Последний снег

Юха повернулся и сплюнул в камин. Щеки у него порозовели.

— Только Видар знает код от сейфа. Он никому не доверяет, даже своим домашним. А домашние — дочь и внук — пляшут под его дудку. Пока он жив, им никакого житья не будет. Они вам не помешают, гарантирую. Так что их не трогайте. Ни дочь, ни внука. Все, что вам нужно, — напасть на старика и забрать бабло.

Лиам посмотрел на Габриэля. У того подрагивали ноздри, в глазах появился алчный блеск.

— А чего б тебе самому этим не заняться, если дело проще простого?

У Юхи на лице появилось мученическое выражение, сразу его состарившее.

— Я даже в поселок не могу выбраться, от людей тошнит. Какой из меня охотник за баблом? Лучше я дам шанс молодым и способным, вроде вас. Вижу, что могу на вас рассчитывать.

— У тебя деньги кончились, так?

— Нет, черт возьми. Все у меня в порядке. Одно достало, что у этого Видара до сих пор развязаны руки. Пора ему хороший урок преподнести.

Юха сделал вид, что проводит ножом по собственной шее. Выглядело это комично, но все равно по спине Лиама пробежал холодок. А по блеску в глазах Габриэля было видно, что он уже все решил. Габриэля не нужно долго уговаривать — достаточно поманить легкими деньгами. Но Лиам не такой. Перед глазами у него стояла Ваня. Он еще помнил мечты, связанные с ее появлением на свет. Мечты об обычной жизни, об уютном чистом доме, о чистой совести. Она лежала в кувезе после рождения, и из нее торчали пластиковые трубки, по которым текло лекарство. Ему нельзя было ее касаться — можно было только смотреть через стекло, как она борется за жизнь. Никогда он не забудет эти минуты.

— Что ты от нас хочешь? — спросил Лиам.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же хочешь получить что-то в обмен на ту информацию, что нам выдал? И деньгами с тобой надо поделиться…

— Ничего мне от вас не нужно. Единственное, чего я хочу, чтобы Видара Бьёрнлунда поставили на место. Хочу увидеть, как он останется без состояния, нажитого на чужих слезах.

Лиам встал из-за стола. Юха смотрел на него, не выпуская ножа из рук.

— И ты точно уверен, что этот сейф существует?

— Так же уверен, как в том, что солнце встает по утрам и заходит по вечерам. Дайте я кое-что вам покажу.

Юха отошел в темноту и начал рыться в ящике, стоявшем на полу. От взбитой им пыли чесался нос. Наконец он фыркнул и выпрямился с какой-то желтой бумажкой в жирных пятнах в руках. Победным жестом разложил ее на столе.

— И что это за хрень?

— Раскрой глаза. Это карта.

Никакая не карта — небрежно сделанный набросок плана дома. Прихожая, кухня. Все двери и окна помечены. Черная стрелка указывала на спальню. И там, в одном из углов, — жирный черный крест.

Юха наклонился над столом и ткнул кончиком ножа в крест.

— Вот он, — сказал он. — Ваш золотой билет, парни.

Лив пила кофе, стоя у раковины, чтобы не садиться за стол с отцом. Видар смотрел в окно на пустынную проселочную дорогу. Он оделся для леса и даже сунул нож за пояс, хотя пальцы с ним больше не справлялись. Старик не смотрел телевизор, не читал книг, не решал кроссвордов, не ставил на скачках. Проводил свои дни за кофе, глядя в окно. С соседями не общался, но стремился быть в курсе того, чем они занимаются. Потому и смотрел в окно — а вдруг увидит, кто куда пойдет и, главное, с кем. Следил так же тщательно, как и за своей семьей. Ничто не ускользало от его зоркого взгляда. Бдительность превыше всего.

Лив ничего не сказала про бутылку в комнате Симона, все равно Видар рано или поздно узнает.

По дороге проехала машина. Видар вскочил, аж суставы хрустнули, и вытянул шею.

— Ты гляди-ка, а! Карл-Эрик опять разъезжает. И как это у него еще права не забрали, у этого козла?

— Да сядь ты, хватит пялиться.

— Он еще ни разу не садился за руль трезвым. Кончится тем, что кого-нибудь задавит!

Лив посмотрела на грязную дорогу и лужи талого снега, в которых отражалось солнце. Шум от машины Карла-Эрика стих. Ей было прекрасно известно, что ненависть отца к соседям вызвана одиночеством. Он не знал, как сблизиться с людьми. Мысль о сближении наполняла его ядом.

— Бензопила барахлит, — сказала она.

— Вот как.

— А я не могу все время колоть вручную.

— Симон пусть помогает, вона вымахал какой.

Видар молча пережевывал хлеб. По утрам он ел только хлеб с маслом, приберегая сыр и колбасу на обед. Лив подлила себе кофе и обвела понурым взглядом груду поленьев во дворе. Кроваво-красная рукоятка топора горела огнем. Бензопила относилась к предметам роскоши. Отец себе лишний кусок сыра не позволяет, куда там до новой бензопилы.

Видар неуклюже разгладил газету. Объявления о продаже и сдаче домов были обведены красным фломастером — Лив специально выделила, чтобы отец видел: они с сыном намерены от него съехать. Намерены… Вначале, много лет назад, его это бесило, но теперь только смешило.

— Неужели ты хочешь жить в городе? Там один мусор, выхлопные газы и кучи людей. В деревне, по крайней мере, звезды ночью видать.

Он встал за кофе, и Лив переместилась в ванную. Пописав в ржавый туалет, долго мыла руки в потрескавшейся раковине. Зеркало было разбито — в левом углу образовалась целая паутина из трещинок. Она старалась не смотреть на свое отражение — усталый рот, грустные глаза делали ее старой. Не только дом был старой развалиной — она и сама такая, ну или близка к этому. Слышно было, как Видар что-то напевает в кухне. Он — старик, это ему пора думать о смерти, но думала о ней только она. Не о своей смерти. Каждый день говорила себе, что осталось недолго, осталось потерпеть пару лет. А потом начнется настоящая жизнь. Когда отец умрет.

Вернувшись в кухню, Лив нашла Видара на прежнем месте. У них словно была молчаливая договоренность не пересекаться. Если один сидел за столом, то другой стоял у раковины. Если один ходил, то другой стоял неподвижно. Она прожила в этом доме всю свою жизнь, но расстояние между ней и отцом с годами еще больше увеличилось.

По дороге проехал квадроцикл, и Видар спрятался за занавеской. Между сосен промелькнула флисовая толстовка — парадная форма здешних мест.

— Нет, ты только глянь, — прокомментировал старик. — Мудиг купил себе новую игрушку. За душой ни гроша, а новое барахло постоянно покупает.

— А ты откуда знаешь, что квадроцикл новый?

— У меня глаза-то есть? Старый был черного цвета, а этот красный.

Лив подошла к окну. Дуглас Мудиг остановился у их шлагбаума и приветственно поднял руку. Она помахала в ответ.

— Попробую одолжить у него бензопилу, — сказала она, — пока мы не купили новую.

Видар хрипло закашлялся.

— Только через мой труп, — прохрипел он, — не хочу, чтобы этот козел шлялся по моему двору. Лучше я сам все дрова переколю.

Вскоре она снова была во дворе у колоды. Жмурясь от яркого весеннего солнца, заносила топор, представляя, что перед ней не полено, а голова отца.

ЛЕТО 1998 ГОДА

Девушка идет по раздолбанной дороге. Солнце печет, в воздухе пахнет сосновой смолой. Олени с любопытством поглядывают на нее, покачивая своими царственными рогами. Рядом с ними девушка чувствует себя в безопасности. Она притворяется, что тоже принадлежит к их миру. Одета в белое платье, развевающееся на ветру, как цветок. Поднимаясь и опускаясь, подол ласкает ее ноги.

Заслышав приближающуюся машину, девушка прячется за кустом и вглядывается вдаль, пытаясь угадать цвет и марку. После этого выходит из-за куста, поднимает руку.