Последний рейс «Фултона»

Сурепов

По Стрелецкой улице, мимо разгромленного, с выбитыми окнами, штаба Красной гвардии, возле которого стояли зеваки из обывателей, заволжских рабочих провели к гимназии Корсунской, загнали в класс на третьем этаже.

Окна класса выходили на Которосль. Там, возле реки, шла бесперебойная стрельба – хлопали винтовки, полосовали пулеметы. Шальные пули ударялись в стену. Несколько пуль через окна попали в потолок, арестованных осыпало штукатуркой.

Столы были вынесены из класса, сидели на полу. Рискуя жизнью, подползали к окнам, чтобы полюбоваться на красный флаг на башне ткацкой фабрики. Этот флаг и близкий бой вселяли в измученных людей надежду, что советская власть в городе удержится, выстоит.

К вечеру класс набили битком. Ночью стали вызывать на допросы. Одни больше не возвращались. Может, переводили в другое место, может, выпускали тех, кто не представлял интереса. Других вталкивали в класс избитыми. Таким вернулся Степан Коркин – на щеке кровоточит царапина, под левым глазом синяк.

– Кто тебя? – спросил Резов.

– Сурепов, начальник контрразведки. Лично представился… А потом сапогами в живот. Все нутро отбил, гад…

Тихон постелил ему пиджак. Степан, морщась, осторожно лег, закрыл глаза и притих.

Вызвали и Тихона.

– Не горячись. Прежде чем слово сказать – подумай, – напутствовал Резов, в глазах – тревога.

В длинном коридоре, где совсем недавно под присмотром классных дам прогуливались на переменках гимназистки, шныряли прокуренные, проспиртованные, провонявшие порохом офицеры. Где-то дробно стучала машинка. Кто-то пронзительно кричал в телефон.

У стены стояли парусиновые носилки в крови. Рядом, привалившись к стене, разговаривали двое офицеров с тупыми от усталости лицами.

– Не знаешь, что с Лозинским?

– Красные их у артсклада штыками перекололи.

– Жалко Вальку! Храбрец!

– В картишки нечист был на руку…

Конвоир задержался возле офицеров, попросил закурить. Вдруг отпихнул Тихона к стене, спрятал папироску за спину. Офицеры щелкнули каблуками.

Коридором шагал плотный полковник в сверкающих сапогах, стеком похлопывал по твердому голенищу. Рядом – женщина в косынке сестры милосердия. Лицо ее Тихон не успел разглядеть, уставился на полковника. Тот козырнул офицерам и скользнул по Тихону черными, словно бы без зрачков, безжалостными глазами. Взгляд их был такой неприятный, что Тихону захотелось заслониться от него рукой.

Полковник с сестрой милосердия прошли мимо.

– И чего ее командующий за собой таскает? – посмотрел им вслед конвоир.

– Болтай больше! – прикрикнул на него один из офицеров.

– Спасибо, господа, за табачок, – сразу заспешил конвоир. – Ну, иди, иди! – подтолкнул он Тихона.

По грязной, заплеванной лестнице спустились этажом ниже. Тихон очутился в душном кабинете с наглухо зашторенными окнами, освещенном двумя настольными лампами.

За большим канцелярским столом сидел, развалясь в дубовом кресле, молодой красивый офицер. Был он в распахнутом кителе, во рту перекатывал папиросу. За спиной офицера, на высоком шкафу, – простреленный насквозь глобус.

Сбоку стола на гнутом венском стуле как-то по-домашнему расположился плечистый дядька в нательной солдатской рубахе с завязками вместо пуговиц. Он ножом-складником колол сахар.

На столе медный чайник и фарфоровый чайничек с заваркой, две кружки и плоский котелок, из которого торчала деревянная ложка. На спинку стула небрежно накинут полковничий китель.

– Ну, здравствуй, Тихон Вагин, – приветливо сказал красивый офицер и бросил папироску в котелок.

Тихон сердито засопел. Еще дорогой, как вели сюда, решил ничего не отвечать, что бы ни спрашивали.

Офицер достал из коробки другую папироску. Постукал ее мундштуком по столу, закурил, щуря глаза от дыма.

– Ты, наверное, думал, здесь звери сидят?.. Руки будут тебе крутить, нагайками, шомполами калеными пытать?..

Офицер добродушно рассмеялся, поглядел на скучного дядьку, важно коловшего сахар.

– Наверное, и помереть героически собрался? – весело допытывался он. – И язык откусить?.. А я тебе вот что скажу – ничего мы у тебя выпытывать не будем. Мы и так, что нужно, распрекрасно знаем. Должность наша такая – все знать…

Выдвинув ящик стола, офицер достал какие-то листки. Стал их читать, одобрительно поглядывая на Тихона.

Грузный дядька, причмокивая, сосал сахар, пил чай, вытирал пот платком. Можно было подумать, что его в этой комнате ничего не касается.

Тихон догадался – это и есть Сурепов, начальник контрразведки.

– Слушай, Вагин, ты Алумова знаешь? Ну, инженера вашего? Что это за человек? – спросил красивый офицер.

– Мерзавец он! – выпалил Тихон.

– Правильно! Он тут прислал интересный документик. Наверное, думал, что мы тебя за эту бумажку расстреляем…

Офицер взял со стола листок. Тихон сразу узнал его – это было обращение к молодежи города, которое он читал Резову утром.

– Суть документа – страстный призыв объединиться в Союз молодежи. Правильно я понял, Вагин?.. Правильно! Время и место, где это историческое событие должно произойти, – гимназия Корсунской, седьмого июля, шесть часов вечера. Таким образом, до встречи здесь представителей молодежных организаций города остались считанные часы, а я вижу перед собой одного из инициаторов этого важного политического мероприятия, – говорил и улыбался веселый офицер.

– Ротмистр, переходи к делу, – поторопил Сурепов.

– Сию минуту, господин полковник. Так вот, Вагин, у нас к тебе предложение. Поскольку собрание назначено – надо его провести.

Тихон растерянно уставился на ротмистра. Тот продолжал свою мысль:

– Вот тут в обращении написано: «Все, кого интересует улучшение своего общественного развития, все, кто понимает, что пришла пора строить жизнь на новых началах, не должны смотреть равнодушно на происходящие события». Все правильно, Вагин, – в событиях надо принимать активное участие. А что сейчас происходит в городе? Крушение так называемой советской власти и установление справедливого, законного порядка…

– Жить хочешь? – без выкрутасов, в лоб, спросил полковник.

– Смотря как, – исподлобья глянул Тихон на Сурепова.

– А хорошо жить, сытно?

– Что для этого надо? – силился понять Тихон, чего хотят от него, почему офицеры контрразведки так заинтересовались этим обращением.

– Ротмистр, объясни, – откинулся на спинку стула полковник, налил вторую кружку чаю.

Красивый офицер доверительно заговорил, наигрывая тонкими бровями:

– Мы предлагаем тебе, Вагин, сотрудничать с нами. Так сказать – строить жизнь на новых началах. Как видишь, в этом наши программы с тобой сходятся. Но в нашей России не будет ни большевиков, ни Советов. Вот с такой, уточненной, программой и надо провести собрание. Если не сегодня, то на днях. Сейчас мы тебя освобождаем, ты возвращаешься в Заволжье и призываешь молодежь записываться в Северную Добровольческую армию. И здесь, в центре города, найдутся энергичные молодые люди, которые поддержат это благородное дело. А твой участок – Заволжье.