Последняя база
Шрифт:
Единственной явной опасностью для пассажиров "Единства" была скука. День ото дня все больше времени Азов проводил в их обществе - сидел за столом мрачноватый, одетый во все черное. Устав запрещал ему играть в азартные игры и выпивать вместе с подчиненными. Вероятно, манекены как-то развлекались у себя в каютах, хотя Эйрис не мог этого вообразить. Их ничто не трогало, ничто не пробуждало интереса в тусклых ненавидящих глазах. Каждый день по восемь-девять часов Эйрис и Джекоби просиживали в кают-компании, и если у них не "гостил" Азов, то скука становилась невыносимой. Никакой работы, никакой пищи для ума. Четыре стены, "любезно"
Для Джекоби не существовало щекотливых тем, он не стеснялся рассказывать о любых случаях из своей жизни. Эйрис же упорно не давал Джекоби и Азову втянуть его в беседу о его родине - чувствовал подвох. Но он рассказывал - о своих впечатлениях в полете, о ситуации во Внеземелье, какой он ее видел, обо всем, что не было тайной. Они спорили на абстрактные темы, в которых все трое были весьма сведущи: право, экономика, политика. Эйрис позволял себе шутки, например о валюте, которой они будут выплачивать проигрыш, - Азов хохотал от души. Наверное, Эйрис лишился бы в этом полете рассудка, не имей он возможности время от времени поговорить с кем-нибудь и обменяться шутками. Он привык к Джекоби, как к родному - вернее, как привыкают к сокамернику, от которого некуда деться. Он спохватился: точно так же он привыкает и к Азову, уже находя его симпатичным и не лишенным чувства юмора. В этом тоже таилась опасность.
Следующую партию выиграл Джекоби. Азов спокойно записал ставки и повернулся к манекенам.
– Жюль, бутылку сюда, будь любезен.
Один из охранников встал и вышел из кают-компании.
– А я и не подозревал, что у них есть имена, - произнес Эйрис слегка невнятно, поскольку они уже прикончили одну бутылку.
– Думал - номера... Он умолк, испугавшись своей откровенности.
– Вы очень многого не знаете об Унии, - улыбнулся Азов, - но, может быть, еще узнаете.
Эйрис засмеялся - и тут словно ледяные пальцы сдавили его желудок. "Что?" - хотел спросить он, но слово застряло в горле. Раньше Азов не единожды говорил о территориальных притязаниях своего народа - но только на Пелл.
На лице Эйриса мелькнуло необычное для него выражение, то же самое через долю секунды произошло с лицом Азова. Они слишком много выпили, чтобы полностью владеть собой. А третий - Джекоби - оказался невольным свидетелем.
Эйрис снова рассмеялся, на сей раз натужно, затем откинулся на спинку кресла и посмотрел Азову в глаза.
– А что, там тоже играют в кости?
– произнес он особым тоном, намекая, что не следует понимать его слова буквально.
Рот собеседника превратился в тонкую линию, глаз покосился на Эйриса из-под серебристой брови. Затем Азов улыбнулся, словно нашел шутку забавной.
"Я не вернусь домой, - тоскливо подумал Эйрис.
– Уния нападет без объявления войны. Вот что это означает".
3. ПЕЛЛ: ТУННЕЛИ НИЗОВИКОВ; 8.1.53; 18:30
В темноте кишели мохнатые существа. Дэймон прислушался и вздрогнул, когда кто-то пошевелился рядом с ним, и еще раз - когда во мраке туннеля к нему прикоснулась чья-то рука. Стуча зубами от холода, он посветил фонарем.
– Я Синезуб, - прошептал знакомый голос.
– Ты прийти смотреть она?
Дэймон долго молчал, обшаривая лучом фонаря лестницы, похожие на паучьи тенета. Луч доставал недалеко.
– Нет, - печально ответил он.
– Нет, я хочу только пройти в белую секцию.
– Она просить ты прийти.
Просить. Просить она снова, снова.– Нет, - хриплым шепотом повторил он, с тоскою думая, что время на исходе и скоро у него не останется никакой надежды увидеть мать.
– Нет, Синезуб. Я не могу, хоть и люблю ее. Ты же понимаешь: если я приду к ней, будет беда. Люди-ружья. Я не могу прийти, как бы ни хотел.
Теплая ладонь похлопала его по предплечью.
– Ты говорить хорошая вещь.
Дэймон удивился. Он знал, что низовики разумны, но не предполагал, что их логика столь близка человеческой. Он благодарно пожал руку хиза, пришедшего к нему в тяжелый час.
Опустившись на металлическую ступеньку, он ровно задышал через маску. Нечасто удавалось ему передохнуть в стороне от чужих глаз, отрешиться от мучительных мыслей о неизбежном. Сейчас он мог себе это позволить - рядом находилось существо, которое, при всем своем несходстве с человеком, подружилось с Дэймоном.
Хиза опустился перед ним на корточки и ободряюще похлопал по колену. Черные глаза Синезуба тускло сияли отраженным светом.
– Ты охраняешь меня, - сказал Дэймон.
– Уже давно.
Синезуб утвердительно подпрыгнул.
– Хиза очень добрые, - продолжал Дэймон.
– Очень.
Синезуб дернул головой и наморщил лоб.
– Ты она детеныш.
– Хиза весьма туманно представляли себе структуру человеческой семьи.
– Ты Лисия детеныш.
– Да, ты прав.
– Она ты мать.
– Верно.
– Милико детеныш она.
– Да.
– Я любить она.
Дэймон жалко улыбнулся.
– Для вас, низовиков, полутонов не существует, верно? Черное или белое. Ты хороший друг. Много ли знают хиза? Есть у вас еще друзья среди людей, или только Константины? Синезуб, мне кажется, все мои друзья погибли. Я не сумел их найти. Они или прячутся, или убиты.
– Делать мои глаза боль, Дэймон-человек. Может, хиза найти? Ты сказать они имя.
– Кого-нибудь из Ди. Или Ушантов. Или Мюллеров.
– Я спросить. Кто-то знать может.
– Синезуб положил палец на свой плоский нос.
– Найти они.
– Как?
Тонкая рука Синезуба погладила небритую щеку Дэймона.
– Ты лицо хиза. Ты запах человек.
Дэймон ухмыльнулся. Тоска на миг отступила.
– Хотел бы я стать похожим на хиза. Тогда бы я где угодно мог ходить. А сейчас меня чуть не поймали.
– Ты прийти здесь бояться, - сказал Синезуб.
– Ты слышишь запах страха?
– Я видеть ты глаза. Много боль. Пахнуть кровь, пахнуть бежать много.
Дэймон поднял к свету локоть - из-под прорехи на комбинезоне выглядывала кровоточащая ссадина.
– О дверь ударился.
Синезуб подался вперед.
– Я сделать нет боль.
Вспомнив, как хиза лечат свои раны, Дэймон отрицательно покачал головой.
– Ладно уж. Ну как, ты запомнил имена, что я назвал?
– Ди. Ушант. Мюллер.
– Найдешь их?
– Пытаться. Привести они?
– Приведи меня к ним. Ты знаешь, что люди-ружья перекрыли туннели в белую?
– Знать. Мы-низовики, мы ходить большие туннели снаружи. Кто глядеть на мы?
Дэймон снова глубоко вздохнул и встал на шатающейся ступеньке. Одной рукой он на секунду прижал к себе Синезуба, а другой поднял фонарь.
– Люблю тебя, - прошептал он.
– Любить ты, - ответил Синезуб и умчался прочь, оставив за собой легкую дрожь металлической лестницы.