.

– Чего это с вами, дяденька?
– повторяет он тревожно.

На лбу у Багрецова - мокрая тряпка. Мальчик осторожно приподнимает его голову и подносит кружку ко рту. Вадим делает несколько глотков и пристально смотрит на мальчугана, как бы желая убедиться, не сон ли это?

Нет, мальчик живой, настоящий. Лет двенадцати, босоногий, в одних трусиках, загорелый, похожий на негритенка. Голова в мелких завитушках, словно обтянутая каракулевой шкуркой.

– Там хорошая вода, - проговорил он, кружкой показывая наверх.
– Ждать надо немножко.
– И, выплеснув остатки, побежал к высокому обрывистому склону.

Держа кружку в зубах, мальчик полез вверх, цепляясь за выступающие корни деревьев. Повисая на одной руке, он поворачивался к Багрецову и улыбался.

Минут через десять мальчик снова появился на краю обрыва. Спускаться было труднее - боялся расплескать воду, поэтому приходилось держаться не только рукой, но и цепкими, как у обезьяны, ногами. Наконец он спрыгнул на траву, ухитрившись не пролить ни капельки.

Вадим смотрел на него с восторгом и тайной завистью. Ни в детстве, ни тем более сейчас он бы не смог проделать такое путешествие. Он огляделся. Хорошо, что падать пришлось не с обрыва, а с более пологого склона. И орел-разведчик спланировал. Вот он лежит рядом, с поломанными крыльями. Днем он кажется жалким и отвратительным.

Мальчуган подбежал к Вадиму, помог приподняться и хотел было снять с него пиджак, чтобы промыть рану, но Вадим остановил:

– Подожди. Далеко отсюда деревня?

– Колхоз, - поправил мальчуган.
– Не дойдете, через гору надо.

– А ты скоро добежишь?

– За двадцать пять минут.
– Мальчик скосил глаза и, как бы невзначай, посмотрел на часы.

Только сейчас заметил Вадим, что его новый товарищ, кроме трусиков, носил еще и часы. Это было необычайно и трогательно.

Мальчик перехватил его взгляд и сказал с достоинством:

– Колхоз подарил.

– За что?

– Да так, - смутился мальчуган.
– Волка прогнал...

– В колхозе есть телефон?

– Почему нет? Есть.

– Пусть вызовут междугородную... Киев... номер...
– Вадим запомнил его, когда отправлял в ботинке записку.
– Да тебе негде записать...

– Зачем писать?.. Так скажу.

– Перепутаешь, - Вадим, волнуясь, шарил по карманам. Записной книжки не оказалось. Вытащил ручку.

Мальчик протянул липкую от смолы ладонь:

– Пишите. Только покрупнее.

Вадим написал номер и объяснил, что нужно передать Дерябину или Медоварову. Мальчуган дрожал от нетерпения, понимая, что сейчас от него требуют.

– Меня Юркой зовут. А вас?
– И, не дожидаясь ответа, засуетился, приподнимая Вадима.
– В тень надо, здесь скоро - жарко будет. Держитесь за меня. Крепче, крепче!..

– Беги, Юрка, беги...

По склону, через овраги и расщелины, перепрыгивая с камня на камень на другой берег горной речки, сквозь заросли и по тропкам бежал маленький Юрка. На него надеялся Багрецов и не ошибся.

...В правлении колхоза скучал Горобец. После вчерашнего отчаянно болела голова.

– Вызывайте Киев!
– еще в дверях крикнул мальчуган.

Прислонившись к стенке и задыхаясь от быстрого бега, он протягивал Миколе ладонь с номером телефона.

– Вот скаженый хлопец - гукает, як с неба свалился.

– Да не я свалился, а дяденька.

– Откуда?

– Да вы же сами сказали: с неба!
– чуть не плача, ответил Юрка. Некогда было объяснять подробнее.

Горобец сразу же стал серьезным. Мальчик передал ему просьбу Багрецова. Так вот где разгадка летающего человека. И Горобец почувствовал себя виноватым. Надо бы раньше, еще вчера звонить.

Дозвониться было нелегко. Горобец сначала связался с районным центром, потребовал Киев и затем НИИАП. Телефонистка института соединила с дежурным. По образцу военных лет, Медоваров ввел в институте дежурства даже в праздники. Горобец попросил позвать Дерябина. Дежурный с досадой отложил свою диссертацию.

– Куда вы звоните?
– Это был один из обиженных аспирантов, которого Медоваров не взял с собой в Ионосферный институт.
– Нет сегодня Дерябина.

– Як нема?
– теребя шнур, нетерпеливо переспросил Микола.
– Дуже треба.