Последняя драма Шекспира
Шрифт:
А ведьма перевернула следующую карту.
На этой карте был изображен человек в ярком шутовском наряде, в шапке с бубенцами.
И вновь перед глазами Уилла поплыл туман… из этого тумана проступила скудная, безжизненная равнина, по которой брели два изможденных путника. Один из них – старик в изодранной одежде, в осанке и движениях которого проступали черты былого величия, утраченного достоинства, второй же… наверняка это был шут, он и сейчас, несмотря на усталость, пытался поддержать и развеселить
И снова мяукнула кошка – и снова растаяло видение, исчезла унылая, поросшая вереском равнина, и снова Уилл оказался в нищей лачуге старой ведьмы.
Мегги перевернула третью карту. На этой карте было нарисовано могучее дерево, расколотое молнией.
И снова туманом заволокло хижину, и из этого тумана проступила мрачная картина: лесная поляна, расколотый молнией дуб, а перед этим дубом – три ведьмы, творящие свой страшный ритуал, три ведьмы, удивительно похожие на старую Мегги.
Уилл не слышал слов, которыми обменивались ведьмы, но почувствовал на себе их пристальные, неприязненные взгляды, от которых на лице осталось неприятное ощущение, какое бывает от проползших по коже садовых слизней.
И снова мяукнула кошка.
И снова наваждение пропало, и Уилл осознал, что находится в ведьминой лачуге.
А Мегги перевернула четвертую карту.
На ней было изображение красивой, величественной женщины в пышной одежде.
И опять лачугу заволокло туманом.
Теперь Уилл видел смотровую площадку в приморской крепости. Площадку, огороженную каменными зубцами. На этой площадке стояла прекрасная женщина с распущенными по плечам золотыми волосами. Заламывая руки в нетерпении, она смотрела на бушующее море, пытаясь разглядеть среди белых пенистых гребней паруса приближающегося корабля.
И снова кошачий вопль сбросил волшебное наваждение, вернув Уилла в нищую лачугу.
Мегги больше не переворачивала карты, она держала в руке оловянный подсвечник с единственной сальной свечой и разглядывала те карты, которые уже перевернула.
– Что ты там видишь, старуха? – нетерпеливо окликнул ее Уилл. – Не молчи! Скажи, о чем тебе поведали карты?
Ведьма не спешила отвечать. Она что-то бормотала себе под нос, шевеля губами:
– Башня… шут… императрица… Меркурий в четвертом доме… Луна в третьей четверти…
– Да говори же наконец, а то я отберу у тебя свой пенни! Что меня ждет? Кем я стану? Моряком? Офицером? Богатым купцом или судовладельцем?
– Погоди, Уилл Шекспир! – недовольно оборвала его старуха. – Экий ты нетерпеливый!
Она быстро взглянула на Уилла, словно впервые увидела его, часто заморгала, будто собиралась заплакать, и проговорила жалким плаксивым голосом:
– Вот такие дела, Уилл Шекспир… карты велят мне сделать тебе подарок… подарочек… старая Мегги не может их ослушаться… знал бы ты, как мне не хочется, но что я могу поделать…
С этими словами она поднялась, прошла в дальний угол своей лачуги и нашла там старый сундучок, обитый полосами ржавого железа. Она открыла этот сундучок и что-то из него достала. Уилл приподнялся, пытаясь разглядеть, что у нее в руках, но в углу каморки было темно, и он увидел только, что там что-то блеснуло, словно старуха держала в руке сгусток дневного света.
Старая ведьма вернулась к столу, пожевала беззубым ртом и с явной неохотой положила перед Уиллом небольшой шар размером с голубиное яйцо.
На первый взгляд шар этот был сделан из стекла или хрусталя, но это был странный хрусталь, переменчивый, словно живое существо. То он был прозрачным, как родниковая вода, то внутри него появлялось какое-то темное облачко, которое разрасталось, чернело и наконец заполняло весь шар густой полночной темнотой.
– Что это? – удивленно спросил Уилл.
– Для начала загляни в этот шар, Уилл Шекспир! Он расскажет тебе все, что ты хотел узнать!
Уилл осторожно взял шар в руку, поднял его и сквозь прозрачное стекло взглянул на пламя свечи.
Огонь, пройдя сквозь стекло, ожил, очистился, стал ярким, словно солнечный свет, заиграл всеми цветами радуги – и вдруг из этого сияния сложилась живая картина.
Уилл увидел джентльмена, сидящего за письменным столом. В руке у него было гусиное перо, и он водил этим пером по листу бумаги, выводя на нем ровные строки.
Приглядевшись, Уилл узнал в этом человеке самого себя.
Это он, только постаревший на несколько лет, писал что-то за столом в полутемной комнате, иногда отрываясь от своей работы и оглядываясь по сторонам, словно в поисках нужного слова.
– Это я? – растерянно спросил Уилл то ли старуху, то ли хрустальный шар, то ли свое отражение в нем.
И отражение в шаре ответило ему.
– Это я! – проговорило оно, как эхо.
Уилл огорчился.
Ему хотелось увидеть свое будущее не таким.
Он надеялся, что его ждут дальние страны, удивительные приключения. Он рассчитывал увидеть в глубине хрустального шара наполненные ветром паруса кораблей, покрытые пальмами острова, дворцы иноземных владык, экзотических красавиц. А вместо этого – письменный стол, медный подсвечник и гусиное перо.
– Что же, меня ждет судьба клерка? – спросил он старую женщину. – Грошовый заработок, унылая бумажная работа?