Последняя ночь на Извилистой реке

— Не надо быть таким щепетильным. Клиент просит без каперсов, мы не спорим. Не хочешь винный соус, сдобри оливковым маслом и добавь лимона.

— Дэнни просит принести что-нибудь, что бы его удивило, — сказала Селест.

Она внимательно глядела на Тони. Слезы повара она видела не впервые, но до сих пор он плакал только во сне.

— Дэнни может не беспокоиться. Я его удивлю, — пообещал повар.

(«Хоть немножко улыбнулся», — подумала Селест.)

Мэй была болтливой пассажиркой. Крошка вела машину, кивая головой, но не всегда попадая в такт навязчивой музыке, что выплевывало радио. Мэй в это время читала вслух дорожные указатели, словно ребенок, недавно научившийся читать.

— Беллоуз-Фоллс, — сообщила она, когда минут пятнадцать назад они выехали на шоссе 91. — Неужели кто-то захочет жить в Беллоуз-Фоллс?

— Ты там бывала? — спросила подругу Крошка.

— Не-а. Название противное.

— Нам не названия надо смотреть, а искать место, где бы перекусить, — резонно заметила ей Крошка.

— Я не прочь чего-нибудь слопать, — призналась Мэй.

— Например?

— Полмедведя или целую корову, — захихикала Мэй.

Крошка тоже захихикала.

— Меня бы устроила и половина коровы, — сказала Крошка.

— Патни, — возвестила Мэй, прочитав очередной указатель.

— Что это за название, как ты думаешь? На индейское не похоже, — задумалась Крошка.

— Точно не индейское, — согласилась Мэй.

Вверх уходили три поворота на Браттлборо.

— А как насчет пиццы? — спросила Крошка.

В ответ Мэй почти правильно произнесла название городка.

— Вот это точно не индейское название, — заявила Крошка, и обе толстухи опять захихикали.

— Должна же быть в этом… Браттлборо какая-нибудь пиццерия, а? — задала риторический вопрос Мэй.

— Сейчас увидим, — сказала Крошка.

Первый поворот они проскочили, и она свернула во второй. Вскоре их машина уже катилась по Мейн-стрит.

— «Книжный подвал», — прочитала Мэй, когда они медленно ехали мимо книжного магазина.

У светофора они затормозили. Дальше улица шла вниз, и им отчетливо был виден кинотеатр «Лэтчис» с его афишей. Тетки поморщились: здесь шли прошлогодние фильмы с Сильвестром Сталлоне — «Рокки III» и «Первая кровь».

— А я эти фильмы уже видела, — похвасталась Крошка.

— Со мной, между прочим, — напомнила ей Мэй.

Крошка могла себе позволить глазеть на вывески и афиши, только когда машина стояла у светофора. Вести машину и одновременно крутить головой по сторонам она не умела. Если бы не Мэй — ее голодная пассажирка и усердная читательница указателей, вывесок и прочего, они бы проскочили «Авеллино». Мэй споткнулась на названии, но сумела выговорить остальное:

— Итальянская еда.

— Где? — спросила ее Крошка, потому что они уже проехали это место.

— Только что проехали. Остановись где-нибудь. Там точно было написано: «Итальянская еда».

Они встали на стоянке местного супермаркета, и только сейчас до Крошки дошло, какую водительскую оплошность она совершила.

— Теперь пешком потащимся, — пробрюзжала она Мэй.

Крошка и в лучшие годы не любила ходить пешком. А с недавних пор у нее на правой ноге разрослась косточка, из-за чего она прихрамывала. Ей вдруг вспомнился Стряпун с его хромотой. (Так что повар уже мелькал на задворках сознания этих двух старых задниц, а разговор про индейские названия напомнил им давние времена, когда они жили в Извилистом.)

— Я бы ради пиццы и милю прошла, — призналась подруге Мэй. — Нет, милю только ради двух.

— Таких, как когда-то Стряпун делал, — подхватила Крошка, не догадываясь, как они близки к желанной цели.

— А что? Вкусные ведь были! — воскликнула Мэй.

Они потащились назад, к «Лэтчису», и при переходе Мейн-стрит едва не угодили под машину, поскольку двигались вне зоны перехода. (Возможно, в Милане к пешеходам относились снисходительнее, чем в Браттлборо.) Крошка и Мэй погрозили жирными пальцами вслед удаляющемуся водителю.

— Ты случайно не помнишь, что такого Стряпун хотел добавить в тесто для пиццы? — спросила Крошка.

— Меду, — сказала Мэй, и они захихикали. — Но потом передумал, — добавила она.

— А я все думала, какая у него тайная добавка, — вспомнила Крошка.

— Никакой и не было. Врал нам, — пожала плечами Мэй.

Они остановились перед витриной «Авеллино», где Мэй, запинаясь, принялась читать ресторанное меню.

— Похоже, и впрямь итальянская еда, — решила Крошка.

Она тоже прочитала меню, но про себя.

— Гляди-ка, пицца двух сортов.

— Я выбираю пеперони, — заявила Мэй. — Грибами еще отравишься.

— Помню, у Стряпуна корочка пиццы была тоненькая. Потому я никак наесться не могла, — углубилась в воспоминания Крошка.

Они вошли в зал. За столиком сидела семья: родители и двое детей. Ребятня с аппетитом уплетала пиццу. За другим столиком, невдалеке от двери на кухню, сидел приятного вида мужчина лет сорока. Он что-то писал в обычном линованном блокноте, какими пользуются школьники и студенты. Разумеется, тетки не узнали Дэнни. В последний раз они видели его двенадцатилетним мальчишкой. Повар тогда был на десять лет моложе, чем Дэнни сейчас.

Дэнни мельком взглянул на вошедших и вновь вернулся с своим записям. Вряд ли он помнил, как выглядели Крошка и Мэй почти тридцать лет назад. Естественно, он не имел ни малейшего представления, кто эти пожилые толстые тетки, ввалившиеся в отцовский ресторан.

— Леди, вы только вдвоем? — спросила их Селест.

(Крошке и Мэй всегда льстило, когда к ним так обращались.)

Им предложили столик у окна, под старой черно-белой фотографией лесосплава в Браттлборо.

— Смотри, раньше и по Коннектикуту лес сплавляли, — сказала Мэй. — Лесопилки тут стояли, бумажные фабрики. Может, и ткацкие были.