Последний снег

— Брось.

Она обхватила его лицо руками. Пытливые глаза цвета талой воды заглядывали в самую душу.

— Ты не так слаб, как тебе кажется. Не будь флюгером, сын. Ты в состоянии сам выбрать, в каком направлении двигаться.

Лиам взял мать за запястья и с неожиданной для себя силой оттолкнул. Она отлетела и врезалась в стену, на лице отразился страх. Лиаму стало стыдно, и он поспешил выйти. Что-то темное и опасное рвалось из него наружу.

— Присмотри за Ваней, — крикнул через плечо. — И не вмешивай ее в свою чертову магию.

Лив прижалась ухом к двери Симона. Синий свет шел из-под двери, но в комнате было тихо. Сложно сказать, спит он или бодрствует.

Случалось, сын ловил ее на подслушивании. Дверь внезапно распахивалась, и она испуганно застывала. Симон приходил в бешенство. Когда он злился, становился похож на Видара. Но Лив все равно не могла избавиться от своей привычки. Ей нужно было удостовериться, что сын дома, что с ним все в порядке. И что он не слышит, как она покидает дом украдкой.

На часах было за полночь, когда она прошла мимо комнаты Видара. Собака хлестнула хвостом по полу, но голос не подала. Первый этаж сотрясался от храпа старика. Никто ее не заметил, но руки все равно дрожали, пока надевала кроссовки и куртку.

Луна расписывала лес серебром и освещала тропинку через деревню. Холодный ветер обжигал щеки. Лив вдохнула полной грудью и вгляделась в темноту.

Дом вдовы Юханссон ночью выглядел посимпатичнее, чем днем. Комнаты купались в лунном свете, старая мебель масляно поблескивала в темноте. Не зажигая света, Лив скинула кроссовки и штаны в прихожей и пошла в сторону спальни, на ходу стягивая остальную одежду. За ней осталась дорожка из вещей.

Йонни лежал на спине в кровати покойной вдовы. Спит… Через открытый рот вырывается храп. Она постояла у изножия, разглядывая его. Небритые щеки, белый шрам на шее. Между ног у нее все сладко сжалось, и все же ее охватило секундное замешательство. Она ничего о нем не знает, ничего не знает о его прошлой жизни. «Но лучше и не знать, незачем сближаться», — сказала она себе.

Стянула одеяло и села на него верхом. Тело его проснулось прежде, чем разум, словно ждало ее прихода. Веки дрогнули, когда она ввела член внутрь, и вскоре руки уже сжимали ее бедра. Они занимались сексом в полной тишине, только кровать скрипела под их энергичными толчками. Когда он собрался, чтобы что-то сказать, Лив зажала ему рот рукой. Чувствуя приближение оргазма, зажмурила глаза.

Достигнув вершины, откатилась на другую сторону кровати, а он закурил сигарету. Оба по-прежнему молчали, но по его дыханию понятно было, что ему хочется что-то сказать. Йонни несколько раз набирал в грудь воздуха, но не решался, а Лив не сводила глаз с лосиной головы. Кто его знает, что он сейчас выдаст.

— Я сегодня видел твоего сына, — наконец произнес он.

Этого она не ожидала; сердце забилось как бешеное, того и гляди выпрыгнет из груди.

— Вот как?

— Он старше, чем я думал. Выглядит совсем взрослым.

— Ему семнадцать.

— Правда, выглядит старше.

Йонни затушил сигарету и накрыл ее руку своей.

— А где его отец?

— Я не знаю.

Он повернулся к ней:

— Как это не знаешь?

— Он не из этих мест. Симон его никогда не видел.

— Черт, это печально. Всем нужен отец.

— У него есть Видар.

Всем нужен отец… Ей послышалось осуждение в его голосе, и Лив завела давно придуманную историю про немца. Ну, как придуманную… Скорее, дополненную ее фантазией. Ну да, немец с пышной кудрявой шевелюрой наматывал на машине круги по льду, когда она его увидела в первый раз. Он гонял слишком быстро и слишком близко. Хотел произвести впечатление. Его работа была тестировать новые «ауди». Дома, в Дрездене, у него была невеста, о чем он, разумеется, забыл ей сообщить. Она пришла к озеру, чтобы тайком выпить, а он кружил как стервятник. Январское солнце ярко светило. Против света видна была только его улыбка. Легко было догадаться, куда эта улыбка ее заведет. Он посадил ее в машину, она вылезла из комбинезона, в котором ездила на скутере, и там, в машине, все произошло. Было холодно и темно, и она ничего особо не почувствовала. А когда пришла весна, она поняла, что беременна, но он к тому времени уже вернулся домой в Германию.

Йонни с пепельницей на груди внимательно слушал ее рассказ. Грудь вздымалась в такт дыханию.

— Его нетрудно отыскать. Ты же знаешь, где он работал.

— Зачем он нам?

— А, ну да, — покосился он на нее, — я слышал, что у твоего отца деньжата водятся и вы ни в чем не нуждаетесь.

Она отвела глаза.

— От кого ты это слышал?

Он затушил сигарету. На губах заиграла улыбка.

— Все так говорят. Что Видар богач и жуткий скряга. Но, надеюсь, для тебя он денег не жалеет. Ты же его дочь.

Лив натянула одеяло по самый нос.

— Люди много чего болтают. Я бы на твоем месте не слушала.

Дождавшись, пока Йонни уснет, она встала и бесшумно оделась. Потом выскользнула из дома и сломя голову побежала обратно. Переступила порог и, затаив дыхание, прокралась по коридору. Дверь в комнату Видара была приоткрыта. Она поднялась наверх, закрыла дверь на замок, залезла под холодное одеяло и долго лежала с открытыми глазами. Дом сотрясался от порывов ветра. В какой-то момент ей показалось, что снаружи раздаются голоса. Она поднялась и подошла к окну. Облака плыли по небу, прикрывая луну. В зыбкой тьме сложно было что-то различить. Лив напрягла слух, но кроме свиста ветра ничего не услышала. Ветер словно предостерегал ее об опасности, но она уже привыкла жить в постоянном стрессе.

— И чем ты собираешься заняться, когда станешь законопослушным гражданином?

— Не знаю. Придумаю что-нибудь.

— Нелегко зарабатывать деньги законным способом.

— Слышал.

— Не говоря уже о том, чтобы разбогатеть.

— Не сразу, но со временем можно.

Габриэль кромсал копченое оленье сердце на маленькие кусочки и закидывал в рот. Ел он всегда с отменным аппетитом. Подъехав к озеру, Лиам заглушил мотор. В лунном свете был виден пар, поднимающийся над водой, лед остался только на середине. Они не спешили выходить в холодную тьму. Габриэль закинул на язык две таблетки.

— Готов? — спросил он.

— М-м-м…

— Ты какой-то бледный.

Он протянул Лиаму пакетик с таблетками, но тот покачал головой. Ему не хотелось одурманивать мозг, хотя от страха было трудно дышать. В нормальном состоянии все переживалось по-другому, между ним и миром не было завесы, за которой можно спрятаться. Все органы чувств были обнажены, и от этого, как ни странно, становилось легче.

Лиам натянул перчатки. Кровь пульсировала в пальцах. Все внутри кипело и бурлило. Габриэль положил руку ему на затылок и потянул к себе, их лбы соприкоснулись. Лиам ощутил теплое дыхание брата. Как бы Габриэль ни хорохорился, ему тоже было не по себе.

— Это дело все изменит, — сказал брат.

Лиам оттолкнул его и надел шапку с прорезями. Сразу стало жарко и щекотно. Ощущение, словно шею стянуло удавкой.

— А что, если старик будет сопротивляться?

— Ну, мы его быстро утихомирим.

Габриэль подмигнул ему и вышел из машины. Грабить людей им было не впервой. В подростковые годы они ездили на автобусе в Питео и обчищали пьяных, возвращавшихся домой поздно ночью. Габриэль называл это «летней подработкой». Работа не бей лежачего. На следующее лето они ограбили «Финнбергс» в Гломмертрэске. Пришли после закрытия. Покупателей в магазине не было, как и денег в кассе. Габриэль угрожал пистолетом кассирше, а Лиам стоял на шухере у входа на склад. Продавщица его не видела, но Габриэля запомнила. Через неделю полиция забрала брата, а тот, обосравшись со страха, выдал Лиама. В итоге оба угодили под надзор соц-службы.