Последний снег

Старый «мерс» взрывает мотором тишину. Олени не двигаются с места. Может, поэтому он и остановился. Но мужчина за рулем кивает ей — подойди. Оправив платье, она подходит к машине. Глаза мужчины спрятаны за темными очками. Все, что она видит, — это собственные растрепанные волосы и растянутый в улыбке рот, отражающиеся в окне.

— Тебе куда? — спрашивает мужчина.

— Куда угодно, — пожимает она плечами.

Он смеется, когда она садится в машину. Под его губой мелькает пластинка снюса. В машине пахнет табаком и потом. Раскаленная кожа сиденья обжигает голую кожу. Мужчинам нравится, когда она дает уклончивые ответы, им нравятся загадки. Видно же, что он сгорает от любопытства.

Водитель заводит мотор и медленно лавирует между оленями. Ветерок приятно обдувает лицо, она высовывает руку в окно, подставляет пальцы струям воздуха. Но сама смотрит в зеркало заднего вида, чтобы убедиться: не преследует ли кто?

— Может, ты в поселок на свидание собралась? — спрашивает он.

Девушка качает головой. Поселок слишком близко. Ей нужно дальше.

Мужчина тяжело дышит.

— Ты такая красотка, — продолжает он. — На танцы?

— Нет.

— Давно у меня не было такой красивой дамы в машине, должен тебе сказать.

— У тебя не будет сигареты?

Но у него только снюс. Она берет коробочку, достает пластинку и кладет под губу. Он снова смеется. Нервным смешком, как и другие до него. Это ей больше всего нравится в мужчинах — что они ее боятся. Они смотрят на нее, как на дикого зверя, способного на все что угодно. На опасного зверя.

Начинаются вопросы. Он хочет знать, как ее зовут, где она живет, кто ее родители.

— Это неважно, — отвечает девушка.

Улыбка гаснет. Они проезжают поселок. Девушка вжимается в сиденье. Озеро сверкает в солнечных лучах, смех проникает сквозь грязные стекла машины. Она гадает, не остановится ли он, но мужчина проезжает зеленые березы, магазин и едет дальше.

— Хочешь выпить? — кивает на бардачок.

Там бутылка без этикетки. Девушка смело отворачивает крышку. Из бутылки так разит спиртным, что на глаза наворачиваются слезы. Делает несколько быстрых глотков. Мужчина снова смеется. Сам он отказывается, показывает на руль. Навстречу им снова попадаются олени. На этот раз он кладет руку на спинку ее сиденья, пока они ждут, чтобы олени разошлись. Он не ругается, не сигналит животным.

— Чертовски красивые создания, да?

Она воспринимает это как приглашение. Протягивает руку и гладит его по щеке. Он брился небрежно, острые щетинки царапают ей кожу. Мужчина вздрагивает от этого неожиданного прикосновения, но во взгляде появляется влажный блеск. Рубашка темнеет под мышками от волнения.

— Кто ты?

— Просто девушка.

Она всегда так отвечает. Просто девушка. Потому что ей нравится быть никем, она хочет стереть все то, что тяжким грузом лежит на сердце, и начать жизнь заново. Забыться не всегда удается. Но сегодня, видя блеск в глазах мужчины, она чувствует, как ее тело словно приподнимается над сиденьем. Спиртное тоже сделало свое дело. Она чувствует себя легкой как перышко.

Мужчина кладет руку ей на колено. Пальцы подбираются все выше под платье. Она вынимает снюс и раздвигает ноги. Им всегда нужно только одно, мужчинам. Сюрпризов от них можно не ждать, и это успокаивает.

Они припарковались в месте отдыха, на стоянке. Но внезапно, словно из ниоткуда, рядом возникла машина. От резкого торможения гравий градом посыпался на «мерс». Мужчина с руганью пытался застегнуть джинсы. Сама она отчаянно искала платье. Оно оказалось на заднем сиденье среди оленьих шкур и рыболовных снастей, но натянуть его не успела — отец вытащил ее из машины в одних трусах.

— Ты что, не видишь, что она еще ребенок? — заорал он на мужчину. — Она несовершеннолетняя. Я тебя могу в тюрьму засадить!

Мужчина моргает. Лицо у него брусничного цвета. Смотрит, как отец тащит ее в машину. Пальцы больно впиваются в кожу. Орет на нее. Она видит, как шевелятся губы, чувствует капли слюны на лице, но не слышит слов. Она как в тумане. Стоит дверце машины захлопнуться, как кожа начинает нестерпимо зудеть.

Лив завязала шнурки на беговых кроссовках и посадила собаку на цепь, чтобы та не увязалась за ней в лес. У воздуха был солоноватый вкус. На штаны быстро налипла мокрая грязь. Добежав до деревенской школы на возвышении, она остановилась и оперлась ладонями о бедра. Легкие горели, во рту было кисло. Внизу в долине просматривалось озеро. В местах, где лед уже сошел, чернела вода. Лив обвела взглядом заброшенное здание. Из разбитого окна торчала желтая штора. Эту развалюху давно пора бы снести, но на это нужны деньги. Участок выставлялся на продажу в Интернете, однако ж толку ноль — кому нужна земля в глуши. Все кончится тем, что школьная территория постепенно зарастет лесом.

Она продолжила пробежку. Теперь вокруг был густой темный лес, снег в котором сойдет еще не скоро. Завидев дом на самом краю деревни, последний в Одесмарке, она остановилась. Стояла на тропинке, терзаемая сомнениями. Стены дома призрачно белели на фоне елей. Прошлогодняя трава была сметена в аккуратные кучки во дворе. Собаки, если и заметили ее, вида не подали. Лишь когда она подошла поближе, соизволили поднять головы. Хвосты стали постукивать по земле, и Лив нагнулась погладить дворняг. Они уже успели привыкнуть к ней, а она — к ним.

Вошла без стука, скинула кроссовки в прихожей и закатала грязные штанины. Пот стекал вниз по спине. Раньше этот дом принадлежал старой вдове, и обстановка была соответствующей: тяжелая темная мебель, фальшивый бархат, вязаные скатерти. Спинки кровати в спальне украшены старомодной тканью в оборку, собиравшей пыль. В полумраке угадывались контуры тела под одеялом, волосы рассыпались по подушке. Пахло сном и несвежим бельем.

Стянув кофту, штаны и белье, Лив залезла под одеяло к спящему мужчине.

Его руки проснулись первыми и начали шарить в темноте по ее телу, словно хотели удостовериться, что это она. От рук пахло деревом и смолой. Старая кровать вдовы заскрипела, когда они придвинулись друг к другу.

Когда все закончилось, мужчина закурил сигарету. Лив лежала, рассматривая лосиную голову на противоположной стене. Ей казалось, что фарфоровые глаза лося смотрят на нее неодобрительно.

— Знаешь, она умерла в своей постели, — сказала ни с того, ни с сего.

— Кто?

— Вдова Юханссон, которой принадлежал дом. Он протянул ей сигарету.

— Я не суеверный и поменял постельное белье. Они рассмеялись, выпуская белый дым к потолку, и смеялись, пока на глазах не выступили слезы. За окном залаяли собаки.

— Ты голодна? Что-нибудь приготовить?

— Еда у тебя с две тысячи восьмого года?

— Нет, свежая.

Кровать протестующе заскрипела, когда мужчина поднялся; удивительно, как она вообще выдерживала его тяжесть. Лив лежала одна и курила, прислушиваясь к звукам, доносящимся из кухни за стеной.