Последний полустанок

– Вы многого не заметили, дорогой товарищ. Пойдемте, Риммочка, наша миссия, кажется, закончена. Вы же торопитесь.

Багрецов остановил ее:

– Одну минутку. Я хотел спросить, где мне найти Анну Васильевну Мингалеву?

– Точно не знаю. Вообще она где-то здесь. Вот Аскольдик, - Римма обернулась назад, - то есть, простите, товарищ Семенюк абсолютно в курсе. Он скажет, где ее искать.

И опять из темноты брюзжащий басок:

– Не говорите глупостей, Риммочка. Товарищ и в самом деле подумает...

– А разве неверно?
– кокетливо спросила Римма.

Не желая вникать в сущность их споров - здесь было что-то ему неприятное, - Багрецов вынул из кармана записную книжку и черкнул в ней несколько строк.

– Если вам не трудно, - сказал он, протягивая записку Римме, - то передайте, пожалуйста, Анне Васильевне. Это очень важно.

Римма испытующе посмотрела на Вадима:

– Для кого важно?

– И для нее и для меня. Я ее друг.

Он еще долго смотрел Римме вслед, пока Бабкин не дернул его за рукав:

– Очнись! Самая обыкновенная смазливая девчонка. Всегда вот так. Растаял...

Обиженный Вадим взял у него приемник и рассеянно начал вертеть ручку настройки.

– Брось крутить, - рассердился Тимофей.
– Пропустишь.

Вытирая платком вспотевшее лицо, Вадим взглянул на часы.

– Еще восемь минут... А вдруг...

– Отстань, пожалуйста! Каркаешь, как ворон.

Вадим недовольно передернул плечами, задел ветку, холодные капли муравьями поползли за воротник. Резко поднявшись, он выглянул из-за кустов.

Возле ангара, где находилась метеостанция, уже вспыхнули прожекторы. Теперь было отчетливо видно, что ангар этот был странной формы и в то же время чем-то похож на гигантскую брезентовую палатку. У темного распахнутого входа дежурил часовой. Еще в директорской приемной Вадим слыхал, как Дерябин приказывал по телефону пропускать приехавших инженеров в "Унион" и туда и обратно, видимо учитывая необходимость проверки сигналов ЭВ-2 на расстоянии.

Слегка прихрамывая, Бабкин прошелся по мокрой траве и нарочито зевнул.

– Сколько на твоих?

– Осталось пять минут. И если не выйдет...
– начал было Вадим.

Но Бабкин перебил его:

– Тогда домой поедем. Вот и все.

– Но, извини, с какими глазами?

– С такими же. Не ослепнем, - Бабкин со злостью поддел ногой мокрый лопух.

Помолчав, Вадим вздохнул.

– А хорошо бы для Набатникова что-то сделать. Наверное, в горах наш прибор здорово пригодится.

Бабкин согласился, потому что ЭВ-2 обладал большой чувствительностью и отмечал ничтожную, влажность, особенно характерную для разреженного воздуха горных вершин. Кабина метеостанции показалась ему легкой, сделанной из ребристых дюралевых листов.

В свое время Дерябин не очень-то восторгался новым гигрометром, считая, что его сверхвысокая чувствительность практически не будет использована. Теперь дело другое - возможно, труды и не пропадут даром.

Завернув рукав, чтобы лучше следить за часами, Вадим замер в ожидании. Сейчас должна заработать радиостанция.

Стараясь казаться равнодушным, Бабкин поглядывал на небо, как бы желая определить завтрашнюю погоду, и позевывал. Он считал, что абсолютная невозмутимость при любых условиях является первейшим человеческим качеством.

Но вот из маленького репродуктора, точно там открылась пробка, вырвались на свободу желанные звуки. В клокочущем и булькающем их хаосе Бабкин свободно различал сигналы.

"Так, прекрасно...
– мысленно, без карандаша и бумаги расшифровывал он условные знаки.

– Передается температура... Восемнадцать градусов. Направление ветра... Впрочем, ветра в ангаре быть не должно. Теперь дальше, давление... Сейчас будет влажность..."

ЭВ-2 работал великолепно, четко. Тонкие звенящие звуки, словно кто-то ударял ложкой по стакану. Сомнения оказались напрасными. Ну еще бы! Сколько месяцев с ним возились!

Возле ангара Вадим и Тимофей встретили Дерябина. Он с кем-то спорил. На вопрос Багрецова, не послушает ли он следующую передачу ЭВ-2, Дерябин нетерпеливо проговорил:

– Слышал на контрольном пункте. Даже запись видел на ленте. Спасибо. Молодцы. Завтра утром поговорим.

Он увидел поникшего Пояркова и сокрушенно покачал головой:

– Ах, Серафим, до чего же мне Охрименко жалко! Веселый, добродушный малый...

Бабкин сделал знак Вадиму - идем, мол, нечего нам здесь делать - и вместе с ним направился к зданию института.

Проходя мимо скамейки в скверике, Тимофей задержался.

– Не торопись. Сил моих больше нет.
– Он сел и, нагнувшись, стал развязывать шнурки.
– Спасибо жене за ботиночки. Удружила.

Не в пример франтоватому Багрецову, Тимофей привык одеваться просто, - нет ничего солиднее, чем гимнастерка и к ней брюки военного покроя, заправленные в аккуратные сапоги. Но Стеша приказала надеть выходной костюм с галстуком. "Неудобно, - говорила она.
– Представитель научного института - и вдруг в сапогах". Срочно побежали в магазин покупать новые ботинки. Стеше понравились изящные туфли лимонно-желтого цвета. Бабкин запротестовал - цвет больно нахальный, - но разве ей можно перечить, она лучше в этих делах разбирается, говорит, что потемнеют. С нахальным цветом Тимофей мог бы еще примириться, а с малым размером - никак. Сорок первого размера не оказалось, и Тимофей, чтобы не огорчать жену, все же решился взять сороковой, - разносятся. Теперь хоть плачь.

Тимофей ощупывал ноющие от боли пальцы, боль растекалась по всему телу, ломило в коленях, позвоночнике. Неужели опять придется надеть эти пыточные колодки...

– Скоро?
– Нетерпеливо крикнул Вадим.

Бабкин не ответил: потирая освобожденные пальцы, он наслаждался ощущением затихающей боли.

Постояв немного, Багрецов безнадежно махнул рукой, вынул из кармана приемник и щелкнул переключателем. На все лады пищали телеграфные станции. Слышалась чужая речь, музыка. Стрелка шкалы, будто живая, сама собой подвигалась к сорок четвертому делению. Как никогда, хотелось принять четкий стеклянный звон сделанного тобой прибора. Ведь это лучшая музыка, ее можно слушать десятки раз. После сигналов барометрического давления должен заработать ЭВ-2. Вот он включился!

Но... что это? Какой-то треск. Не может быть! Кругом мокро, а ЭВ-2 доказывает, что влажность воздуха пустяковая, как жарким летом в пустыне.

Во рту стало сухо, перехватило дыхание.

– Тимка!..
– глухо вскрикнул Вадим.

Чувствуя что-то неладное, Бабкин спешно натянул ботинок - второй не налезал - и, подпрыгивая на одной ноге, подбежал к Вадиму.

Нахмурившись, Бабкин прослушал сигналы до конца.

– Вот это да!
– сказал он упавшим голосом.

– Бежим к Борису Захаровичу. Попросим отложить отправку...