Последняя камелия

– О, – проговорила я, вся дрожа. Должно быть, это она его впустила.

– Мисс Льюис, – продолжал дворецкий, – я не придавал этому визиту значения до сегодняшнего утра, но сегодня заметил, что как раз в тот день пропало столовое серебро и хрусталь. Конечно, вы поймете мое беспокойство.

Я кивнула.

– Кто это был, мисс Льюис? Пожалуйста, скажите.

Я потерла лоб.

– Мисс Льюис, – снова заговорил мистер Бердсли, – вы попали в какую-то беду? Если так, то позвольте нам помочь вам.

Я посмотрела на его широкое доброе лицо. Я обманывала этих людей, и мне было стыдно. Очень стыдно.

– Да, – призналась я. – Я попала в беду. Но я сама о себе позабочусь. Мне бы и во сне не приснилось обременять вас или кого-то еще в поместье своими проблемами. Простите, что этот человек проник сюда. Если он украл фамильные вещи, я понесу за это ответственность.

– Но, мисс Льюис, возместить убыток невозможно. Эти вещи стоят, по меньшей мере, вашего жалованья за четыре года.

– Значит, пусть будет так, – сказала я. – Если мое присутствие привело в Ливингстон-Мэнор вора, то я заплачу за это.

– Такие слова делают вам честь, – заметил дворецкий, – но я бы хотел прояснить: никто не называет вас воровкой.

За столом я положила себе в кашу одну ложку тростникового сахара вместо двух, поскольку миссис Марден предупредила нас о связанных с войной ограничениях. «Нам еще повезло, что у нас вообще есть сахар», – сказала она.

– О чем вы говорили? – шепнула мне Сэди. – Он поймал вора?

Я покачала головой.

– Я думаю, старик Бердсли просто куда-то не туда запрятал столовое серебро, – предположила она. – В прошлом месяце мы перевернули весь дом вверх дном в поисках обувного рожка, и, конечно, он оказался у него на конторке.

– Сомневаюсь, что дело в мистере Бердсли, – сказала я. – Он знает на кухне каждую ложку.

Она покапала сливок в свою овсяную кашу.

– Неприятно думать, что среди нас вор.

– Поосторожнее, юная мисс, – предупредила ее миссис Марден. – Мы должны ограничить себя; мистер Бердсли еще не пил кофе. А вам известно, что он любит кофе со сливками.

Сэди поставила сливочник.

– Да, мэм.

– Сейчас, когда разгорается война, мы все должны привыкнуть обходиться без той небольшой роскоши, к которой привыкли, – сказала миссис Диллоуэй.

– Именно так, – добавила миссис Марден. – Вчера в городе я говорила с одной кухаркой, и она сказала, что у них нет даже муки. О мелассе [16] и речи нет. К счастью для нас, у его светлости есть поставщик в Лондоне, но я слышала, что и на него мы не сможем долго рассчитывать. Все расходы сокращаются, и неважно, кто ты такой и с кем водишь знакомство. Запасы вот-вот иссякнут.

Сэди наклонилась ко мне и шепнула:

– Что ж тут удивляться, если кто-то ворует.

16

Меласса – кормовая патока, побочный продукт сахарного производства; сиропообразная жидкость темно-бурого цвета со специфическим запахом. (Прим. ред.)

Я вспомнила, как прошлой ночью видела мистера Хэмфри. Тот случай показался мне странным, особенно после разговора с миссис Марден о картошке.

– Сэди, – шепнула я, – а у мистера Хэмфри есть какие-нибудь дела в саду?

Она почесала в затылке.

– В саду? Что ему делать в саду? Он же шофер.

– Вот именно, – сказала я.

Глава 28. Эддисон

Шон шагнул ко мне с улыбкой, от которой у меня волосы встали дыбом.

– Ты думала, я забыл о тебе?

Нужно бежать.

Он продолжал улыбаться.

– Что, язык проглотила?

Я отступила на дюйм.

– И правда, – сказал Шон, – не надо говорить. Говорить буду я. Видишь ли, время в тюрьме – это время для размышлений. – Он уже был рядом, совсем рядом. – Я все время думал о том, что скажу тебе, когда тебя увижу. Что я сделаю. – Он сжал мне запястье. – Боже, да ты красотка! Сегодня утром я наблюдал, как ты одевалась. – Он кивнул. – Черт, девчонка что надо! Десять баллов. Одиннадцать. Но тебе надо подумать о покупке штор в спальню. Никогда не знаешь, кто за тобой может наблюдать.

Я отвела глаза от его рожи, от этой отвратительной кривой улыбки.

– Ты уже сказала ему? – спросил он, крепко сжимая мое запястье. – Рассказала, что ты сделала?

И я снова ощутила себя пятнадцатилетней девочкой. Испуганной. Затравленной. Мне было противно, что он смог низвести меня до такого состояния.

– Я задал тебе вопрос, Аманда, – сказал Шон, прищурив глаза, а его голос превратился в сердитое рычание.

Я услышала звук автомобиля на дороге и взмолилась, чтобы он свернул к поместью. Боже, пожалуйста! Пожалуйста, пусть это будет Рекс! Он позвонил утром и обещал приехать во второй половине дня. Шум мотора становился все громче, машина приближалась, но на повороте свернула. Мое сердце упало. И тут я вспомнила про ключи в кармане, которые оставил Рекс. Один был от входной двери, а другой от машины. Если я смогу вырваться, если буду действовать быстро и решительно, то смогу добежать до старого «Роллс-Ройса», припаркованного неподалеку. Он стоял перед фонтаном на круговой дорожке, всего несколько метров отделяло его от меня. Но смогу ли я до него добраться?

– Аманда! – повторил Шон, на этот раз более требовательно.

Он отпустил мое запястье и переместил руку на талию, и в этот момент я вырвалась.

– Не называй меня так! – крикнула я, мчась к машине.

Еще несколько шагов! Я слышала, как его ноги топчут гравий позади, словно в замедленном кино. Вот мне удалось открыть дверь и прыгнуть внутрь. Он схватился за ручку двери со стороны водителя в тот самый момент, когда я заблокировала замок. Я тут же наклонилась, чтобы заблокировать замок и с другой стороны. Трясущимися руками я возилась с ключом и выронила его, когда Шон урной ударил по окну. Оно покрылось изломанными трещинами, а в центре образовалась дыра размером с бейсбольный мяч. Как зверь, знающий, что добыча рядом, он просунул руку в эту дыру и стал выламывать края, но, поранив ладонь, выругался и убрал руку назад. Наконец я вставила ключ зажигания, завела двигатель и стартовала так быстро, что гравий из-под колес взлетел в воздух.

В зеркало заднего вида я видела, как Шон с криками бежит вслед, и прибавила газу.

Жаль, что у меня не было при себе мобильника, чтобы позвонить Рексу и в полицию. До города было всего десять миль. Я часто заморгала, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из моих глаз. Из старых динамиков радио донеслась тихая музыка, и я узнала битловскую «Good day, sunshine». Слова песни показались мне издевательством [17] . В этом дне не было ничего доброго, да и быть не могло. Слезы мешали смотреть на дорогу, и, вытирая глаза, я чуть не потеряла контроль над машиной. Я забыла про крутые повороты на этом участке дороги, и когда машину занесло влево, ухватилась за руль. Послышался скрежет металла, машина пробила тонкую защитную ограду и понеслась вниз по откосу.

17

В песне «Good day, sunshine» («Здравствуй, солнечный свет») поется о том, как все хорошо и гармонично в этом мире, когда сияет солнце.

Нет, нет, Боже, пожалуйста, нет-нет-нет…

Машина мчалась среди высокой травы и развесистых деревьев и в конце концов с глухим ударом врезалась в бугор; она завязла в темном лесном грунте. Из носа у меня потекла теплая кровь, оставляя едкий металлический привкус во рту. Где-то поодаль чирикала птичка, и ее чистая беззаботная песенка контрастировала с охватившим меня страхом. Нет, ничего не случилось. Я попыталась приподнять ноги, но они не двигались. Боль пронзила все мои члены. Нет, я не могу вот так умереть, одна, вдали от дома. Не найдет ли меня здесь Шон? А Рекс? Я моргала, как будто отщелкивая кадры своей жизни, только образы были бессвязными и беспорядочными: потрепанного вида кукла в розовом платьице; вязаные детские варежки с дырками; грядка с ярко-красными тюльпанами; улыбка Рекса; вертящийся на ветру ржавый флюгер.