Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди

— Что за блокноты?

— Александр любил графически оформлять свои мысли. Постоянно чертил таблицы, создавал всякие планы, говорил, что карандаш помогает ему размышлять. Нам нужно срочно сообщить эту информацию полиции! — запоздало, хлопнула я себя по лбу. А вдруг здесь были улики, и мы их испортили?

— Что кто-то похитил блокноты русского историка? — мужчины хмыкнул, и мои слова показались мне самой смешными.

— Я понимаю, это звучит странно. Но вдруг похищенные блокноты, пропавший ноутбук и смерть Александра как-то связаны?

— Я почти в этом уверен. Если протоколы по делу Анны Гельди существуют — они представляют собой очень большую ценность. А нелегальный рынок торговли подобными предметами куда как шире легального. Вопрос только в том, с кем еще успел связаться ваш коллега, помимо меня?

Все это Дэниэл говорил, деловито заглядывая под кровать, в стол. У меня же от его слов вспотели ладони. Одно дело — случайное убийство во время драки и другое, преднамеренное из-за мифических протоколов.

Я оставила этого странного торговца антиквариата ползать под тумбочками, а сама зашла в туалет. Первым делом я подключилась к вай фаю и вбила его имя в поисковике. Насчет имени и вида деятельности он не солгал. Тридцати трех лет отроду, Дэниэл Вольф работал в антикварном бизнесе всю свою жизнь. Бизнес был семейным, доставшимся от отца. Убедившись, что Дэниэл не сумасшедший маньяк, я заметно успокоилась.

А затем я заглянула за унитаз. Была у Сашки мерзопакостная привычка, из-за которой остальным сотрудникам пришлось стоять в очереди в туалет по часу. Именно там на Антонова нападало вдохновение и он мог упорно систематизировать свои мысли и прорабатывать план действий. Тонкий блокнот и правда оказался приложенным боком к плитке, поэтому не бросался в глаза. Я, недолго думая, засунула его под резинку штанов. Нет смысла сообщать о нем своему новому знакомому, пока что. Все-таки доверие нужно заслужить. Дэниэл вызывал у меня смешанные чувства, не выглядят историки как кинозвезды. По крайней мере российские историки. А здесь будто персонаж из Джеймса Бонда решил заняться антиквариатом.

Я вышла, Вольф же ожидал меня и держал пакет с Сашкиными книгами в одной руке, а в другой с личными вещами.

— Зубную щетку и одежду, думаю, можно оставить тут. Я довезу вас до гостиницы. — Это не было предложением, мужчина ставил меня перед фактом. Отказываться было глупо, я не донесу все это сама.

Мы вышли из гостиницы, девушка, смешащая к столикам на этот раз с ароматными колбасками, попрощалась с нами и пожелала хорошего дня. Солнце стояло в зените, его лучи падали на молодую зеленую травку стелющуюся мягким ковром вниз под горку, играли в небольшом ручейке, текущем откуда-то с вершины горы.

Мою сумку и вещи Сашки Дэниэл уложил в багажник. Я села на переднее сиденье и пристегнулась. Паранойя запоздала подняла свою мерзкую голову, фантазия начала рисовать сцены нападения и даже попытки изнасилования, но я сделала несколько глубоких вздохов и успокоилась. Не столь я значительная персона, чтобы красавчику на Порше нападать на меня, а если дело дойдет до изнасилования, так скорее встает вопрос, кто еще на кого набросится.

Мы ехали в молчании, но я не смогла сдержать восторга, увидев пасущихся коров с огромными звенящими колокольчиками на шеях.

— Зачем у них эти колокольчики? — спросила я, рассматривая рогатых красавиц всех оттенков бежевого. Огромные колокола, что раскачивались на их шеях создавали удивительный звон, будто находишься в церкви.

— Они очень бодливые.

Я продолжала наслаждаться видами и ветром в волосах.

— Какие же они потрясающие!

— Первый раз вижу, чтобы кто-то так восхищался коровами, — усмехнулся он и свернул с горной дороги в сторону небольшой деревушки.

— У моего дедушки была ферма, он держал нескольких. Но они были темнее, в пятнах. А эти как карамельки, — окрас у животных был бежевый, в спокойных карих глазах сквозило умиротворение. Чтобы не казаться странной из-за своих восторгов животным миром, я спросила — Какой именно антиквариат вы продаете?

— Итальянскую мебель, немецкую посуду, предметы быта хорошо уходят после реставрации. Но мой самый любимый товар — это книги, — Он круто повернул и я завалилась в бок.

— Почему книги? — я рассчитывала услышать увлекательную историю, но Дэниэл оказался не романтичен.

— Удобны в транспортировке, хранении. Хорошо продаются. Как давно вы работаете в этой компании по сбору информации? Прошу простить, я забыл название.

– “Древо жизни” — название не самое удачное, — рассмеялась я. — Три года. Устроилась сразу после выпуска из института.

— Почему именно эта работа? — деревушка сменилась полями, на которых стояли ветряные мельницы, медленно шевелящие лопастями в летний знойный день.

— Каждый должен заниматься тем, что у него получается. Я умею искать информацию и не считаю это скучным занятием. Мне нравится узнавать новое и все-время развиваться. Почему антиквариат? — спросила я его, во-первых, не вежливо сообщать человеку, что ты его гуглил, во-вторых, было интересно, что он ответит.

— Это дело начал мой отец. Он любит нумизматику, поэтому бизнес развивался в ином ключе. Когда он понял, что больше не может управлять делом, я принял его.

— Но вы больше не занимаетесь монетами.

— Не испытываю к ним симпатии. И хотелось внести что-то свое. — Ответил он сухо. Видимо они с отцом неоднократно спорили из-за его решения сменить курс бизнеса. Есть вопросы, которые лучше не стоит задавать.

— Расскажите мне об этих протоколах. Я натыкалась на информацию о том, что они могут существовать, но не придавала ей значения.

— Около трех лет назад мне в руки попала копия первого акта протокола дела Анны Гельди. Она пришла мне письмом без обратного адреса, кто-то просто засунул его в мой почтовый ящик. Отправивший его хотел узнать возможную стоимость всего документа. Я объяснил, что для оценки мне необходим оригинал, но даже первая страница повергла меня в шок, я не мог помыслить, что протоколы существуют, и в таком виде.

— Что вы имеете ввиду?

— Вы знакомы с трактатом под названием “Молот Ведьм”?

— Написанным в конце пятнадцатого века Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером? Трактатом, в котором описывается, как опознавать и допрашивать обвиненных в ведовстве?

Еще бы я не знала. Мне приходилось пересдавать историю Европы дважды, у нас с преподавателем возникла взаимная антипатия, зато я выучила этот предмет на всю жизнь. Вольф был приятно удивлен.

— Текст на странице представлял собой своеобразную компиляцию из этого трактата, написанную на немецком языке.

— Над вами не мог пошутить кто-нибудь? Или отправить фальшивку?

— Я тоже в начале так подумал. Ведь приговор Анне Гельди звучал, как приговор за отравление, а не за ведовство. Да и посудите сами, трактату на тот момент было более двухсот лет, по Европе шла эпоха Просвещения, немыслимо даже предположить, что Молот Ведьм использовался в деле Анны Гельди. Однако затем я наткнулся на интересное письмо-обвинение судье по этому делу за то, что он цитирую: “осуществил судебное убийство и более того, прибегнул к использованию средневековых методов по пособию двух палачей-инквизиторов ”. Письмо было написано спустя год после вынесения приговора, а, значит, копии протоколов сохранились, а не были уничтожены, как мы сегодня считаем. Вот только встает закономерный вопрос, где они могут храниться?