Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Последний Совершенный Лангедока
Шрифт:

– Послушай, друг мой, – сказал я. – Ты мне не господин, а я не слуга тебе. Если ты намерен и впредь оберегать свои руки от работы, то рискуешь остаться голодным и спать на голой земле.

Француз резко повернулся ко мне, намереваясь выругаться или ударить, как он, видимо, привык делать со слугами, но вовремя сообразил, что это выглядело бы неблагодарностью, и рассмеялся.

– Ты прав, грек! Я так привык, что всю грязную работу выполнял за меня мой жонглёр, что невольно решил взвалить её на тебя. Похоже, придётся обходиться без слуги, пока я не найду себе нового или, вернее, не наберу денег, чтобы платить ему. Хотя, найти приличного жонглёра не так-то просто.

– Кто такой жонглёр?

– Проклятье! Я всё время забываю, что ты чужеземец. Жонглёр – это подручный трубадура, а трубадур – это я. Кажется, я забыл назвать своё имя. Но в этой сумятице ещё хорошо,

что я сам не забыл, как меня зовут, клянусь сраными подштанниками господа бога! Эн Юк де Сент Сирк из Керси собственной персоной. Тут мне полагалось бы снять шляпу и раскланяться, но, ты уж прости, шляпы у меня нет, пропала вместе со всем моим добром, обойдёшься и так. Чего хмуришься? Не нравится моя божба? Думаешь, сейчас с неба слетит молния и попадёт мне точнёхонько в дыру в заднице? Ну, думаешь ведь? Да не кривись, как будто у тебя трёхдневный запор! Нет никакой молнии и не будет. Господу, если он вообще существует, до букашек, вроде нас с тобой, нет никакого дела. А вообще, есть у меня подозрение, что и бога-то нет, всё это придумали хитрые и жадные попы, чтобы тянуть денежки из деревенского дурачья.

Трубадур, сидя на корточках, бросал ветки в огонь. Длинные волосы падали ему на лицо и он привычным движением заправлял пряди за уши. Красивым я бы его не назвал, скорее, его лицо было смазливым, из тех, что так нравятся глупым и похотливым женщинам. Правильные черты, тонкогубый рот, льдистые голубые глаза, светлые волосы. Он был хорошо сложён и явно физически силён.

– Позволено ли мне будет узнать имя своего спасителя? – спросил трубадур с дурашливым поклоном.

– Моё имя – Павел. Я целитель. Французы зовут меня Павел Иатрос.

– Целитель? – удивлённо переспросил трубадур. – Вот, значит, откуда твоя трава с сонным дымом. А я-то гадал! Думал, что ты колдун. Подружиться с колдуном – это конечно, хорошо, но опасно. Возьмёт да и превратит с похмелья тебя в крысу! А целитель – это хорошо. Так мы с тобой заработаем гораздо больше. Я буду петь жёнам и дочкам сеньоров сладенькие кансоны и альбы, [20] а ты станешь лечить последствия их любовного томления, ха-ха!

– Как же ты слагаешь стихи, если душа твоя залита желчью? Для тебя что, нет совсем ничего святого?

20

Кансона, альба, сирвента – жанры поэзии трубадуров.

– Конечно, нет, – пожал плечами трубадур. – С чего бы? Жизнь – довольно грязная штука. Мой покойный папаша, Арман де Сент Сирк, хорошо умел только скакать верхом на моей мамаше и наплодил целую кучу наследников, которым передавать было нечего, потому что наш замок у подножья Санта Мария де Рокамадур был похож на эту вот овчарню. Как-то так выходило, что он всё время находился между землями враждующих сеньоров, ну они и разрушали замок по очереди, папаша его даже не восстанавливал, да и не на что было. Сестриц моих распихали, кто посимпатичнее – замуж, а кто рожей и сиськами не вышел – в монашки. Старшие братья решили, что ещё один кандидат в наследники им ни к чему, решили сделать из меня клирика и отправили учиться в Монпелье. Деревенское дурачьё! Они воображали, что я стану изучать схоластику, труды отцов церкви и прочую чушь, подставляя задницу под розги. А я учился слагать песни, кансоны, и сирвенты, это было куда веселей и приносило заработок, временами преизрядный.

– Как странно… – сказал я, – такую же историю я слышал совсем недавно, и тоже от француза. Его имя Гильом де Контр. Не слышал про него?

– Нет, а кто он?

– Как и ты, младший сын обедневшего рода. Но он решил зарабатывать себе на жизнь мечом, а не стихами, принял крест и отправился сражаться за Гроб Господень. Да только ничего хорошего из этого не вышло. Как и тебя, его ограбили, да ещё на обратном пути он заболел – мне едва удалось вытянуть его с того света.

– Да ты прямо ангел-хранитель! – ухмыльнулся трубадур, но взглянул мне в лицо и осёкся. – Прости меня за злой и богохульный язык и не обращай внимания. Я постараюсь сдерживаться.

Я вздохнул и махнул рукой.

– А история моя – обычнее некуда, не удивительно, что ты слышишь её не в первый раз. У нас ведь многодетные семьи, а наследует только старший, и часто ему достаётся жалкий клочок земли и развалины замка. Сколько детей было у твоего отца? – задал уже знакомый вопрос Юк.

– Я один.

– Наверное, ты вспоминаешь свои детские годы с нежностью, – сказал

трубадур и лицо его омрачилось. – А мы грызлись, как собаки. Отец обращал внимание только на старшего, а остальные росли подобно сорной траве, так что я покинул фамильное гнездо, провались оно в нужник, без малейшего сожаления. Пришлось, конечно, поскитаться. Я был молод и неопытен и сначала отправился в Гасконь, странствуя от двора ко двору. Но тамошние сеньоры ходят в штопаных штанах и пьют из деревянных кубков мутное прокисшее пойло, которое называют вином. Скоро мне надоело ложиться спать голодным, и я отправился в Каталонию и Арагон ко дворам Альфонса Кастильского и Педро Арагонского. Там я уже не голодал и обзавёлся приличной одеждой. Но через какое-то время им наскучили мои песни, а мне – тамошние потаскухи, злобные, сквалыжные и до отвращения богобоязненные. Представляешь себе богобоязненную шлюху? Вот тот-то. Ну, я и решил вернуться в Лангедок, благо, кое-какие денежки к тому времени скопил. Но не повезло мне. На одном грязном постоялом дворе заболел мой жонглёр. Он и всё время-то жрал всё подряд, прямо как свинья, но обычно ему всё сходило с рук, а тут, видишь ты, не сошло. День промучился, а ночью сдох. Жил как свинья и умер как свинья – несло его перед смертью и верхом, и низом. Помер – ну и дьявол с ним, хотя, надо признать, своё жонглёрское дело он знал. Закопали его, а я, чтобы развеяться, сел в кости играть и проигрался вчистую. Хозяин, видать, меня чем-то опоил, ограбил сонного и продал рутьерам.

– Зачем? Им что, рабы нужны? Из тебя не получился бы раб.

– Какие рабы? Выкуп им был нужен. Да только просчиталось это дурачьё. За меня никто не дал бы и ломаного гроша, уж я-то своих братцев знаю.

– Что ж, тогда бы они отпустили тебя.

Трубадур удивлённо посмотрел на меня.

– Слушай, ты ведь ненамного младше, как ты вообще умудрился дожить до своих лет? Ты же наивен, как овечка. Рутьеры никого задаром не отпускают. Меня просто прирезали бы или скинули в пропасть. Так что, как ни крути, а я обязан тебе жизнью. Отблагодарить мне тебя нечем, как видишь, кошеля при мне нет. Я бы спел тебе, но моя виелла [21] осталась у негодяя-трактирщика, и теперь мне придётся где-то доставать новую.

21

Виелла – смычковый музыкальный инструмент, отдалённый предок скрипки.

– Оставь, – сказал я. – Мне ничего не нужно, я просто выполнил долг христианина.

– Пусть будет так, – кивнул француз, – но Сент Сирки не забывают добра. Правда, – ухмыльнулся он, – долги возвращают не всегда. Что поделаешь – бедность! А зачем в Лангедок приехал ты?

– Учиться, – кратко ответил я.

– Так ты ещё не целитель, а подмастерье? – разочарованно протянул француз.

– Я целитель, и на моём счету не один десяток спасённых жизней. Но в нашем искусстве нет совершенства. Подлинный лекарь должен учиться всегда. В разных странах лечат по-разному и иногда достигают поистине удивительных результатов. Однажды отец принёс в дом старика, которого избили уличные грабители. У него была такая жёлтая кожа, что я предположил разлитие желчи, но отец посмеялся и объяснил, что этот человек – уроженец страны Син, где у всех кожа имеет желтоватый оттенок. Старик долго болел, но отец сумел выходить его. Оказалось, что этот человек тоже целитель, но лечит не по-нашему, а с помощью игл и прижиганий кожи пучками целебных трав.

– Как это с помощью игл? – удивился Юк.

– На коже человека есть особые точки, соединённые с внутренними органами некими таинственными связями. Мудрый знает эти точки и с помощью лёгких уколов особыми иглами может заставить отступить болезнь, которая до этого казалась неизлечимой и даже смертельной.

– И ты умеешь так лечить?

– Этому надо учиться всю жизнь. Целебных точек великое множество, и сочетание уколов иглами может исцелить, а может и усугубить болезнь. Но кое-чему я научился. Вот эти иглы, смотри.

Я достал из мешка шёлковый свёрток и бережно развернул на колене. Трубадур наклонился надо мной и разочарованно сказал:

– Иглы как иглы… Только очень тонкие.

– Конечно, это обычные иглы. Дело не в них, а в руках целителя.

– Я не слышал, чтобы в Лангедоке лечили иглами или горящими травами!

– Зато в Тулузе, говорят, есть целители иудеи и мавры. Это древние народы, и они наверняка хранят знания о том, о чём в Византии не имеют понятия, ведь мы – последователи Гиппократа, а они шли своими путями.

Поделиться с друзьями: