Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

— Я там каждую подворотню знаю, — возбужденно говорил Штульдреер, — держитесь меня, парни, со мной не пропадете.

Alles war wie in Warschau

Все было как в Варшаве. За тем небольшим отличием, что они теперь играли роль поляков, а русские осваивали их роль. Последнее обстоятельство переворачивало ситуацию в их пользу, ведь у них был богатый опыт, которого не было у русских, пока те еще освоятся, а они уже знают назубок и наперед все уловки, что защищающихся, что нападающих. И вообще, воспоминания о Варшаве настраивали на оптимистический лад: как солдаты, они были лучше поляков и никак не хуже русских, поляки продержались против них два месяца, Юрген не видел причин, почему они могут выступить хуже. Несколько недель — и мы еще посмотрим, кому придется держаться!

Все было как в Варшаве: простреливаемые насквозь улицы; сплошной ряд пяти- и шестиэтажных домов; пустые квартиры, в которые они заходили как к себе домой; мальчишки с яркими эмблемами, шныряющие по улице с оружием, которое они едва могли нести; молоденькие, четырнадцати-пятнадцатилетние девушки в военной форме, полученной на складе СС, которые неведомым образом пробирались в дом, громко требовали, чтобы им дали пострелять, что они умеют, а потом в минуты короткого затишья валились на спину на пол и раздвигали ноги; стрельба прямой наводкой по домам, так что снаряды прошивали дом насквозь, как шило мягкую кожу: летящие из окон цветочные горшки, гранаты, тела; русские, шедшие на штурм каждого дома как бойцы бригады Дирлевангера, с той же яростью и тем же пренебрежением к собственной и чужой жизни; и снова русские, грабящие по горячим следам захваченные дома, с той лишь разницей, что в Варшаве на них была военная форма с рунами СС, а в Берлине — с пятиконечными звездами.

* * *

Свой первый дом им пришлось занимать с боем. Им попался упорный, вооруженный до зубов противник.

— Наша сторона — левая, ваша сторона — правая, — в который раз повторял Фрике какой-то майор. — Наша сторона — нечетная, ваша сторона — четная, такова диспозиция, у меня на руках приказ, подписанный… — Он тряс перед лицом Фрике какими-то бумажками.

— У меня своя диспозиция, — отвечал Фрике, — я не желаю оказаться лицом к лицу с противником, который займет дом на противоположной стороне улицы и начнет расстреливать моих солдат с расстояния в тридцать метров. А это неизбежно случится, если вы отступите, не выдержав удара.

— Почему это мы отступим, а не вы отступите? — кипятился майор.

— Потому что мои солдаты никогда не отступают, они знают, что я прикажу немедленно расстрелять любого, кто сделает хоть один шаг назад без приказа. — Он немного преувеличивал, подполковник Фрике, но он уже стал выходить из себя. — Они выполнят любой мой приказ, они сами расстреляют любого, кто будет путаться под ногами у их командира с какими-то там диспозициями! Обер-фельдфебель Вольф!

— Есть! Этого или автора диспозиции? — спросил Юрген и крепко сжал зубы, чтобы не рассмеяться в лицо этому майоришке.

— Очистить территорию! — уточнил приказ Фрике.

Они оттеснили конкурентов, те не сильно сопротивлялись.

— Ну и рожу ты смастерил — зверь! — шепнул Юргену Красавчик. — Этот майор как глянул, так сразу в штаны наложил. Куда ему до того русского генерала… — он осекся под бешеным взглядом товарища. — Все, забыл, случайно вырвалось.

Так они заняли два угловых дома на улице, выходившей на небольшую площадь. Это была хорошая позиция.

— Русские непременно сюда выйдут, тут прямой путь в центральный район, к правительственному кварталу, к рейхсканцелярии, — сказал Штульдреер.

— Спасибо, обнадежили, — сказал Юрген. — Тут чердаки есть?

— Есть, как не быть, и чердаки, и подвалы, все как у людей.

— Пойдемте, посмотрим.

Старик запыхался, поднимаясь по крутым лестницам. «Надо будет его наверху оставить, — подумал Юрген, — хотя какой здесь с него толк?»

Он остановился на последней лестничной площадке, прикинул, где угловая квартира. Рванул на всякий случай на себя ручку двери, та не поддавалась, тогда Юрген, недолго думая, снял автомат с груди и выбил замок тремя прицельными выстрелами. Прошел внутрь квартиры. Точно, угловая. Раздвинул пошире шторы, распахнул окно, выглянул наружу. Площадь как на ладони, вид на улицу тоже ничто не загораживало — отлично.

— Каждая веточка видна! — сказал Штульдреер, выглядывая из-за его плеча. — Я-то в молодости отлично стрелял, мне бы снайпером быть. И рука была твердая, и глазастый! Как орел все видел, а с возрастом еще лучше стало, вдаль что хочешь разгляжу.

— А мушку видите? — спросил Юрген.

— Это которая на винтовке? Вижу, конечно, — сказал Штульдреер, уже не так уверенно.

— Будете снайпером, — сказал Юрген, — так, рамы выбить, пространство у окон освободить.

— Зачем рамы… — начал Штульдреер.

— Чтобы стекла не летели в глаза!

— … выбивать?

— Выбить и скинуть вниз! После атаки русских здесь ничего целого не останется. Хорошо, если стены останутся.

— Но то — русские. А то — своими руками. Имущество все же чужое. — Старик выглядел растерянным.

— Ефрейтор Штульдреер! Выполняйте!

Юрген поднялся на низкий чердак, вылез на крышу, покатую, с высоким каменным парапетом. Крыша соседнего дома была почти на том же уровне, спрыгнуть туда не составляло труда, Юрген обследовал и ее вместе с чердаком, потом вернулся назад. Закурил сигарету, оглянулся по сторонам. В просвете улицы виднелся аэропорт, там шел жаркий бой. С востока доносилась интенсивная артиллерийская стрельба, поднимались клубы дыма от многочисленных пожаров. То же и с запада. Обзор на север закрывало высокое здание, за ним, вдали, налетали волнами русские самолеты, там, должно быть, находились правительственные здания. На северо-западе угадывалось какое-то пустое пространство, за ним клубились черные тучи. «Не дым, — подумал Юрген, — или гроза собирается? Хорошо бы, душно».

Штульдреер уже вполне освоился на новой позиции, в таких делах самое трудное — начать. На столе лежала картошка, несколько пакетов круп, стояли три бутылки вина.

— А то я не знаю, где берлинские хозяйки продукты прячут, — подмигнул он Юргену. — Эх, жаль, ни газа, ни воды, ни электричества, сразу отключили, в нашем-то доме по очереди отключают, отключат, включат, все жить можно. Может быть, хоть вода есть, только напора не хватает. Скажи парням, пусть внизу проверят да сюда принесут. Я бы картошки на всех сварил, хорошо она сейчас пойдет, картошечка!

— Как варить будете? — спросил Юрген.

— Нашел проблему! У нас в доме приноровились костры на балконе разводить. Вот и тут балкон есть, в соседней квартире. Сварим! Была бы вода!

Юрген спустился вниз. Окна цокольного и первого этажа были уже заставлены тяжелой мебелью, лишь в некоторых были оставлены небольшие просветы, как раз для фаустпатрона.

— Отходы есть, — доложил он Фрике, — через двор и через крышу.

— Хорошо, — сказал Фрике и повернулся к Вортенбергу: — Обер-лейтенант, я буду в расположении третьей роты. Держаться до последнего, отход только по моему приказу.

Третья рота — сказано было громко. Народу у них было на две полноценные роты, да и то если считать всех, включая связистов без телефонов, писарей без канцелярии, ездовых без лошадей, артиллеристов без орудий и фрау Лебовски без яиц. Да и роты на большой дом было мало, она растворилась в нем, как ложка сухого молока в ведре воды. Юрген отправил на крышу Красавчика, как самого надежного, и Гартнера, как лучшего стрелка, приказав им взять с собой пулемет и винтовку. Стоило им выйти из строя, как Юрген с ужасом увидел, насколько уменьшился его взвод. В результате третий и четвертый этажи так и остались незанятыми, да и на других у многих окон не было стрелков.