Последняя искра

Дракула остановился и, со стоном приложив ладонь ко лбу, отставил бутылку с пойлом. Отдышавшись и с трудом заставив себя двигаться, ухватил одну из серебристых гильзочек.

Засмеялся невпопад, откупорил, а затем одним махом опрокинул в себя. Скривился и поднес к дрожащим в отвращении губам горлышко бутылки, топя в больших глотках серебристую гадость.

Вздрогнул, закрыл глаза, и в то же мгновение в сознание вторглась путаница воспоминаний. Десятки и сотни чужих жизней, высвободившихся, как джинн из бутылки, летели перед глазами.

Отдельные, но сплетающиеся в один пульсирующий ком. Больные, полные страха, нежности, надежд и ярости — все они неизменно обрывались по велению чужой воли в петле, блеске клинка, свисте удара или всполохе магии.

— Велор… — не в силах больше смотреть немое кино последних мгновений жизни незнакомцев, прошептала я, и Дракула на короткое мгновение обратил взор на свое отражение.

Серые глаза, блеснув влагой, будто разглядели меня сквозь толщу стекла.

— Как же мне жаль, — прохрипел он, на мгновение придя в себя. — Если бы ты только знала, как же мне…

Вихрь взвился снова, захватывая разум. Закрутил в водовороте чужого извращённого кайфа и боли. Но стоило попытаться вернуться, чтобы еще хоть разочек увидеть Велора, как в меня, подгоняемая нечеловеческим рыком, уже летела бутылка.

Звон разбитого стекла, и я распалась на тысячи блестящих осколков.

Но, разумеется, не я — зеркало. Меня там быть не могло. Это сон. Сон! Очередной кошмар, небылица, что и привела меня сюда, привела к пустым мечтам.

А в пустоте тех мечт уже рыщет тьма. Она рядом, пытается отыскать меня. Роет лазейку в мои мысли и в мою душу. Ползет туда, где ей не место.

Она всегда уверена в своей силе, потому что мы добровольно впускаем в себя грязь. Даём слабину, уверяя, что это лишь по нужде. Это в первый и последний раз.

— Помоги-и, мне… — воет тёмное нечто в ватном тумане, и сердце дрожит. Таким знакомым кажется этот зов. — Помоги мне, Эли-иза-а…

— Нет, Сорес, — твердо ответила я. — Не в этот раз.

Уголёк в моей груди раскалился докрасна. Покров сизого пепла на нем растаял, и пламя, настоящее, то, что впредь не погаснет, занялось, охватив нутро.

И мрак схлынул. Фальшивый зов растаял вместе со сном.

Я открыла глаза за мгновение до скрипа дверных петель и отклика.

— Сиура? Вы спали в гостиной?

Слабо пошевелившись, я прокряхтела что-то несвязное в ответ. На связное ни сил, ни голоса, сорванного вчера на драконьей площадке, не хватало.

— Уже обед, — вновь подал голос Акитар. — Вас ожидает у себя кронпринц через час. Придется поторопиться. Увы, это не может ждать.

Ага, скорее, принц не желает ждать. Не стоит и надеяться, что Ассаро оставит без внимания наши с Эданой приключения. Вчера мне сделали поблажку, но сегодня на снисхождение рассчитывать не приходится.

И раз уж Ассаро меня в столь официальном порядке вызывает к себе…

Ну и влипла. Стыд накрыл удушливой волной, но я стиснула зубы и снова закрыла глаза, пытаясь убежать куда подальше хотя бы в мыслях.

— Сиура? — кажется, спустя целую вечность снов и путанных мыслей снова позвал мой страж.

— Я здесь, — зачем-то ответила, по-прежнему вслепую ловя отголоски ощущений, рожденных странными видениями. — Через полчаса буду готова, сиур Акитар. Только ванну приму, а обед можно и отложить.

Молчаливо согласившись с условиями, рогатый вышел, а я с тяжелым вздохом скатилась с софы. Уселась на полу, сложив ноги по-турецки.

Ночь выдалась особенно душной, оттого голова была тяжёлая, а вчерашний день казался далеким прошлым.

Вернувшись по темноте во дворец с Акитаром и Малирой, я наревелась вдоволь и отключилась прямо в гостиной. Не умылась, не поела, не переоделась…

Пыль и запах гари въелся в кожу, а волосы, перекрученные от беспокойного сна, дыбились, став жёсткими, как солома.

— Сна… — повторила и тут же застонала, — о, Сорес!

Спрятав лицо в ладонях, я сложилась пополам.

Как я могла быть такой слепой? Следы Тёмного Бога в белом тумане моих мыслей чернели теперь как никогда явственно.

Бог морока, тени, страха… неужели все то, что я видела во снах, все то, что упорно толкало меня на путь безумия, его фантазий дело?

Что если и вправду завесу меж двумя мирами Сорес приоткрывал для меня нарочно? А я и рада была впустить в свои сны любой бред. Лишь бы о Велоре. Лишь бы на краткий миг насладиться иллюзией нашего с ним единения.

Выходит, кровопийца прав? Он не звал меня, не просил о помощи. Никакой душевной, сакральной связи меж нами нет и не было никогда, а все те реальные видения из жизни Дракулы не что иное, как… неужели намеренное вмешательство? Насильно вклеенные в полотно моей жизни заплатки?

Если так, то бог ночных кошмаров и обмана на славу повеселился, поймав меня на крючок. Хотя только теперь, пожив на Иппоре достаточно долго и подышав напитанным магией воздухом, я понимала, насколько было наивным моё стремление поиграть в супергероя.

И насколько жестоким оказался Тёмный бог, предложив мне подобную авантюру.

Настроение вмиг отяжелело. Отяжелела и мысль, став неповоротливой и кусачей, как злая псина.

Я, как была, лёжа лицом в пол, обхватила голову руками и со злости рванула и без того многострадальные лохмы.

— Темное отродье! Только сунься теперь! — прорычала решительно, и на душе стало чуточку легче.

Если я и впрямь сама впускала Сореса в свое сознание, позволяя творить, что вздумается, пусть бережет впредь свою изменчивую харю. Потому что в следующий раз я пальну огнем прямо по ней.

От решимости я засмеялась, как ненормальная.

Шарар от моих огнеметательных речей наверняка в восторг бы пришел. Жаль, что не рассказать ему…

Преисполнившись гнева праведного, прогнавшего сонное отупение и заставившего хандру отступить пусть и на полшага, я поднялась на ноги. Подошла к жаровне и без труда распалила горячее пламя. Камни огня даже затрещали, будто настоящие поленья, принимая мою магию.

И снова мысли о Шараре согрели сердце. Его такое искреннее возвышение моего огня поднимало дух и придавало сил и веры в себя.