Последняя драма Шекспира

Агентство называлось «Лавровый венок», таким образом Лаврентий увековечивал свое имя, а также намекал обратившимся к нему актерам на будущие славу и почести.

В приемной у Лаврентия, как всегда, роились какие-то девицы и неуловимо пахло лавровым листом, как будто неподалеку варили уху. Лиза хотела незаметно проскочить к Ленке, но не повезло, в приемную вышел сам Лаврентий.

– Лизочек! – Он устремился к ней, раскинув руки для жарких объятий. – Тебя из театра уволили?

Лиза была начеку и умудрилась увернуться.

– Слышал, слышал, что у вас там творится! – Лаврентий положил руки ей на плечи.

Он был небольшого роста, но в плечах широк, и руки имел длинные, так что хоть Лиза и была выше его почти на голову, ему не понадобилось вставать на цыпочки.

– Дорогая… – он потянулся к ней пухлыми губами, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

«Понятия не имею», – подумала Лиза.

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать. – Лаврентий коснулся губами ее щеки, и Лизу едва не передернуло, потому что губы были липкими.

Она хотела отстраниться, но Лаврентий держал крепко. Надо же, а с виду не такой сильный.

Лаврентий правильно понял ее непроизвольное движение и недовольно блеснул глазами из-под очков. Все знали, что он носит очки с простыми стеклами, похожие на пенсне, чтобы, как он сам говорил, соответствовать своему имени.

– Что это ты выдумал, – заговорила Лиза, – вовсе меня не уволили из театра.

– Ну да, ну да, – закивал он, – теперь все роли будут твои, раз Анны нету.

– Да почему же, Лаврентий? – Лизе наконец удалось сбросить его руки со своих плеч и отстраниться. – Не навсегда же Анна пропала, найдется…

– Зови меня Лавриком… – промурлыкал он ей на ухо и добавил совсем тихо: – Не соглашайся на Дездемону, вдруг тебя тоже придушат. И что у вас там намечается еще – «Гамлет»? И на Офелию тоже не соглашайся, утопишься.

Развернулся круто на каблуках и хлопнул в ладоши, призывая к вниманию.

– Ну, мои душечки, сейчас с вами папочка разберется! Кто первый, красавицы?

Девицы тут же бросились к нему, и Лиза свернула к Ленкиной конуре, которую подруга гордо именовала кабинетом.

– Ух! – Она уселась на стул и схватила бутылку воды, что стояла у Ленки на столе рядом с компьютером. – Ну, еле вырвалась от Лаврентия! Ну, какой же он все-таки бабник!

– Не обращай внимания, – Ленка отобрала у нее бутылку, – это все так, для имиджа.

– Да брось ты!

– Что брось, что подними, – упрямо возразила Ленка, – третий год тут работаю, все вижу, и ни разу не видела ни одну бабу, с которой он реально спал.

– Как это? – удивилась Лиза.

– А вот так. Целоваться, руки распускать – это он всегда готов, а что касается остального…

– Он что… – Лиза помедлила… – этот самый?

– Никто не знает, – ответила Ленка, – однако что он с девками из агентства не спит – это точно. Они бы и рады, да ему нафиг не нужны. Ну ладно, рассказывай, что там у вас в театре.

Лиза знала, что с Ленкой хитрить нельзя, поэтому рассказала все как есть.

– Сволочи! – охарактеризовала Ленка ее коллег. – В театре всегда гадюшник.

– Короче, надо выяснить, откуда взялась эта убитая девица. Что она актриса, я ручаюсь, так что у вас в базе должна быть.

– И как ты это себе представляешь? – Ленка подняла неприлично заросшие брови. Она вообще не слишком следила за своей внешностью, что странно при ее работе.

– У нас в базе пятьдесят восемь тысяч актеров. Отбрасываем мужиков, их всегда больше, остается примерно тысяч двадцать пять. Ну, ты говорила, девица молодая…

– Максимум двадцать семь, а то и меньше!

– Исключим старше двадцати семи, и получается… одиннадцать тысяч двести пятнадцать, вот! – Ленка кивнула на экран компьютера. – Она точно не из Петербурга?

– Да нет, помреж бы ее узнала.

– Кто – Гиацинтова? Ну, эта всех знает… Если бы у тебя хоть фотка ее была…

– Да откуда? Но если увижу, я ее узнаю, – твердо сказала Лиза, – на всю жизнь запомнила. Как маску-то с нее сняли, смотрим – а это и не Анна вовсе. Но сразу видно, что мертвая. – Лиза вспомнила тот жуткий момент, и ее передернуло.

– Ну не можешь же ты одиннадцать тысяч фоток пересматривать! – вздохнула Ленка. – Думай, Тверская, думай головой, что еще ты про нее знаешь?

– Играла она хорошо… – пробормотала Лиза, – с ролью знакома. И знаешь, со сценой нашей тоже. Ведь это надо без репетиций ни разу не сбиться, куда надо повернуть, где остановиться, не растеряться, не споткнуться… Кто-то ее натаскал… Коготкова! Точно, Анна ее хорошо знала!

– Может, они родственники? – Ленка уже бойко стучала по клавишам компьютера, и через минуту на экране появилась страничка Анны Коготковой.

– Так, год рождения… одна тысяча девятьсот семьдесят шестой… надо же, и правда ей уже сорок два, место рождения… город Горск, это где ж такой?

– Точно, она как-то жаловалась, какие в театре злые люди – она уже больше двадцати лет в Петербурге живет, а ее все провинциальной выскочкой называют!

– Вот, смотри, не эта? – позвала Ленка. – Она тоже из Горска. Большой город, там драмтеатр есть.

– Она! – ахнула Лиза. – Она, Александра Коваленко!

– Угу, точно ей двадцать шесть лет, окончила студию там у них, работала сначала в детском театре… ага, зайчиков на утренниках играла, небось потом в драматический перешла. Список-то ролей большой, а только все не то что второго плана, а даже третьего. В сериалах не снималась – откуда?

– Значит, решила культурную столицу покорять, – вздохнула Лиза, – небось попросила помощи у Коготковой, та ее и пристроила по знакомству. Вот только зачем ей это было нужно…

Она хотела рассказать Ленке про фотографию, обнаруженную в тайнике в гримуборной Анны, и про то, что Коготкова явно старалась походить на женщину с фотографии – прическа такая же и брови…

– Смотри-ка, – удивилась Ленка, просматривая файлы, – а эта Александра Коваленко зарегистрировалась у нас недавно, только на прошлой неделе.

– А чего ж тогда ты ее не узнала?

– А я как раз тогда на больничном с девчонками сидела, ветрянка у них была, только вчера на работу вышла. Вместо меня Милка работала, а ей вообще все пофигу. Одни мужики на уме, в понедельник не помнит, с кем в субботу спала. А ты вообще чего сказать-то хотела? Про прическу вроде…

– Прическа! – Лиза покрутила головой. – Я совершенно запустила собственные волосы, нужно в парикмахерскую срочно! Если Дездемону играть…

– Угу, помнишь, как нам в Театральном говорили? – поддакнула Ленка. – У Офелии волосы не так важны, потому что и не видны совсем. Сначала она такая пай-девочка, папу во всем слушается, чуть не в рот смотрит, королю все про Гамлета докладывает, голос тихий, взгляд робкий, волосы зализаны, глазки в пол, а потом, когда с ума сбрендила, – волосы висят безжизненно, как пакля, грязные все. Иное дело – Дездемона. Она венецианка, там волосам особое внимание придавали, в золотой цвет красили.