Последняя девственница королевства

— Корональ, Корональ, Корональ! — раздраженно выкрикнул Пустотник, багровея до самых ушей от стыда, что его так легко раскусили. — Не много ли ты о нем болтаешь?! Что тебе этот Корональ? Не из-за него ли ты теряешь жизнь?

— Нет! — выкрикнула Нова, упираясь ногами в пол кареты. — Не из-за него! Это вы… это вы все разрушили! Вы! Вы влезли и сломали все!

Девушка рванула к дверце кареты, но Пустотник не дал ей и коснуться ручки. Он налетел на нее, скрутил руки, навалился тяжкой тушей, и Нова увидела над собой его трясущееся от злобы раскрасневшееся лицо.

— Глупая девчонка! — взревел он, больше не владея собой. Его ладони больно и жадно тискали грудь Новы, путались в подоле ее платья, стараясь задрать его, и девушка испустила крик отчаяния и ужаса, поняв, что сейчас произойдет, что хочет от нее Пустотник. — Да он же не ценил тебя! Таких, как ты, у него сотни! Сегодня он ласков, а завтра оттолкнет тебя, а мне нужна только ты, ты одна, и это навсегда!

— Вы мне противны, противны! — кричала Нова, ощущая, как мокрый жаркий рот Пустотника хватает ее груди, выскользнувшие из корсажа, как его жесткие пальцы добираются до ее бедер м сжимают их до синяков. — Не смейте трогать меня!

— Ты будешь моей! — рычал Пустотник, позабыв о всякой осторожности, позабыв о том, что неосторожным толчком может изгнать из тела девушки еле теплящуюся жизнь. Он с остервенением рвал и терзал уже собственную одежду, стараясь расстегнуть штаны и вогнать напряженный член меж дрыгающихся ног девушки. — Я сделаю тебя своей, и к моменту прибытия к Понтифику ты уже будешь носить моего ребенка, будущего Короналя!

— Нет, никогда, никогда! — плача, кричала Нова, отбиваясь от озверевшего Пустотника слабыми руками. Словно подтверждая ее слова, над каретой, высоко в небе, прокатился мощный раскат грома, молния, вертлявой змеей пробежав меж чернильных облаков, ударила где-то впереди, расколов черные лавовые камни с треском и выбив из земли столб кипящей лавы.

Пустотник вздрогнул, вскинулся, выглядывая в помутневшее от потоков быстрой воды стекло. Ливень, принесенный мощным порывом ветра, навалился на волшебную повозку разом, ударил в крышу, словно желая расколоть ее как ореховую скорлупу.

— Корональ! — выкрикнула Нова радостно, понимая, откуда в этих мертвых огненных землях, которые даже ветра обходят стороной, столь неожиданно пошел дождь. — Он пришел за мной!

— Он так же соблазнен твоей ценностью, — с ненавистью прорычал Пустотник, — не обольщайся!

— Нет! — твердила Нова, отталкивая его руки, яростно сопротивляясь, извиваясь, не позволяя ухватить себя половчее. — Он пришел за мной!

— Он не получит тебя, жалкий ублюдок! — выдохнул Пустотник.

До этого Нова видела лишь как Корональ спускает Слово, и это было красиво, таинственно и вовсе не пугающе. Слово Пустотника, черпающее силу из нечистой магии, выглядело устрашающе. Он изломало, разобрало по костям тело красивого золотоволосого молодого человека, и с хрустом сложилось обратно в какое-то жуткое существо, с восемью суставчатыми лапами, волосатое, с оскаленной крысиной пастью и красными горящими глазами. Каждое сочленение на его теле, каждая хитиновая пластинка на его необъятном волосатом паучьем брюшке пылало огнем, как разломы в трещинах земли, дыхание чудовища было горячим, опаляющим.

Когда-то давно золотоволосый, тонкий Сайрус был Огненным магом, и теперь он вспомнил это. Он потянул свои жуткие суставчатые лапы к девушке, и Нова с криком ужаса попыталась выпрыгнуть из повозки. Она распахнула дверь и готова была уже вывалиться на дорогу, под ливень, в мутные лужи, по которым с остервенением хлестала вода, но паук ухватил ее и потянул внутрь. Одну лишь ее ладонь, протянутую к спасению, охватил на мгновение дождь, и повозка, вильнув в сторону, вышла из-под синих тяжелых туч.

Зловеще скрежеща членистыми лапами, крысопаук упаковывал свою жертву в накидку с сидения, словно в паутину, и Нова, подавив панику, рождающуюся от вынужденной неподвижности, из последних сил напряглась, локтями расталкивая путы.

— Не трожь меня, урод! — с ненавистью выдохнула она, что силы лягнув ногой по омерзительной крысиной морде. Сайрус взвыл, нелепо скребя волосатыми паучьими лапами по подвижному рылу, и Нова, глубоко вздохнув, спустила свое Слово, огненного махаона. С веселым треском пламень пробежал по тряпкам, воспламеняя их, и они расползлись на плечах Новы, освобождая ее. Нова еще раз ударила Пустотника в огрызающееся рыло, и, рванув ручку дверцы, выскользнула вон из повозки.

— Ах ты, дрянь! — провизжал ей вослед нечеловеческий голос.

Отчаянно маша крыльями, Нова поднималась все выше и выше, к чернильно-фиолетовому небу, протягивала руки к небу. Там, среди облаков, она уже видела движущийся длинный силуэт, и угадывала очертания дракона, плывущего в водной взвеси. Но огненное лассо, загудев огненными лепестками, ухватило ее за ногу, и паук, отвратительно скрежеща, потянул ее обратно, к черной обгоревшей земле.

— Тебе не уйти от меня, бабочка…

Нова волочилась на огненной веревке по земле, крича, размахивая крыльями, цепляясь в наплывы лавы из последних сил.

— Эллиан! — в отчаянии позвала она, поднимая к небу заплаканное лицо. — Эллиан!

Он услышал ее. Долгое драконье тело вильнуло в черном небе, и ливень шибанул точно в том месте, откуда она звала его. Под упругими струями тотчас намокла ее одежда и погасли ее крылья, но и огненное лассо на ее ноге пропало, и Нова, ощутив себя свободной, толкнулась всем телом от земли, подскочила с криком, чтобы сделать несколько шагов прочь от Пустотника, которого ливень сек нещадно.

С небес, быстрее яркой молнии, неумолимее цунами, несся в потоках воды водный дракон. С каждой секундой он преображался, становился все более похожим на человека, и земли уже коснулись серые замшевые сапоги Короналя, а его сине-серый шелковый халат полами своими упал в замершие лужи, по которым дождь перестал лупить с прежним остервенением.

Он припал на колено, придавленный к земле долгим прыжком с небес, но почти тотчас же поднял черноволосую голову, оскалясь совершенно по-звериному.

— Это — моя женщина! — рыкнул он металлическим хриплым голосом, приличествующим старому Дракону, но не молодому человеку. — Убери от нее свои гнусные клешни, уродец!

— А ты попробуй, забери, — хихикнул Сайрус, снова раскручивая огненное лассо. — Здесь нет твоей власти, мокрый жалкий лягушонок! Здесь моя территория и моя сила!

— Разве?! — взревел Корональ, срываясь с места.

Лужи, все те потоки воды, что обрушились с небес на землю и затушили огненные расселины, вдруг подскочили и зависли в воздухе каплями разных размеров. Корональ бежал навстречу Сайрусу с его огненным лассо, и в его руке раскручивался долгий водный хлыст, собирающийся из миллионов капель. Корональ несся вперед, и его водное оружие, рассекая со свистом воздух, отрубало куски огненной веревки, которую Сайрус пытался накинуть на него. Огонь прожигал черные полосы на шелковой одежде Короналя, оставлял алые полосы на его плечах, но тот словно не обращал внимания на раны и боль и продолжал наступать. Его левая рука была опущена вниз и немного отведена назад, будто Корональ прятал от огненного удара свое сердце, но это было не так.