Последняя камелия
Шрифт:
– Нет, – ответила она, не глядя на меня.
– Кэтрин ничего не любит, – усмехнулся Эббот.
– Ты ничего обо мне не знаешь! – запротестовала та.
– Раньше она любила смотреть на цветы, – добавил Николас. – Вместе с мамой.
Кэтрин с отвращением взглянула на брата:
– Не смей говорить о маме при ней!
– Почему это? – взъерепенился Николас.
Она не ответила.
– Я тоже люблю, – сказала я. – Когда дождь пройдет, я надеюсь, что вы устроите мне экскурсию по саду. Может быть, завтра.
Мне была неприятна мысль
– Папа не любит, чтобы мы ходили в сад, – зарубила идею Кэтрин.
– Почему? – спросила я, вспомнив схожее предупреждение миссис Диллоуэй.
– Потому что мама…
Кэтрин ткнула Николаса локтем в бок.
– Ой! – закричал он.
– Болтает какую-то ерунду, – пояснила Кэтрин, закатив глаза.
– Пожалуйста, – попросила я, – перестаньте спорить. Давайте чем-нибудь займемся. – Я взглянула на книжный шкаф, стоящий неподалеку. – Кто любит сказки?
Старшие дети промолчали в ответ, но маленькая Джени подошла ко мне и прислонилась к моей ноге.
– Я люблю, – сказала она с улыбкой.
– Ну, и хорошо, – обрадовалась я и наугад взяла с полки книжку. – Будем читать.
Я ощутила, как Кэтрин протиснулась между мной и Николасом, чтобы занять удобное место на диване.
– Простите, – проговорила она коротко, прежде чем устроиться у подушки, и вернула руки в прежнюю позицию, скрестив их на груди. Николас сел рядом с ней, а Эббот лег на бок на ковре и зевнул.
– Вот, – начала я, открывая первую страницу и взглянув на часы. – У нас достаточно времени, чтобы прочитать хорошую сказку и успеть переодеться к ужину.
– Дети! – строго закричала миссис Диллоуэй. – Быстро сядьте по местам, вот-вот придет ваш отец.
Я подумала о папе, оставшемся дома, в своей булочной, о его руках, испачканных в муке, и широкой добродушной улыбке, и мне стало жаль этих детей.
Николас и Эббот забрались на стулья. В своих вечерних костюмах они выглядели сурово, как маленькие мужчины. Кэтрин села напротив, разглаживая мнимую морщинку на рукаве своего светло-желтого платья, она озорно мне улыбнулась. Она больше других детей беспокоила меня.
Миссис Диллоуэй указала на мое место в конце длинного стола, слишком большого и пустынного для четверых детей и их отца.
– Мисс Льюис, можете сесть там, рядом с Джени. Ей нужно помогать во время еды.
– Да, мэм, – ответила я, хватая Джени на руки и усаживая рядом с собой.
Миссис Диллоуэй покинула столовую, а у меня было чувство, будто все мы участвуем в какой-то детально проработанной театральной постановке и вот-вот поднимется занавес.
Эббот постучал ножом по тарелке, и, словно в ответ, Николас взял вилку и начал стучать по стакану.
– Эй, вы! – шикнула на них Кэтрин. – Что вы ведете себя как варвары?
Джени завизжала от восторга и, пытаясь присоединиться к застольной группе ударников, схватила ложку и ударила по своему хрустальному стакану. Стакан с водой опрокинулся, покатился по столу и упал на пол мимо ковра на твердый паркет, где и разбился на мелкие осколки.
– Боже! – воскликнула
я, опускаясь на колени, чтобы навести хоть какой-то порядок.И тут в столовой воцарилась тишина.
– Для детей твоего возраста больше подходят жестяные кружки. Я скажу об этом миссис Диллоуэй. – Я сгребла осколки хрусталя под стол и встала. – Вот. Ваш отец ничего не узнает. Это будет наш маленький секрет.
Мои щеки покраснели, когда я увидела, что в столовую вошел лорд Ливингстон. Высокий и худой, с висками, тронутыми сединой, он все же выглядел много моложе своих лет. Я поняла, откуда у Николаса такая привлекательная внешность. Он был вылитый отец, и я подумала, что Эббота, возможно, возмущает это сходство.
Лорд покашлял.
– Добро пожаловать! – выкрикнула Кэтрин.
Он чопорно кивнул ей и обратился к миссис Диллоуэй, которая подошла к столу с большим блюдом под металлическим колпаком, и спросил, указывая пальцем на меня:
– Кто это?
– Это мисс Льюис, – нервно проговорила домоправительница, – новая няня. Она прибыла вчера…
– Рада познакомиться с вами, сэр, то есть мистер… – забормотала я.
Миссис Диллоуэй поморщилась.
– Мисс Льюис из Америки, ваша светлость, – зачастила она, словно стараясь поскорее и навсегда покончить с этим.
Не удостоив меня взглядом, его светлость отдал мистеру Бердсли свое пальто и, скривившись, проговорил:
– Не знаю, как воспитывают детей в Америке, но в Ливингстон-Мэноре никто не пьет из жестяных кружек.
– Да-да. Конечно, – запинаясь, начала я. – Я лишь подумала, что дети могли бы…
– Дети, – продолжил он, – будут учиться пить из стаканов, как леди и джентльмены.
– Я очень уважаю ваши традиции, сэр… Но ведь маленькой Джени всего два года, и…
– Я осведомлен о возрасте моей дочери, мисс…
– Мисс Льюис, сэр, – подсказала я. Мои щеки горели, и мне показалось, что Кэтрин ехидно хихикнула. – Да, сэр, то есть ваша светлость.
Лорд Ливингстон сел, и я тоже.
– Папа, я уже могу на лошади прыгать через речку, – похвастал Николас.
– Не можешь, – вмешался Эббот. – Ты тогда недопрыгнул добрых три фута.
Николас потупился, потом снова посмотрел на отца, не обращая внимания на Эббота.
– Можешь утром пойти со мной на верховую прогулку и сам увидишь.
– Только не завтра, мой мальчик. Завтра утром у меня дела.
Николас прислонился к спинке стула, и миссис Диллоуэй разлила по тарелкам густой суп оранжевого цвета из раков.
– Отец, не хочешь после ужина послушать, как я играю на пианино? – нежно прощебетала Кэтрин. – Я разучила менуэт соль-минор.
– Очень хорошо, Кэтрин, – ответил он. – Но я сразу после ужина уезжаю. В другой раз, дорогая.
– Да, отец, – разочарованно вздохнула девочка.
Я дала Джени ложку супа, и она с радостью проглотила ее, не обращая внимания на разочарование сестры.
– Как вы тут обустроились, мисс Льюис? – спросил лорд Ливингстон, промокая губы салфеткой.
– Спасибо, очень хорошо, – ответила я. – У вас прекрасный дом.
– Да, – важно подтвердил он. – Этот дом принадлежал нескольким поколениям нашего семейства.